Мы допустим, чтобы острота нашего опыта притупилась, если будем обманывать себя, а то и своих пациентов, веря в некую предустановленную гармонию, которая освободит субъекта от агрессивной индукции социального конформизма, ставшего возможным благодаря уменьшению симптомов.
А теоретики Средневековья демонстрировали другой тип проникновения, при котором проблема любви обсуждалась в терминах двух полюсов - "физической" теории и "экстатической" теории, каждая из которых предполагала повторное поглощение человеческого "я", будь то путем реинтеграции в универсальное благо или путем излияния субъекта в объект, лишенный альтерации.
Этот нарциссический момент в субъекте можно обнаружить во всех генетических фазах индивида, во всех степенях человеческих свершений в нем, на ранней стадии, когда он должен принять либидинальную фрустрацию, и на поздней стадии, когда он преодолевается в нормативной сублимации.
Эта концепция позволяет нам понять агрессивность, связанную с эффектами любого регресса, любого задержанного развития, любого отказа от типичного развития в субъекте, особенно в плоскости сексуальной реализации, и более конкретно с каждой из больших фаз, которые либидинальные трансформации определяют в человеческой жизни, решающая функция которых была продемонстрирована анализом: отлучение от груди, эдипова стадия, пубертат, зрелость, или материнство, даже климакс. И я часто говорил, что акцент, который поначалу делался в психоаналитической теории на агрессивном разворачивании Эдипова конфликта на собственном Я субъекта, объясняется тем, что последствия комплекса сначала воспринимались в неудачах по его разрешению.
Нет необходимости подчеркивать, что последовательная теория нарциссической фазы проясняет факт амбивалентности, свойственной "парциальным влечениям" скоптофилии, садомазохизма и гомосексуальности, а также стереотипный, церемониальный формализм проявляемой в них агрессивности: Мы имеем дело с часто очень мало "осознаваемым" аспектом постижения других в практике некоторых из этих перверсий, с их субъективной ценностью, в действительности сильно отличающейся от той, которая придается им в экзистенциальных реконструкциях, пусть и поразительных, Сартра.
Хочу также мимоходом отметить, что решающая функция, которую мы приписываем имаго собственного тела в определении нарциссической фазы, позволяет нам понять клиническую связь между врожденными аномалиями функциональной латерализации (леворукость) и всеми формами инверсии сексуальной и культурной нормализации. Это напоминает о роли, приписываемой гимнастике в "красивом и хорошем" идеале воспитания у древних греков, и подводит нас к социальному тезису, которым я закончу.
Диссертация V
Такое представление об агрессивности как одной из интенциональных координат человеческого "я", особенно относительно категории пространства, позволяет понять ее роль в современных неврозах и "недовольствах" цивилизации.
Все, что я хочу здесь сделать, - это открыть перспективу для вердиктов, которые позволяет нам вынести наш опыт в современном общественном устройстве. О преобладании агрессивности в нашей цивилизации достаточно говорит уже тот факт, что в "нормальной" морали ее обычно путают с добродетелью силы. Понимаемая, и вполне справедливо, как значимость развития эго, ее использование считается необходимым в обществе и настолько широко распространено в моральной практике, что для того, чтобы оценить ее культурную особенность, необходимо вникнуть в действенный смысл и достоинства такой практики, как ян, в общественной и частной морали китайцев.
Если бы это было необходимо, престиж идеи борьбы за жизнь был бы достаточно подтвержден успехом теории, которая могла бы заставить наше мышление принять отбор, основанный только на завоевании животным пространства, в качестве достоверного объяснения развития жизни. В самом деле, успех Дарвина, похоже, объясняется тем, что он спроецировал хищничество викторианского общества и экономическую эйфорию, которая санкционировала социальное опустошение, инициированное этим обществом в планетарном масштабе, и тем, что оно оправдало свое хищничество образом laissez-faire сильнейших хищников в конкуренции за их естественную добычу.
Однако еще до Дарвина Гегель дал окончательную теорию надлежащей функции агрессивности в человеческой онтологии, казалось, предсказав железный закон нашего времени. Из конфликта господина и раба он вывел весь субъективный и объективный прогресс нашей истории, открыв в этих кризисах синтезы, которые можно найти в высших формах статуса человека на Западе, от стоика до христианина и даже до будущего гражданина Вселенского государства.
Здесь природный индивид рассматривается как небытие, поскольку человеческий субъект - это небытие, по сути, перед абсолютным Хозяином, который дается ему в смерти. Удовлетворение человеческого желания возможно только при опосредовании желанием и трудом другого. Если в конфликте господина и раба речь идет о признании человека человеком, то он также провозглашается на основе радикального отрицания естественных ценностей, будь то выраженная в стерильной тирании господина или в производительной тирании труда.
Мы все знаем, какую арматуру эта глубокая доктрина дала конструктивному спартакизму рабов, воссозданному варварством дарвиновского века.
Релятивизация нашей социологии путем научного сбора культурных форм, которые мы уничтожаем в мире, а также анализы, носящие подлинно психоаналитические черты, в которых мудрость Платона показывает нам диалектику, общую для страстей души и города, могут прояснить нам причину этого варварства. Мы сталкиваемся, если использовать жаргон, соответствующий нашим подходам к субъективным потребностям человека, с растущим отсутствием всех тех насыщений идеала суперэго и эго, которые реализуются во всевозможных органических формах в традиционных обществах, формах, простирающихся от ритуалов повседневной близости до периодических праздников, в которых проявляет себя община. Мы больше не знаем их, кроме как в их наиболее очевидных деградирующих аспектах. Более того, отменяя космическую полярность мужского и женского начал, наше общество переживает все психологические эффекты, свойственные современному явлению, известному как "битва полов", - огромное сообщество таких эффектов, находящееся на пределе между "демократической" анархией страстей и их отчаянным нивелированием "большим крылатым шершнем" нарциссической тирании.Очевидно, что продвижение эго сегодня кульминирует, в соответствии с утилитарной концепцией человека, которая его укрепляет, ввсе более продвинутой реализации человека как индивидуума, то есть в изоляции души, все более схожей с ее изначальной заброшенностью.
Коррелятивно, похоже, по причинам, я имею в виду, историческая обусловленность которых опирается на необходимость, которую позволяют осознать некоторые из наших озабоченностей, мы вовлечены в техническое предприятие видового масштаба: проблема заключается в том, чтобы узнать, найдет ли конфликт между хозяином и рабом свое разрешение на службе у машины, для которой психотехника, уже доказавшая свою богатую возможность все более точного применения, будет использоваться для обеспечения пилотов космических капсул и диспетчеров космических станций.
Представление о роли пространственной симметрии в нарциссической структуре человека необходимо для создания основ психологического анализа пространства - однако здесь я могу сделать не больше, чем просто указать место такого анализа. Допустим, психология животных показала нам, что отношение индивида к определенному пространственному полю у некоторых видов отображается социально, причем таким образом, что оно возводится в категорию субъективного членства. Я бы сказал, что именно субъективная возможность зеркальной проекции такого поля на поле другого придает человеческому пространству его изначально "геометрическую" структуру, структуру, которую я с удовольствием назвал бы калейдоскопической.
