Также говорят: то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Вроде бы после пережитого она должна была закалиться как сталь и уж точно не реагировать так на нелепицу, что написали о ней в газете. Но, нет. Перед глазами вставали строки прочитанного на нескольких сайтах новостей и комментарии пользователей. Как люди могут быть такими жестокими? Они ведь даже не знают её, и уж тем более всей правды.

Было еще кое-что, причинявшее Энди острую боль и вызывающее слезы. Это сообщения, что она получила во всех соцсетях от своих одногруппников и других студентов MIT. А так же личные сообщения, пришедшие на почту и на телефон, который сейчас отключенным лежал на кровати.

Самое безобидное слово, которое было во всех этих сообщениях, это «шлюха». И каждое гневное сообщение ощущалось физической болью, будто её закидали камнями на площади, как было в древности.

Буквально вчера ей писали теплые сообщения с поддержкой, а теперь поливают помоями, втаптывают в грязь её имя, и за что? За то, что она встречается с профессором университета, в котором учится?! Она не какая-то преступница! Она не совершила ничего противозаконного или ужасного, как тот же Фокс, нет! Она не сделала никому ничего плохого, за что они так ненавидят её?

Мэй, Стив, Диего и даже Сьюзан звонили ей несколько раз, но она не брала трубку. В итоге она выключила телефон, потому что видеть эти сообщения больше не было сил. Она чувствовала себя так, будто её разорвали на тысячи мелких кусочков.

— Ну что, стоит ли Гейл таких страданий? — шепнул мерзкий голос.

Девушка вздрогнула и обернулась по сторонам, разыскивая источник звука, но в палате никого, кроме нее, не было; Патрик сидел снаружи и караулил её от репортёров, которые приехали сюда, чтобы взять у неё интервью. Да и Энди была рада побыть одной. Наедине со своим унижением.

«Может мне почудилось?» — подумала она, чувствуя, как кожа покрылась стаей мурашек. Она ведь отчетливо слышала голос, будто говоривший был совсем рядом.

Внезапно раздался стук в дверь, отчего девушка непроизвольно дёрнулась от испуга. Её нервы совсем расстроились. Не успела она ответить, как дверь открылась и на пороге показался Эрик.

— Энди, — Он быстро прошел внутрь, откидывая свой портфель в сторону вместе с пальто. Мгновение, и она ощутила прикосновение потрескавшихся холодных губ на своей щеке и прикрыла глаза, сглатывая ком в горле.

— Мне так жаль, что это произошло, — пробормотал он, садясь на корточки напротив неё и беря её за руку. — Прости меня, пожалуйста.

— Ты ни в чем не виноват, — прохрипела она, а затем тут же замолчала, не узнав собственный голос.

— Я должен был уберечь тебя от всего этого, — грустно сказал он, погладив тыльную сторону ладони большим пальцем.

«Но не уберёг» — произнес тот же голос, что она слышала до этого. И вот тут Андреа по-настоящему испугалась. Она посмотрела по сторонам, а затем на Эрика, что с беспокойством разглядывал её лицо.

— Ты не слышал? — осторожно спросила она, замечая как он слегка нахмурился.

— Что?

— Неважно. Мне показалось, — она сжала его ладонь.

***

4 ноября, 08.30 p.m, Вашингтон, Округ Колумбия.

Голова болела так, будто по ней проехал Восточный экспресс в обе стороны пути. Лилиан устало потерла висок, в надежде, что это как-то облегчит боль, но нет.

«Наверное, нужно сделать перерыв», — подумала сенатор и, сняв очки для чтения, облокотилась на спинку офисного кресла, прикрывая глаза.

С самого утра она пытается разгрести тонну дерьма, что оставил ей Фокс после своей смерти.

Рано утром, когда она собиралась в Конгресс, ей позвонил Питер Клайн и тут же рассказал о том, что произошло.

Абсурдная история в какой-то жалкой газетенке побудила цепную реакцию. Отменив все свои дела, Лилиан закрылась в своем домашнем кабинете и, найдя свой ежедневник с номерами телефонов, принялась звонить всем, кто мог помочь ей уладить этот скандал. Всем знакомым знакомых, кто мог знать владельцев Бостонских газет и их главных редакторов. Она не верила в электронную почту, да и дело было слишком щекотливым, чтобы просто прислать письмо, которое могли проигнорировать. Но не звонок от сенатора США.

Она уже имела разговор с Рафаэлем Реифом, президентом MIT, с которым была знакома лично, и попросила его замять историю сына и его девушки. Ох, и долго же его пришлось уговаривать, но, в итоге, он пообещал, что ни Эрик ни Андреа не покинут стен университета, правда, девушку лишат стипендии на обучение, да и вернуться она сможет лишь через год, пока всё утрясётся и студенты подзабудут этот скандал.

Сенатора это вполне удовлетворило. Она дала задание детективу Сивер организовать какой-нибудь благотворительный фонд, куда можно было незаметно перевести деньги, которые девочка могла бы использовать на оплату учёбы. Ни она, ни Эрик не должны были узнать происхождение этих денег, так же, как не узнать о том, что она лично попросила доктора Бергмана заняться девушкой.

Единственное, что огорчало сенатора, это то, что её сын в итоге никогда не станет во главе фирмы.

Лилиан вздохнула.

«Что ж», — думала она, — «За всё приходится платить. Но могло быть и хуже».

Но на самом деле, сколько бы женщина не утешала себя тем, что она сделала всё что могла, её не отпускало тяжелое чувство необратимости.

Можно ли было этого всего избежать? Что было, если бы она не стала говорить с девушкой?

Она уже убедилась, что Андреа была невиновна, и что она тоже жертва мерзкой игры Фокса, который теперь уже, наверно, жарился в Аду с чертями.

Если она была уверенна в этом тогда, можно было ли этого избежать?

32

Сенатор тяжело вздохнула. Она прекрасно знала, как опасны такие мысли, но ничего не могла с собой поделать. Материнское сердце выло, хоть она и считала, что сделала всё возможное, чтобы уберечь своего ребенка от беды. Но у неё ничего не получилось, Лилиан не могла перестать думать: из-за кого? Из-за Фокса, который оказался тем еще психопатом, или из-за её собственных действий?

Женщина нажала на кнопку внутренней связи. В динамике стационарного телефона послышались гудки. Спустя несколько долгих мгновений, трубку подняли:

— Да, госпожа Гордон?

— Дженни, пожалуйста, принесите ко мне в кабинет аспирин и стакан воды. Благодарю. — не дав домработнице ответить, она отключилась.

Спустя пять минут в дверь постучали. В кабинет вошла её домработница, сенатор сделала движение рукой куда поставить обезболивающее и воду.

Потянувшись за спасительной пилюлей, Лилиан услышала, что где-то на столе, в куче бумаг, вибрирует её личный мобильник. Сердце женщины радостно подпрыгнуло — может это Эрик?

Но спустя несколько мгновений звук прекратился. Она принялась лихорадочно сметать все бумаги на пол, чтобы уже найти этот чертов телефон. Как только он упал в её поле зрения, сенатор схватила сотовый, на ходу разблокировав его. Увидев имя звонившего, она замерла, а затем медленно опустилась обратно в кожаное кресло, не сводя глаз с экрана телефона.

***

4 ноября, 11.34 p.m, Бостонский Медицинский центр

Энди лежала в своей кровати и глядела в потолок, что освещал прикроватный ночник. Страшно хотелось перевернуться на бок и свернуться калачиком, но это было невозможно. Ей было еще слишком больно лежать на прооперированном бедре, а на другой, «здоровой» стороне, мешал аппарат Илизарова.

Сейчас девушка чувствовала себя как никогда жалкой. Она даже не могла лечь на бок, как ей хотелось. Её тело ей больше не подчинялось.

От осознания собственной никчёмности к горлу подступил горький ком. От свинцовой тяжести, надавившей на грудь, стало трудно дышать. Андреа заставила себя протяжно выдохнуть, чтобы не разреветься, и тем самым не разбудить Эрика, что спал рядом в кресле-кровати. Она украдкой взглянула на спящего мужчину.

Его голова упала на грудь, а волосы закрывали лицо, но открывали кончики оттопыренных ушей. Смотрелось так мило, что на секунду она улыбнулась, позабыв о всех горестях. Но это было лишь на миг.