И я прилежно учился, часто забывая даже поесть, и отходил от книги только тогда, когда уже совсем темнело и глаза начинали болеть от напряжения. Я перечитал все книги, какие только обнаружил в доме Абу Бакра. И это были труды не только арабских мыслителей, но и переводы книг и свитков, привезенных из дальних стран. Но несмотря на прилежание, в силу своего возраста я не мог упорядочить полученные знания, и они оставались в памяти лишь обрывками сведений. Многое я просто не мог понять, но за разъяснениями ни к кому не обращался из страха быть уличенным. В чем? Не знаю, но думалось мне, что я делаю что-то не совсем правильное. Но пусть Аллах простит меня за это, ведь он сам определил время труда и время отдыха. А каждый отдыхает так, как ему больше нравится. Но иногда силы покидали меня, и тогда я просто замирал, невидящими глазами глядя в пространство. Помню, что в тот период я плохо спал, и между сном и явью меня посещали таинственные видения. А потом Пророк покинул наш мир, и Медина для меня опустела. Если я еще надеялся когда-то увидеть его, то теперь моим надеждам пришел конец.

Абу Бакр был назначен халифом. И это он объявил по всей Медине трехдневный траур в соответствии с поучениями Пророка. И велел соблюдать приличия – не рыдать в голос, не рвать на себе одежды, потому что это – обычай неверных. В доме тоже был объявлен траур, запрещены любые работы. И чтобы домочадцы не совершили харам[6], и не поддались чувствам, решено было собрать всех вместе в комнате муаллима и вспоминать Пророка с радостью. Три дня учитель толковал суры[7], рассказывал хадисы и притчи. И вспоминал то, что довелось ему пережить вместе с Пророком. Это были спокойные дни, слегка окрашенные печалью. Но и в печали, как повелел Посланник Аллаха, люди должны обретать радость.

До сих пор я помню рассказ учителя о том, как Пророк произнес свою первую проповедь. Это случилось за три года до Хиджры. История не стала хадисом, хотя мы знаем содержание этой первой пятничной проповеди, но в записях не осталось рассказа о том, как это произошло.

Абу Бакр рассказал ее просто как ближайший друг и обычный человек. В тот день он решил зайти в гости к Мухаммаду, и почти возле его дома заметил большое скопление людей.

«Там были люди всех возрастов – и старцы, и дети. Я увидел в центре толпы Мухаммада, он был одет в чистую белую одежду, которую с недавних пор носил только по пятницам. Он всегда утверждал, что Аллах любит белый цвет. Поэтому на фоне разномастной толпы он сильно выделялся, и взгляд любого невольно обращался к нему. Я заметил, что его огромные глаза обращены к небу, и правая рука его тоже поднята в верх и словно бы указывает на что-то невидимое человеческому взору. Он громко говорил, то возвышая голос, то понижая его. И не обращал никакого внимания на тех, кто смеялся над его словами или кричал что-то непристойное. А таких было немало. Но были и те, кто внимательно слушал, впитывая каждое слово.

Когда я пригляделся внимательнее, то понял, что Пророк пребывает в каком-то другом мире. Такое с ним случалось во время тех откровений, которые он получал. В эти моменты он словно исчезал от всего сущего и беседовал с ангелами. В эти минуты он никого не узнавал и странным образом преображался. Так было и в этот раз. Но всегда, где бы такое состояние его не настигало, рядом находился кто-то из своих. Чаще всего Хадиджа, которая в эти минуты охраняла его от любой опасности и лихих людей. Только на ее голос он мог отозваться и только ее руку почувствовать в своей.

Но сейчас он был совершенно один. И, испугавшись за его жизнь, я направился к дому, чтобы привести кого-то из близких.

Калитка была приоткрыта, и войдя, я сразу же увидел Хадиджу, которая во дворе пекла тонкие лепешки. Перед ней стоял над углями перевернутый казан, а темные натруженные руки присыпаны мукой.

– Эй, Хадиджа, – крикнул я, от волнения позабыв обычное приветствие. – Твой муж на улице смущает народ. Он что – решил стать факиром?

Хадиджа подняла на меня глаза и произнесла:

– Ас-саляму алейкум!

– Ва алейкум ас-салям! – ответил я, не обратив внимания на то, что первым должен здороваться вошедший. Мне было не до того.

– Что с моим мужем? – спросила она, не выказав ни малейшего волнения. – Где он?

– Возле дома. Но я боюсь за него.

Она предложила мне присесть, указав на глинобитное возвышение, застеленное ковром.

– Но, Мухаммад… – начал было я.

– Он сейчас вернется, – ответила она безмятежно.

И, действительно, через какое-то время скрипнула калитка.

– Аба Бакр! – радостно вскричал Мухаммад.

Он был необычайно оживлен. Огромные глаза сияли, он постоянно шутил и громко смеялся.

На голос отца из дома выбежала Фатима. Он подхватил ее, подбросил вверх и усадил рядом с собой. Хадиджа невозмутимо продолжала печь лепешки к обеду. И тогда я решился спросить Посланника Аллаха о его публичной проповеди. Ведь до сих пор он проповедовал только для своих, и никогда не пытался обратить в ислам посторонних.

Мухаммад ответил незамедлительно и открыто:

– Дело в том, друг мой, что я теперь – истинный пророк. Было мне сегодня ночью видение. Привиделось мне, что лежу я во дворе мечети, прислонившись спиной к Каабе. И вдруг появляется передо мной Джибриль. А потом я вскочил на Бурака…

– Ты купил лошадь? – удивился я.

Мухаммад опять рассмеялся.

– Его привел Джибриль. И мы полетели в Иерусалим.

– Полетели?

– Да, у него есть крылья – два крыла. Ведь Иерусалим далеко, а нужно было успеть до утра. И там Джибриль провел меня через семь небес. Я встретил пророков Адама, Ису, Ибрахима, Мусу, Яхью, Харуна, Юсуфа, Идриса и провел с ними общую молитву. Я руководил этой молитвой. И сказали мне, что я буду последним пророком на земле и так пророчество закончится.

– А что было потом?

– Потом передо мной снова появился Джибриль. И были у него в руках две чаши – одна с молоком, а вторая с вином. Я выбрал молоко и снова вознесся на небеса, где ангелы вынули мое сердце и омыли его, сделав чистым на веки веков.

Эту историю я потом слышал много раз, и Пророк никогда не менял в ней ни слова, но люди все равно не верили ему. И тогда я решил проверить его правдивость и попросил описать мне Иерусалим, потому что я уже там бывал. Он описал все в точности. Я сказал: «Ты говоришь верно. Я свидетельствую, что ты – Посланник Аллаха». И с тех пор всегда свидетельствовал, что Пророк говорит правду. И за это мне присвоили имя Аль-Сиддик, что означает «правдивейший».

Абу Бакр умолк, словно вновь переживая все, что случилось. А потом вдруг обратился ко мне:

– Нурислам, помнишь ли ты первый аят[8] семнадцатой суры?

Я взволнованно вскочил и, боясь ошибиться при таком скоплении людей, медленно произнес, четко выделяя каждое слово:

– Восславим Аллаха и превознесем Его величие, отвергая от Него все, что не подобает Ему! Это – Он, кто содействовал рабу Своему Мухаммаду совершить путешествие из Неприкосновенной мечети в Мекке в мечеть "отдаленнейшую" в Иерусалиме, где Мы даровали благословенный удел жителям ее окрестностей, чтобы показать ему путем Наших знамений, что Бог один и Он Всемогущ. Поистине, Аллах Единый – Всеслышащий и Всевидящий!

Это было восхваление Бурака. Коня или мула с крыльями, который принял немалое участие в том ночном путешествии Пророка. Потому что истинный мусульманин знает, что к Аллаху обращены все – люди, животные, солнце, небо, растения. Все, что живет и произрастает, все, что есть и будет во веки веков. Ведь даже маленький воробей, обиженный человеком, может воззвать к Аллаху и просить у него помощи. «Все животные на земле и птицы, летающие на двух крыльях, – всего лишь подобные вам сообщества».

Мухаммада похоронили в «комнате Аиши» – пристройке в задней части мечети Ан-Набави. С тех пор это помещение стали называть Худжра ас-Саада – «Комната счастья». Потому что каждый, кто посещал прах Пророка, испытывал счастье, а не скорбь.