В полночь, перед боем курантов, я откупорил бутылку шампанского, и чтобы Маше не досталась вся бутылка, я налил стакан шампанского себе и ей. Обычно я стараюсь избегать алкоголя, но жизнь устроена так, что избежать его окончательно мне никак не удается по различным причинам, ну а что касается Маши, то мне не хотелось делать для нее алкоголь запретным плодом. Втайне я надеюсь, что перестав быть запретным, алкоголь для Маши не будет чем-то интересным, но в этот раз я ошибся. Допив остатки шампанского, Маша повела меня смотреть фейерверки, которые запускал народ во дворе.
В приподнятом настроении Маша наблюдает за фейерверками, здороваясь со всеми редкими прохожими.
— Это круче, чем первый секс, — говорит мне Маша. Я все же надеюсь, что ее познания в этой области носят теоретический характер.
Маша врубает на телефоне свою музыку, я не очень разбираюсь в современной подростковой музыке, но все же пытаюсь следить за ее музыкальными вкусами. Потом мы с Машей хором затягиваем песни Короля и Шута. Маша начинает канючить, что хотела бы выпить еще. Ощущение праздника у меня постепенно уступает место тревоге, с одной стороны, я бы не хотел, чтобы она пила еще, с другой стороны, я не хотел бы отказывать Маше, тем более на Новый год. Я пытаюсь уговорить Машу, что пить больше не стоит, но она непоколебима.
Я даже и не знаю, где взять алкоголь в новогоднюю ночь. Уже несколько лет, как в России не продают алкоголь по ночам. Я веду Машу в пивной бар, находящийся недалеко от Лефортовского парка. Охрана бара странно осматривает нашу с дочкой пару и принимает меня за старого извращенца, снявшего молодую девочку. Впрочем, они не возражают и начинают меня методично пробивать на предмет того, сколько я готов заплатить за попадание в бар. Про себя я подумал, что ну и хорошо, что просто так не пускают, ведь покупать Маше еще алкоголя мне не хотелось.
Маша завелась, как настоящий алкаш, вымогая с меня алкоголь. Я сказал, что сделал все, что мог, алкоголь достать не удалось. Как-то мне удалось все-таки уговорить Машу идти спать, и я наконец-то расслабился, оставшись один. Я осмотрел свой рюкзак, все ли необходимое я взял. Ничего особенного в рюкзаке не лежало, спортивный костюм, свитер, комплект белья, зубная щетка и несколько пачек печенья с конфетами сникерс. Увы, позже я узнал, что основным испытанием випассаны для меня оказались не голод и недосып, как я предполагал перед выездом, а постоянная усталость от бесконечного сидения в медитации и полное отсутствие эмоций. В нашей жизни мы слишком привязаны к получению эмоций, мы стремимся их получать от всех наших занятий: от еды, от телевизора, от секса и даже от общения в социальных сетях либо в постоянном мониторинге новостей. На самом же деле многие эти эмоции являются вредными, и випассана должна была бы стать гигиеной от этих лишних эмоций. Но возможно ли сразу отказаться от вредных привычек, лично я не смог.
Недавно я слушал аудиокнигу современного физика-гения Стивена Хокинга о смысле жизни. В данной книге Хокинг пришел к выводу, до которого когда-то додумался самостоятельно и я, а именно, что смысл человеческого существования создает сам человек. И это очень справедливо, что каждый сам придумывает себе смыслы, в этой простой формуле содержится свобода человека. Но вот как нужно прожить эту жизнь, и какую роль в нашей жизни должны играть наши эмоции? На эти вопросы я и пытаюсь ответить, прежде всего сам себе.
С одной стороны, наши эмоции окрашивают нашу жизнь, делают приятными такие вещи, как нашу еду, секс и другие физиологические или интеллектуальные занятия. С другой стороны, наши же эмоции от постоянного перебирания своего прошлого, фантазий о трудностях и радостях завтрашнего дня или же такое простое действие, как постоянное переключение каналов ТВ, превращают нашу жизнь в ад.
Самому очень трудно разобрать, какие эмоции тебе действительно нужны, а какие омрачают твое существование, потому что, как правило, полезные и вредные эмоции переплетены, а существование без эмоций превращает человека в камень. Впрочем, может, и нужно быть этим самым камнем, кто знает.
Так или иначе, второго января я сел в электричку и поехал в Павловский Посад, неподалеку от которого и должна была состояться моя випассана. От Павловского Посада я сел в маршрутку и доехал до пионерского лагеря, переделанного в буддистский ретритный центр Северный Кунсангар. Наверное, духовная практика и должна проходить в таких местах, с минимальным количеством удобств, чтобы человек мог взглянуть на свою жизнь со стороны.
Настоящая випассана длится десять дней, в ходе которых нужно соблюдать молчание и постоянно медитировать. Нам же предлагался ее укороченный и щадящий недельный вариант. Во время регистрации на наш ретрит у меня, как и остальных участников, изъяли мобильные телефоны. Молодой человек отвел меня в мой корпус. Когда я вошел в свой номер, рассчитанный на двух человек, то было уже темно. Я нащупал выключатель, и комнату озарило освещение. Оказалось, что в моей комнате уже лежал мой сосед по ретриту. Я извинился, сосед пробурчал что-то в ответ, было ясно, что он уже включился в випассану и прекратил всякое общение с внешним миром. Я, в отличие от многих приехавших на ретрит, не воспринимал данные запреты буквально.
Для меня молчание являлось не абсолютным условием, оно означало, что не надо болтать, но если того требовала ситуация, то я абсолютно не парился и мог позволить себе обменяться парой фраз. Так, например, когда мои соседки не могли долго закрыть дверь, то я спросил, в чем дело и могу ли я чем-то помочь. В ответ одна из соседок пробурчала мне что-то невнятное. Я переспросил несколько раз, прежде чем понять, что она просила сигарет. Курю я чрезвычайно редко, и помочь я ей не смог. А еще один раз, прогуливаясь по территории нашего лагеря, со мной неожиданно поздоровалась маленькая девочка. Видимо, родители ей рассказали, что в лагерь приехали странные люди, которые никогда не разговаривают, и девочка решила проверить меня. Но так как я не испытываю трепета перед надуманными правилами, то я с легкостью с ней поздоровался, чем немало ее удивил. Видимо, я не был первым, над кем она таким образом шутила.
Первый ужин хоть и был вегетарианским, но был очень роскошный и сытный, я обрадовался, что мои опасения по поводу голода не оправдались. На самом деле это был единственный ужин во время ретрита. После ужина колокольчик зазывает нас в ретритный зал. Появляется наш учитель Аджан Хуберт, сумевший преобразовать восточную практику в неплохой бизнес. Походка учителя производит впечатление сошедшего с небес Будды, она одновременно легкая, без суеты, и в то же время Хуберт как будто плывет в пространстве ретритного зала.
Наш учитель говорит с каким-то странным, необычным акцентом, который непроизвольно заставляет внимательнее вслушиваться в его слова.
Учитель рассказывает о наших неумелых мыслях и страданий. Что на самом деле мы сами выдумываем себе страдания, воспринимая слова других людей в негативном свете.
— Бывает, что кто-то сказал вам обидные слова. А вы целый день крутите эти слова, ваши мысли целый день создают негативную картинку. Вместо того, чтобы отпустить эту ситуацию и наслаждаться текущим моментом, мы возвращаемся к своему прошлому, — продолжал учитель.
Моя память уносит меня в недавнее прошлое. Каждый вечер, а зачастую эти встречи продолжались до полуночи, шеф на работе устраивал вечерние совещания. На совещаниях он устраивал всем взбучку и в выражениях себя не сдерживал, дополняя свои матюги возможной физической расправой. Я, начитавшись буддисткой литературы, пытался себя успокаивать тем, что пока ты не принял эти оскорбления, они принадлежат тому, кто их принес. Мой ум искал хоть какую-то зацепку, как это можно прекратить. Найти другую работу, работая до позднего вечера, я не мог. Уходить в свободное плавание мне тоже не хотелось. На глаза мне в интернете попалась запись, смысл которой сводился к тому, что если превратить терпение угроз и оскорблений в привычку, ты превращаешься в стадо баранов, которое ведут на убой. И в конце концов я все же решился на это и сказал, что я ухожу. Несмотря на то, что после моего заявления завязалась драка и мне сломали челюсть, я чувствовал радость, что вся эта ситуация с оскорблениями и унижениями прекратилась.
