Но не всё так просто. Не случайно Федор Достоевский когда-то сказал о сердце, что это поле битвы добра и зла, Бога и дьявола. Кто победит? Эта битва шла в сердце и за сердце Пушкина всю его жизнь. На следующий день после рождения в метрической книге церкви Богоявления в Евлахове появилась такая запись: «Во дворе коллежского регистратора Ивана Васильевича Скворцова у жильца его майора Сергия Львовича Пушкина родился сын Александр, крещён июня 8-го дня. Восприемник граф Артемий Иванович Воронцов, кума мать означенного Сергия Пушкина, вдова Ольга Васильевна Пушкина». Благотворное влияние на юного Пушкина оказала бабушка по материнской линии Мария Алексеевна. Ну, и конечно, няня Арина Родионовна.
А с другой стороны, Вольтер, Парни в библиотеке отца, с фривольностями, кощунствами и легкомыслием…
…Великим быть желаю,
Люблю России честь,
Я много обещаю –
Исполню ли? Бог весть!
Так пишет юный поэт. Бог у него пока что только в идиоматических выражениях, без духовной нагрузки. Хотя уже в лицее день Саши начинается с «Отче наш…» Каждое утро, в шесть часов, его будит дядька Фома: «Вставай, господин Пушкин!» А спать так хочется: «Который час?» – «Шесть. Пора!» А затем звук лицейского колокола.
А ещё юный поэт знает, каким глубоко верующим человеком был его дед Абрам Ганнибал. Тот при крещении в 14 лет получил имя Петр. А когда вырос и стал семьянином, всех своих одиннадцать детей называл библейскими именами: Иосиф, Исаак, Яков и т.д. Так что маму поэта правильнее называть не Надежда Осиповна, а Надежда Иосифовна! С годами Пушкин будет всё больше и глубже постигать Книгу книг – Библию. Но путь его не раз будет искажён мирской суетой, страстями, нравственными падениями, унынием и одиночеством. Что с того, что он однажды – в стихотворном письме к Вигелю – написал: «Я слишком с Библией знаком». Именно знаком, но ещё не принял в сердце. Ещё в лицее Егор Антонович Энгельгардт, его директор, написал, правда с резким перехлёстом и недопониманием, о своём лицеисте: «Его высшая и конечная цель – блистать и именно посредством поэзии. К этому он сводит всё и с любовью занимается всем, что с этим непосредственно связано. Всё же ему никогда не удаётся дать прочную основу даже своим стихам, так как он боится всяких серьёзных занятий и сам его поэтический дух не сердечный, проникновенный, а совершенно поверхностный французский дух. И всё же это есть лучшее, что можно о нём сказать, если это можно считать хорошим. Его сердце холодно и пусто, чуждо любви и всему религиозному чувству и не испытывает в нём потребности». Нет, в Пушкине Энгельгардт не разобрался, но что-то всё же заметил…
Не случайно юный поэт Александр Пушкин к выпускному экзамену по российской словесности, к 17 мая 1817 года, написал стихотворение «Безверие». Это размышления о муках безбожника: «Ум ищет божества, а сердце не находит». Да и вообще поэта больше интересуют рифмы и образы:
Ах, ведает мой добрый гений,
Что предпочел бы я скорей
Бессмертию души моей
Бессмертие своих творений.
Эта лёгкость, чтобы не сказать легкомыслие, приводит его позже к «Гаврилиаде» или к кощунственным строкам из «Послания к В.Л. Давыдову»:
Помилуй, братец, – говорит,
Ещё когда бы кровь Христова
Была хоть, например, лафит…
Иль кло-д-вужо…
Воистину, в душе Пушкина, особенно в юности, уживались буйство, разгул с умудрённостью, сосредоточенностью, просветлённостью. Борьба за сердце не прекращалась.
Красноречив эпизод из жизни поэта. Ольга, старшая сестра, пришла к нему в гости. Это был конец мая 1828 года. Увидела его грустного, склонившегося над столом, где лежал листок с новым стихотворением. Прочитав стихи своей сестре, Пушкин сказал: «Хуже горькой полыни напрокудило мне житьё на земле! Нечего сказать, знаменит день рождения, который вчера отпраздновал. Родился в мае – и век буду маяться». При этом он зарыдал. Ольга также не могла удержаться от слёз… Что же это за стихи?
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?
Цели нет передо мною,
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
В другом варианте сказано ещё резче:
Растерзал мне душу страстью
И сомненьем всколебал.
Чувствуете здесь перекличку с горькими восклицаниями из «Книги Иова»? «На что мне страдальцу свет, и жизнь огорчённым душою, которые ждут смерти, и нет её…» Или «нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастие». Это всё из 3-й главы. Стихотворение Пушкина было опубликовано в альманахе «Северные цветы» за 1830 год. Прочитав его, митрополит Московский Филарет, используя рифмы и поэтические тропы Пушкина, спорит с ним, находя поддержку в духовной силе 50-го Псалма Давида: «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня».
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена…
Сам я своенравной властью
Зло из тёмных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум –
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум!
По мнению Филарета, Пушкин сам во всём виноват: для влияния среды, общества, истории, случайных обстоятельств ничего не оставлено.
Духовная убеждённость Филарета помогла Пушкину многое осознать, покаяться. Поэт признаёт, что речи митрополита поражают его не впервые. С 1826 года Пушкин был свидетелем владыки в Москве, а кроме того, читал его духовные произведения, на одно из них он даже ссылается в примечании к поэме «Полтава». А ещё известно, что Филарет был одним из переводчиков Нового Завета на современный русский язык. В своём ответном стихотворении Пушкин перекликается со 143 Псалмом: «Господи!.. простри с высоты руку Твою, избавь меня и спаси меня…» Вслушайтесь в пушкинские строки!
Стансы
В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.
Я лил потоки слёз нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнём душа палима
Отвергла мрак земных сует.
И внемлет арфе Серафима
В священном ужасе поэт.
Есть ещё один вариант концовки этого стихотворения:
Твоим огнём душа согрета,
Отвергла мрак земных сует, –
И внемлет арфе Филарета
В священном ужасе поэт.
Правда, трудно представить себе митрополита с арфой…
Грустные мысли и прежде не раз посещали поэта. И так трудно было их преодолеть, ещё не придя к Богу… Только разумом зная Книгу, но сердцем не приняв её.
Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты;
