Обмениваемся любезностями, пока катимся в сторону дома (не моего). И хоть я знаю, что сегодня Леша задержится, и то только потому, что мне об этом сказал Мекс (Моя переговорная станция, блин), я все равно надеюсь увидеть спецназа дома, чтобы серьезно с ним поговорить.

Поднакопилось тем для обсуждений! Уф.

***

В доме тишина, Мекс сдает меня охранникам, лишенных всяких эмоций. Слабая душевная организация? Так это я спецназа выхватила со стальными нервами? А помощники его так себе…Напоследок он бросает мне что-то глубокомысленное, явно пытаясь выбелить своего босса:

—Слушай, ты вроде нормальная деваха. Ну не сука, одним словом, как его жена. Та не еби ты ему мозг, а? Он тоже нормальный мужик с примитивными нуждами, правда. Ему всего, что нужно, — это надежный тыл, все. Остальное — он обеспечит тебя. Видно, что ты прямо ему яйца выкручиваешь. Нахера? Сказал не сказал, сделал не так, как ты хотела. Он не привык иначе, пойми ты. У тебя батя военный был, да что там, твой батя твоего мужика строил, а ты ему дыру в темечке долбишь. Уж если Востров хвалил босса, то тут хоть в небо письни — ничего не изменится, он человек достойный. В общем, распизделся я. Пошел. Бывай.

Мекс оставляет меня с разинутым ртом, вылетает пулей прочь. Что? Мой папа строил Лешу? В смысле учил? Дыхание перехватывает, и, чувствуя легкое головокружение, я сажусь на табурет. Обалдеть. Мой папа знал Лешу. Почему-то теперь я начинаю смотреть на это все иначе в разрезе…что папа бы одобрил, и внутри все скукоживается.

В таком состоянии я сижу, размышляя об этом, размазывая слезы по щекам. Понятия не имею, чего я рыдаю, но это уже и неважно.

—Не понял. Что за водопад? — звучит недовольное от моего спецназа, который стоит в проеме и небрежно упирается в него плечом.

Я подрываюсь тут же и шмыгаю носом, стирая остатки слез.

—Почему не сказал?— выпаливаю невпопад, а Леша без особых эмоций выдыхает, левая бровь летит вверх.

—Что Решетников хотел меня убить под наркотой? Прекрасная новость, да? И что тебе с того? Лишний нервяк, который ты выплеснула в этот раз не на меня, а на моего человека?

Бам-бам-бам. Уши заливает бетоном. Что? Что он только что сказал? Я заставляю себя бежать вперед на негнущихся ногах. Прыгаю в объятия к явно подофигевшему Леше и с силой сжимаю его как только могу. Мокрый нос утыкается в шею, и теперь я рыдаю у него на груди как умалишенная.

Это совершенно не то, что я хотела бы от него услышать. Скорее не совсем не то. Боже. Обливаюсь слезами и снова посыпаю голову пеплом, ведь я допускала возможность того, что он воспользовался служебным положением ради меня в отношении моего бывшего.

Была готова выносить ему мозг за это.

И теперь я уверена, что совершенно не достойна его. От обиды на саму себя жжет горло…Хриплю нечленораздельное и болезненное:

—Ты! Ты вообще! Ты как мог все это скрывать? И об этом…и вообще. Ты меня…за.. кого вообще…держишь?! — ногтями впиваюсь в грудь мужчине и на подрыве несусь дальше в с воем словесном потоке. —Ты мог…умереть, да? А папа. Почему не…сказал, что с ним знаком…почему скрыл. Я же люблю тебя…ты молчал, а если…бы…ты умер…что я бы делала? — всхлипываю сильнее, и кажется, у меня начинается настоящая истерика.

—Тааак. Отставить слезы. Все, — спецназ меня на руки подхватывает и несет на второй этаж, все еще поглаживая меня по спине и по голове в утешающем жесте.

Но мне не становится легче, мне кажется, что теперь меня прорвало окончательно и бесповоротно.

Рывком садимся на кровать. Вернее, садится спецназ, а я так и прилипла к нему банным листом сверху. Отлипать не собираюсь. Ужас возможной потери этого мужчины уложил меня на лопатки.

—Мекс не сказал ничего, выходит. Странно. Я думал, ты его пытала и все выдавила, — мягко иронизирует он, а мне совершенно не смешно. Горячие губы проезжаются по моему лбу.

—Н-нет, я ничего, — всхлип, — ни из кого не…выдавливала, — дрожу, обхватив Лешу так крепко, что руки начинает сводить.

Лицом в итоге упираюсь в его массивную грудь.

—Детка, у нас даже разговор о моей молодости не заходил. Да и не хотелось тебя больше расстраивать. Да, был подопечным твоего отца, и что? Решетников тоже был, и что с того? Это просто было. Твой отец был классным мужиком. Прекращай слезы лить. И второе. Ну целился твой бывший в меня, не попал же? В самом деле, вот если бы попал…— я тут же бью его кулаком по лопатке.

—Бл*ть, да ты мне почки отобьешь за несостоявшийся выстрел. Вострова, кончай давай, хотя это слово по отношению к тебе я бы применил в другом ключе, — теперь Леша целует меня в макушку, но мои зубы не попадают друг на друга — так сильно дрожу и отпускать спецназа не хочу.

ГЛАВА 35

ЛЕША

Вика засыпает в слезах у меня на руках, так крепко прижимаясь при этом ко мне, что я даже не думаю ее перекладывать на кровать. Сижу и всматриваюсь в дрожащие ресницы, расслабленные губки и бледное лицо. Она морально истощена, а меня затапливает жидким пламенем по венам.

Хочется спрятать от всего, но вместо этого лишь сильнее жму в руках, носом зарываясь в волосы. Пахнет так, что меня ведет, вообще от этой девочки мой мозг в кашу превращается, что есть не очень хорошо, с учетом специфики моей работы.

Вострова…Волнуется обо мне, любит. Это, бл*ть, чертовски приятное чувство, настолько, что поверить сложно. Раздувает изнутри под давлением, кости ломая. Ребра от бешеного ритма сердца разлетаются в щепки.

Сам понимаю, что уже все, никуда не денусь от нее, как ни пытайся меня оторвать от той, которая глубоко пустила корни в мое окостенелое сердце.

Самого уже рубит, и в тоге я медленно опускаюсь на кровать, укладывая Вику поудобнее для нее самой. Вибрирую от восторга как кот, которого за ухом чешут. И засыпаю так сладко, как давно не спал.

Мне надо ее своей сделать на каждом возможном уровне, и это больше не обсуждается, иначе я свихнусь, пока она не носит мою фамилию.

Сплю крепко, словно меня обухом-таки пришибли, а на утро застаю себя одного в кровати, но бережно укрытого все-таки. Башка сносится. Переворачиваюсь на правый бок и носом в одеяло зарываюсь, а там запах моей девочки. Лучшее чувство на свете. Настроение сразу подскакивает, везде подскакивает, надо признать.

Сейчас бы день начать с утреннего секса, но вместо этого я валяюсь поленом. В нос ударяется запах чего-то жареного, и слюна вор рту скапливается. Прекрасные ощущения предстоящего охуенного видка моей Вики, готовящей завтрак, разрушаются одним телефонным звонком. Нехотя достаю смарт из кармана и не глядя принимаю вызов.

—Архангельский, где тебя черты носят, полдесятого, мать твою? У нас теперь есть ордер, вчера появился свидетель, который снабдил свои показания железобетонными доказательствами. Принимаем голубчика на горячем, срочно в штаб, — верещит в трубку Арест, и я моментально просыпаюсь.

Раз и два, я готов, вылетаю из комнаты и на ходу киваю улыбающейся Востровой, которая тут же считывает мое настроение и удивленно изгибает бровь.

—Позже, — грублю, обуваясь.

—А поесть, Архангельский? — слышу нотки недовольства. Она подходит ко мне близко-близко, отчего я теперь слепну, ведь эти ноги у меня перед глазами будут стоять весь день, а я работать должен!

—Собираюсь утолять голод вечером, будь готова, — рывком встаю и смазано целую сладкие губы, а затем вылетаю на работу.

Свидетель, говорите? Интересно, кто? А хотя…взять Пришина не основное в нашем случае, основное, все-таки вытянуть Игоря.

Уже в штабе бегло ознакомился с показаниями, и киваю, собирая группу. Наш свидетель — обиженный бывший компаньон, которого опрокинули. Пареньку обещали за содействие условное, а у нас тем временем и правда железобетонные аргументы, потому что выходит, что дело о сбыте в особого крупных. Глава «Химпрома» и есть наш Пришин, оказывается, а все подставные лица не несут никакой смысловой нагрузки. Вот же падаль.