Лерка оканчивала сельскую национальную школу в самом конце восьмидесятых. Два последних школьных года она мечтала только об одном: уехать как можно дальше от этого места…

Жила Лера с родителями и братом в военном городке одной из республик Северного Кавказа. Это было очень красивое место: всё утопало в зелени, а рядом – горная река с прозрачной, ледяной водой, и конечно горы, вечные горы, молчаливый и величественный, всегда разный Кавказский хребет, серебристым зигзагом выступающий на фоне голубого неба. К этому же можно добавить обилие солнечных дней и буйной растительности с апреля по ноябрь включительно.

Несмотря на чистейший воздух, от которого в первые дни приезда сюда у Лерки кружилась голова, – ей иногда казалось, что она задыхается.

В городке при воинской части ровесников не было, с одноклассниками, которые жили в селе за несколько километров от гарнизона, дружбы Лерка не водила. В школу, находившуюся за пять километров от части, их возили на автобусе. Детей школьного возраста в городке не так уж и много – пять или шесть человек, – Лерка самая старшая. Они живут тут уже четвёртый год, с тех пор, как отца перевели сюда из Краснодарского края.

Училась Лерка довольно легко, но своеобразно: на уроках физико-математического цикла преданно смотрела на учителя и летала в облаках, потому что ни черта не понимала, – в этом отношении, говоря откровенно, мало что изменилось и по сей день. На уроках русского языка и литературы, она временно просыпалась, в надежде услышать что-нибудь, помимо куцего языка из школьной программы для национальных школ, затем довольно быстро понимала, что напрасно беспокоилась и снова уносилась куда-то туда – в далёкие, прекрасные дали…

Брат Лерки – Андрей – младше её на целых шесть лет. С друзьями у него тоже туго, поэтому в перерывах между потасовками и следующей за ними холодной войной – они дружат.

Больше всего на свете шестнадцатилетняя Лерка любит книги и животных.

Она мечтает стать зоологом, поэтому сейчас вместе с братом и собакой Мотькой отправляется в капониры, – наблюдать за животными в естественной среде. Как настоящий натуралист. И ничего, что Леркин зоологический ассортимент ограничивается пока ящерицами, стрекозами и головастиками, обитающими в огромной, кажется никогда не просыхающей луже в центре капонир. Главное, почему им так нравится там, совсем не это, а что-то другое, чего Лерка пока не понимает, но хорошо чувствует.

Может потому, что капониры – это не просто подземные сооружения для ведения боя, – капониры это отдельный, совершенно автономный мир. При всём при том, что объективно говоря, ничего особенно выдающегося там нет. Всего лишь относительно небольшая, довольно холмистая территория, обильно поросшая густой растительностью с кое-где встречающимися бетонированными лазами, – собственно, они-то и есть капониры – которые из-за буйства травы, даже не всегда удаётся разглядеть.

И ещё растут там во множестве, причём, как бог на душу положит, яблоневые деревья… Вот, в сущности, и все капониры. Но поди ж ты, тянуло их туда неумолимо, можно даже сказать со страшной силой.

Что это было? Отсутствие альтернативы? Или действительно там было нечто особенное, что манило и притягивало? А может Лерка с братом, просто, что называется, совпали с этим местом в каком-то ментальном смысле? Ведь других людей они встречали там нечасто. Кто знает…

Лерка и Андрюшка ходили туда довольно часто. Что они там делали? Как и у других детей, у них этот процесс именовался довольно просто: гуляли.

А заодно слушали почти нескончаемое пение птиц, ловили бабочек и разноцветных гусениц. Лерка таскала домой в стеклянной банке головастиков, пытаясь поэтапно отследить весь процесс превращения шустрого и странного существа в пучеглазого лягушонка.

Забирались на самый высокий стог сена, который заготавливали местные мужики из ближайшего села и мечтали. И ещё говорили, делились планами по поводу того, что будут делать, когда покинут это место. И смеялись… Боже, как же они смеялись тогда… До коликов в животе, до слёз, – беззаботно, неудержимо, взахлёб…

Удивительно, потому что, как уже было сказано, Лерка с Андреем в детстве были не так, чтобы уж очень дружны. Характеры у обоих, ни приведи господи, да и разница в возрасте, что ни говори, давала себя знать. Поэтому бывало всякое. И споры до хрипоты, и яростные ссоры с оскорблениями и даже драки до первой крови. Но вот ведь странное дело, в капонирах они не ссорились никогда.

Возможно, сама атмосфера местности этому способствовала.

С правой стороны от капонир, находящихся на некотором возвышении, убегает вниз лимонно-салатное, рапсовое поле, а с левой – дышит и волнуется кукурузное море.

Капониры даже в бытность существования этой воинской части не использовались по их прямому назначению. Это было что угодно: альпийский луг, яблоневый сад, затерянный мир, – одна из любимейших Леркиных книг детства, – однако мир не Конан Дойла, а их собственный, неповторимый и таинственный.

Лерка вдохновенно рассказывает брату о том, как будет жить, когда окончит школу и уедет, наконец, из этой глуши.

– Стану зоологом и буду жить в джунглях, изучая животных, как Джой Адамс, – захлёбывается девочка от восторга.

В то время, она с полным основанием полагала, что единственная жизнь, мало-мальски заслуживающая уважения, эта та, что целиком и полностью посвящена братьям нашим меньшим.

Андрей, смышленый и вдумчивый, шагает рядом и внимательно слушает, иногда вставляя несколько слов, но, в основном, молча и одобрительно поддерживая.

Позже, Лерке часто не хватало этого. Вот этого спокойного и осознанного понимания и соучастия. Сопереживания… Когда тебя принимают, не потому что ты говоришь что-то необычайно умное или успела чего-то там добиться в жизни, нет… А просто потому, что ты, это ты. Вот такая долговязая, конопатая и несуразная. Строящая легчайшие и громоздкие замки, наполненная термоядерной смесью из Джерома, Чехова и Даррелла и несущая иной раз, полную околесицу…

И рядом твой младший брат, которому не нужно ничего доказывать, с которым вы любите друг друга несмотря ни на что. Не взирая ни на какие разногласия и конфликты, не обращая внимания на полное противоречие интересов и взглядов, и даже с учётом кардинальных отличительных признаков по полу, темпераменту и возрасту, вы самые, что ни на есть, родные. В наиболее высоком значении этого слова.

Мотька носилась, как ошалелая, время от времени поскуливая от переизбытка чувств, и неизменно возвращаясь к Лерке большим и стремительным, чёрным клубком. Мотька была найдена Лерой в соседнем с воинской частью, кукурузном поле в виде мокрого и дрожащего шерстяного комка и принесена в дом. С тех самых пор, Мотька очень боится Лерку потерять, поэтому всегда и везде следует за ней.

В то время, о котором идёт речь, Лерка в самом деле считала это место чем-то вроде тюрьмы, которая застит свет её необузданных мечтаний, перекрывает воздух свободы и мешает выйти на широкую, праздничную дорогу насыщенной, взрослой жизни. Она мечтала уехать далеко-далеко… И зажить своей невозможно пленительной, настоящей жизнью.

Брат, разумеется, был посвящён в это до мельчайших подробностей, поскольку с раннего детства был тайным поверенным почти всех её секретов. Лерке помнится, как жаловалась она ему на отсутствие подруг, даже не подозревая, что самый искренний, честный и преданный друг всегда был рядом.

Они бродят в капонирах час или около того, и перед самым уходом, не сговариваясь, поднимаются на самый дальний холм. И замирают в немом изумлении от открывшейся перед ними великолепной картины.

Огромное, предзакатное солнце льёт мягкое, ласковое золото своих прощальных лучей на рапсовое поле, сливаясь с ним у горизонта в заключительном, бархатно-жёлтом поцелуе. В самом низу, под ними, зрелая, густо-зелёная трава шёлковой волной укрывает от вечерней прохлады богатейшее, полевое многоцветье. И на границе между этим оранжевым и разноцветно-зелёным беспредельем, пасётся тёмно-коричневая лошадь с длинноногим жеребёнком, невозмутимо прядая ушами и неспешно пощипывая траву. Они стоят в лучах заходящего солнца, окутанные тончайшей, золотистой дымкой словно ореолом.