— Ай вонт свыминг сыксты минэтс, — и для убедительности сказанного плавно помахал руками, изображая плывущего человека. Кассир понял и стал что-то долго объяснять, припоминая известные одному ему английские слова, из всего набора кот-рых генералу стало ясно только, что тридцать минут купания обойдутся ему в тридцать пять шведских крон. А ему хотелось провести в воде хотя бы час, поэтому он утвердительно продолжил:

— Ай вонт свыминг СЫКСТЫ МИНЭТС, ЭНД гив ю сэвэнты кроне...

В ответ заморский кондуктор стал что-то царапать на листке бумаги, и Макар с ужасом догадался, что тот пишет ему адрес другого бассейна. Поэтому, не желая продолжать дальнейших дебатов на жуткой смеси трех языков, он быстро закивал:

— Ноу, ноу.., ай вонт теперь свыминг — фечи минэтс, хрен с тобой, и дам тебе, то бишь гив ю фечи файф твоих дурацких кроне, плиз, энд май дарлинг выф ми свыминг тоже, короче, будет плавать жена моя...

Получив на руки долгожданные билетики, супруги направились в кабинку для переодевания, там непруха продолжилась, потому что выяснилось отсутствие полотенец, а до этого они, я имею в виду — полотенца, были повсюду, во всех необходимых местах, начиная с границы, естественно. И перед выходом из гостиницы Макар долго доказывал Леночке, что брать с собой их не нужно. Теперь она высказала ему все, что накопилось. Наконец супруги приблизились вплотную к желанной воде, и Макар был отправлен в разведку. Он, поигрывая маленьким мячиком, непринужденной походкой направился к лестнице, спускавшейся непосредственно в воду, как будто посещал этот бассейн ежедневно. Однако неожиданно одна пожилая женщина из бассейна стала что-то настойчиво тараторить ему из воды на непонятном своем языке. Последняя фраза ее, правда, прозвучала уже почти по-русски:

— Ноу, ноу... низзя!

— Что ноу-то? — поинтересовался Генерал, — ...мячик что ли? Так — ноу бол! — Радостно воскликнул Макар, щедрым жестом отбрасывая мяч в сторону. Однако женщина не унималась и, когда он вновь сделал попытку приблизиться к воде, опять истошно завопила:

— Низзя!!!

— Как же она все-же догадалась, что мы — русские? — подумал Макар, возвращаясь обратно к кассиру:

— Мусье! Там одна вэри олд вумэн, не разрешать мне свыминг, доунт гив ми свыминг, мосье... Вэри-вэри олд вумэн, гадина такая.

Кассир что-то затараторил в ответ, не обращая даже внимание на то, что Генерал, от волнения, обратился к нему — «мосье», из его бормотания Макар извлек для себя лишь то, что, типа, этого не может быть.

— Очень, очень даже может, сэр, плиз, кам тугевэ виф ми туда...

Кассир почертыхался по-шведски, но пошел. Макар под¬вел его к самому краю бассейна и продолжил свою выдающуюся речь:

— Сэр, плиз стэнд ап плиз, тут, он виз плэйс ту минэтс, ноу, лучше даже — фри минэтс, вэри гуд.

Макар вновь направился по направлению заветной лесенки, ожидая от старой дамы новых инсинуаций. Однако пожилая плутовка на сей раз промолчала. Но потом, через некоторое время, когда Леночка имела неосторожность проплыть слишком близко от нее, изловчилась и, как бы случайно, толкнула принцессу локтем. Леночка встала в позу и, радужно улыбаясь, стала громко, как бы нахваливая стокгольмские пейзажи, поливать следующее:

— Дура ты старая, — веселилась Леночка. — Карга капиталистическая, чтоб твоя селезенка буржуазная наизнанку вывернулась, падла.

В общем, на этот раз, никто кроме Макара не понял смысл приветственной Леночкиной речи. И. слава Богу, потому что международные конфликты любых масштабов в планы Макара явно не входили. Как мы помним, наш Генерал был изначально суперперестраховщиком. Именно этим можно также объяснить и нижеизлагаемое.

Когда туристическая группа разместилась в двухзвездочном (!) отеле в одном из финских городов, чтобы провести там последнюю ночь перед волнующим возвращением на Родину, оказалось, на самом деле, что это просто студенческое общежитие, превращенное на летний период в гостиницу для неособливо прихотливых постояльцев. Когда Макар, случайно заглянув в выдвижной ящик письменного стола, обнаружил там подозрительный целлофановый пакетик с еще более подозрительной травкой, вдруг испугался и не придумал ничего лучшего, как быстренько спустить подозрительный пакетик в унитаз, дабы не опасаться непредсказуемых последствий. Потом ему вдруг стало стыдно за свою излишнюю пугливость и, чтобы не мучиться впоследствии от ненужных переживаний, нацарапал сбоку старенького письменного стола жизнеутверждающую прощальную надпись:

«Здесь был Отелло, задушевный постоялец отелей». Вот так, знай наших. А потом задумчивая Москва встретила усталых экскурсантов занудливым мелким дождем и пронизывающим ветром. Но несмотря на ненастье, они все равно были рады возвращению домой, потому что при любой погоде нет в мире лучше и красивей города, чем Москва. С ее проспектами и переулками, с современными комфортабельными зданиями и убогими трущобами, с парками и промышленными зонами. Москва — это Мосва, и этим все сказано. И, разъезжаясь по домам, по улицам с раздолбанным покрытием, они предвкушали встречу с друзьями и близкими, и свои рассказы о красивой заграничной жизни, и что там все лучше, и все для людей. И хорошо там, где нас нет.

Но нет на земле места дороже, чем то, где родился и вырос, где живут твои близкие. Здесь твой дом, твоя Родина, твоя жизнь. И как бы ты далеко не уехал, и как бы высоко не поднялся, все равно сердцем будешь стремиться сюда, потому что здесь — твои корни. И наш славный герой, покидая ранее столицу, знал все это и стремился в неведомые края в основном лишь потому, чтобы лишний раз в этом убедиться. И убедился.

А потом медленно текли нескончаемые месяцы третьей Леночкиной беременности. Каждое ультразвуковое исследование превращалось в кошмар наяву. Каждый раз они ждали очередного своего приговора, и каждый раз получали помилование. Наступила зима. Нервы кончились, переживать и волноваться было уже нечем. Почти каждый вечер они выходили на прогулку вокруг дома по ночной Москве и мечтали, как будут гулять по этой улице уже втроем. Зимняя снежная ночь успокаивала натянутые до предела нервы и в такт умиротворению — снег, высыпающийся из уличных фонарей, укрывал бездомные автомобили большими белыми шапками.

Завершение 2 части

Общая цель, главная цель — цементировала семейный союз, и супруги шли по жизненному пути неразрывно, рука об руку, и тогда ничто не могло разлучить их. И сын родился. Здоровый и самый лучший. Бесконечно желанный и родной. И всю свою любовь, и все свое внимание, и все свое время они отдали ему. Оба. Сразу и навеки. То, что раньше давали друг другу, теперь отдали ему. И ребенок стал идолом и талисманом. А между счастливыми родителями вдруг появилась маленькая трещинка. И поползла, и через год превратилась в бездонную пропасть.

Кроме всего прочего, как-то сразу не заладилось у Макара на работе. Да и вообще сам бизнес, связанный с недвижимостью, стал весьма нерентабельным. На то были причины. Во-первых, поползли вниз цены на жилье, а при Макаровской схеме работы с использованием денежных средств инвестора это был губительный фактор. Потому что получалось, что покупал дорого, пока все оформлял, менял, цены уменьшались и продавал уже дешевле, чем купил. Во-вторых, как-то сразу много людей стали заниматься этим бизнесом и силой своего энтузиазма сбили цены и за риэлтерские услуги. С другой стороны, государственные службы, связанные с квартирными вопросами, наоборот, свои расценки повысили. Общее количество потенциальных покупателей уменьшилось, как бы те, кто хотели купить, уже купили. Да и вообще люди научились сами решать свои жилищные проблемы без привлечения маклеров, дабы не платить лишнее. Все эти причины, в разной степени, привели к резкому уменьшению заработков Макара, а затем и просто к краху семейного бюджета.

И сам Макар уже не находил в себе сил, очертя голову, как в былые времена, броситься на освоение какого-либо нового бизнеса. То ли постарел, то ли слишком много времени тратил на любимого сынишку. Так, хватался за любую подворачивающуюся работу, за все подряд. То «колбасил» на извозе, то ремонтировал чужие квартиры, там — перехватил, тут — перезанял. Появился дефицит времени. А семья уверенно катилась к разрыву.