Думаю, мы можем сказать, что в данном случае Фрейд нарушил свои собственные нормы, причем самым противоречивым образом: он принимает в качестве поворотного пункта бреда то, что отвергал в своей общей концепции, а именно, ставит гомосексуальную тему в зависимость от идеи величия (я буду считать, что мои читатели знакомы с его текстом).

Неудача кроется в необходимости, то есть в том, что Фрейд еще не сформулировал то, что должно было стать "О нарциссизме: введение".

8. Несомненно, если бы три года спустя (1911-14) он не понял истинную причину разворота позиции возмущения, впервые поднятой в лице субъекта идеей Entmannung: именно потому, что в промежутке субъект умер.

Так, по крайней мере, утверждали голоса, всегда информированные из верных источников и всегда надежные в своей информационной службе, после события, указав дату и название газеты, в которой появилось объявление в списке последних смертей (S. 81-VII).

Лично я могу довольствоваться доказательствами, предоставленными медицинскими справками, которые в нужный момент дают нам картину погружения пациента в кататонический ступор.

Как обычно, его воспоминания об этом периоде весьма изобильны. Так, мы знаем, что, изменяя обычай, по которому человек уходит из этой жизни ногами вперед, наш пациент, чтобы пересечь ее только транзитом, был рад держать свои ноги вне ее, то есть высунуться из окна под тенденциозным предлогом подышать свежим воздухом (S. 172-XII), тем самым, возможно, возобновляя (оставим это на усмотрение тех, кому здесь будет интересно только его воображаемое проявление) представление своего рождения.

Но это не та карьера, за которую берутся в возрасте пятидесяти лет, не испытывая при этом чувства непривычности. Отсюда и верный портрет, который дали ему голоса, я бы сказал, летописцы, изображающие его как "прокаженный труп, ведущий к другому прокаженному трупу" (S. 92-VII), - блестящее описание, надо признать, идентичности, сведенной к конфронтации со своим психическим двойником, но которое, кроме того, делает патентным регресс субъекта - топографический, а не генетический регресс - к стадии зеркала, даже если отношения с зеркальным другим сведены к его фатальному аспекту.

Это было также время, когда его тело было просто собранием колоний чужих "нервов", своего рода отстойником для фрагментов, оторванных от личностей его преследователей (S. XIV).

Связь всего этого с гомосексуальностью, которая, безусловно, проявляется в бреде, как мне кажется, требует более совершенного регулирования использования этой ссылки в теории.

Это представляет большой интерес, поскольку несомненно, что использование этого термина в интерпретации может нанести серьезный ущерб, если он не будет освещен символическими отношениями, которые, я бы сказал, являются здесь определяющими.

9. Я считаю, что эта символическая детерминация проявляется в форме, в которой восстанавливается структура воображения. На этой стадии воображаемая структура представляет собой два аспекта, которые выделял сам Фрейд.

Первый - это транссексуальная практика, ни в коей мере не заслуживающая сравнения с "извращением", черты которой проявились в бесчисленных случаях впоследствии.

Кроме того, я должен указать, каким образом обрисованная здесь структура может пролить свет на странную настойчивость, проявленную субъектами этих случаев в получении разрешения, даже, можно сказать, сотрудничества, от своего отца для выполнения своих более радикально исправляющих требований.

В любом случае, мы видим, как наш субъект предается эротическому занятию, которое, как он подчеркивает, строго предназначено для одиночества, но удовлетворение от которого он, тем не менее, признает. Это те, которые дает ему его изображение в зеркале, когда, одетый в безделушки женского платья, ничто, по его словам, в верхней части его тела, не кажется ему неспособным убедить любого возможного любовника женского бюста (S. 280-XXI).

С этим мы должны связать, как я полагаю, развитие, якобы эндосоматического восприятия, так называемых нервов женского удовольствия в его собственной коже, то есть в тех областях, в которых они, как предполагается, являются эрогенными у женщин.

Одно замечание, а именно, что если постоянно заниматься созерцанием женского образа и никогда не отрывать свои мысли от поддержки чего-то женского, то божественное наслаждение будет тем более исполнено, отвлекает нас от другого аспекта либидинальных фантазий.

Этот аспект связывает феминизацию субъекта с координатой божественного совокупления.

Фрейд очень четко видел в этом элемент дебилизации, когда подчеркивал, что связывает "душевное наслаждение" ("volupté d'âme") (Seelenwollust), которое входит в него, с "блаженством" (béatitude) (Seligkeit), в том смысле, в каком это состояние души после смерти (abschiedenen Wesen).

То, что удовольствие, отныне рассматриваемое как блаженство, должно стать блаженством души, действительно является важнейшим поворотным пунктом, в котором Фрейд, следует отметить, подчеркивает лингвистическую мотивацию, когда предполагает, что история языка может пролить на него свет.

Это просто ошибка в том измерении, в котором буква проявляется в бессознательном и которое, в соответствии с ее собственным агентством как буквы, гораздо менее этимологично (или диахронично, если быть точным), чем гомофонично (синхронично). Действительно, в немецком языке нет ничего, что позволило бы нам связатьselig и Seele, или блаженство, переносящее влюбленных на "небеса", хотя именно на это ссылается Фрейд, цитируя арию из "Дон Жуана", и именно это обещано "блаженным" душам на небесах. Мертвые являются selig в немецком языке только в силу заимствования из латыни и потому, что латинская фраза beatae memoriae ("блаженной памяти") переводится как seliger Gedächtnis. Их Seelen имеет больше отношения к озерам (Seen), в которых они какое-то время жили, чем к блаженству. Бессознательное, однако, в большей степени связано с означающим, чем с означаемым, и фраза "feu mon père" ("мой покойный отец") может означать, с точки зрения бессознательного, что мой отец был Божьим огнем ("le feu de Dieu") или даже что я приказываю его застрелить ("Огонь!").

Но если отвлечься от этого, то остается, что мы находимся здесь, за пределами мира, который очень хорошо приспосабливается к бесконечной отсрочке реализации своей цели.

Конечно, когда Шребер завершит свое превращение в женщину, произойдет акт божественного оплодотворения, в который, разумеется, Бог не мог посвятить себя в неясном прохождении через органы (S. 3-Introd.). (Мы не должны забывать об отвращении Бога к живому существу). Поэтому именно благодаря духовной операции Шребер почувствует, как в нем пробуждается эмбриональный зародыш, толчки которого он уже ощутил на ранних стадиях своей болезни.

Несомненно, новая духовная человечность шреберовских существ будет полностью зарождаться через его чресла, чтобы возродить развращенное, обреченное человечество нынешнего века. Это действительно своего рода искупление, поскольку заблуждение было каталогизировано таким образом, но это искупление, направленное только на существо будущего, поскольку существо настоящего поражено упадком, соотносимым с захватом божественных лучей наслаждением, которое приковывает их к Шреберу (S. 51-2-V).

В этом проявляется измерение миража, которое еще больше подчеркивается неопределенностью времени, на которое приостановлено обещание искупления, и глубоко обусловлено отсутствием посредничества, о котором свидетельствует фантазия. Ибо можно увидеть, что она пародирует ситуацию пары окончательно выживших, которые после какой-нибудь человеческой катастрофы увидели бы себя, обладающих способностью заселить землю, столкнувшимися с тем элементом тотальности, который несет в себе акт воспроизводства животных.

И здесь под знаком существа можно поставить точку, в которой линия разделяется на две ветви - нарциссического удовольствия и идеальной идентификации. Но это в том смысле, что ее образ - это ловушка воображаемого захвата, в которой каждая из них укоренена. И там же линия движется вокруг дыры, точнее, дыры, в которой "душегубство" устанавливает смерть.