– Роскошно! – проговорила она. – И какое удовольствие! Спасибо вам, доктор Хевлок.

– У меня есть еще один тост: «Neque semper arcum tendit Apollo».

Они выпили снова.

– А что это значит? – поинтересовалась Гаррет.

– «Даже Аполлон не всегда натягивает свой лук». – Хевлок добродушно посмотрел на нее. – В последнее время ты постоянно в кислом настроении. Я не знаю конкретно, в чем проблема, но у меня есть предположение. Ты преданный своему делу доктор, несешь на своих плечах массу обязанностей и делаешь это так умело и квалифицированно, что все мы забываем о главном: ты еще очень молода.

– Это в двадцать восемь-то? – уныло спросила Гаррет и сделала еще один глоток из мензурки.

– Всего лишь маленькая девочка в лесной чаще, – сказал он. – И как у всех молодых, у тебя наблюдается тенденция бунтовать против строгого надсмотрщика.

– Никогда так о вас не думала, – запротестовала она.

Хевлок криво усмехнулся.

– Я как раз не строгий надсмотрщик, доктор, а вот вы – да. Дело в том, что восстанавливаться – естественная необходимость. А твой стиль работы превращает тебя в зануду, и ты останешься занудой до тех пор, пока не найдешь приятное занятие за пределами нашей клиники.

Гаррет нахмурилась:

– У меня нет интересов за пределами нашей клиники.

– Если бы ты была мужчиной, я посоветовал бы тебе провести ночь в самом лучшем публичном доме, который был бы тебе по карману. Однако у меня нет никаких идей, что посоветовать молодой женщине в такой ситуации. Просмотри список хобби и выбери себе что-нибудь. Заведи любовную интрижку. Отправляйся на праздник в какое-нибудь место, где еще ни разу не была.

Закашлявшись от глотка виски и прослезившись, Гаррет удивленно посмотрела на него и хрипло уточнила:

– Вы только что посоветовали мне завести любовную интрижку?

Хевлок расхохотался:

– Мне удалось тебя удивить, да? Все не так плохо, как ты сейчас подумала. И не надо таращиться на меня, как монахиня, страдающая поносом. Ты ведь доктор и прекрасно понимаешь, что сексуальный акт может быть совершенно не связан с деторождением и тем более с проституцией. Ты пашешь как мужчина, получаешь такие же деньги и можешь точно так же развлекаться, если действовать с достаточной осмотрительностью.

Ей пришлось опустошить мензурку, прежде чем она нашлась, что ответить.

– Оставив в стороне моральные принципы, могу сказать, что риск не стоит того. Если мужчину поймают на интрижке, его карьера не пострадает, а от моей ничего не останется.

– Тогда выходи замуж. Любовь – это не то, что можно позволить себе прохлопать, доктор Гибсон. Как ты думаешь, почему я, вполне удовлетворенный собой вдовец, строил из себя дурака, ухаживая за миссис Фернсби, пока она не согласилась стать моей женой?

– Удобство? – предположила Гаррет.

– О господи, нет, конечно! Нет никакого удобства в том, чтобы соединить свою жизнь с другим человеком. Брак – это как бег в мешках: вы можете исхитриться подпрыгивать вместе, чтобы пересечь финишную черту, но без мешка это сделать намного легче.

– Тогда зачем все это нужно?

– Наше существование, даже наш интеллект зависят от любви. Без нее мы превратимся в бревна и камни.

Удивившись про себя такому сентиментальному спичу коллеги – вот ведь неожиданность! – Гаррет запротестовала:

– Не так-то это просто – найти свою любовь. Вы говорите с такой легкостью, словно это как пойти в лавку и купить дыню.

– Ты явно не занималась ни тем, ни другим. Да будет тебе известно, что найти свою любовь намного проще, чем отыскать хорошую дыню.

Гаррет криво усмехнулась:

– Уверена, что вы советуете из самых добрых побуждений, но я не употребляю дыни и не занимаюсь любовными интрижками. – Она вернула ему пустую мензурку. – Пожалуй, для начала попытаюсь просмотреть список хобби.

– Это уже что-то. – Хевлок подошел к двери и, обернувшись, посмотрел на Гаррет. – Ты прекрасно умеешь слушать людей, мой юный друг. Тебе бы еще научиться так же хорошо прислушиваться к самой себе.

К тому времени, когда Гаррет закончила свой обход в лазарете работного дома в Клеркенуэлле, наступила ночь. Усталая и голодная, она вышла на улицу и в утомленном молчании летнего вечера побрела по тротуару. Издалека донесся скорбный вопль паровоза, перекрывая глухой грохот валов, шипение парового котла и стук колес. Внезапно сообразив, что ей не хочется возвращаться домой, Гаррет замедлила шаг. Отец играет в свой еженедельный покер с друзьями и не хватится ее. Но куда пойти, она не могла придумать. Клиника и универмаг были уже закрыты, а ввалиться в чей-то дом без приглашения было совершенно неприемлемо.

Желудок заурчал от голода, и Гаррет вспомнила, что пропустила сегодня ленч.

Одним из главных правил ее передвижения в опасных районах города было идти с уверенным видом. Так она и шла, время от времени останавливаясь, – ноги были словно налиты свинцом. Что она делает? Что за ужасное ощущение пустоты, которую не заполнит никакое проклятое хобби, никакой проклятый праздник?

Может, ей отправиться к Хелен без приглашения – к дьяволу манеры! Подруга выслушает ее и найдет что сказать. Но нет… За этим последуют новые предложения познакомиться с Уэстоном Рейвенелом – заменой тому, с кем ей действительно хотелось увидеться… с аморальным типом, развратником, убийцей, шпионом на службе правительства.

Гаррет остановилась и восстановила в памяти все, что слышала о нем за последнюю неделю.

«Никто не знает, на чьей он стороне. Но он не тот человек, с которым тебе следует общаться». «Рэнсом – хладнокровный убийца, чья душа будет гореть в аду». «Если он встретится с тобой тайно, куда это заведет?»

И низкий голос Рэнсома: «Я не вижу в вас никаких недостатков».

Гаррет так и продолжала стоять, загнанная в ловушку таинственного состояния, полного внутренней боли. Ей было слышно, как скандалит парочка на соседней улице, затем откуда-то донесся крик осла, а вслед за ним – призывные крики уличного торговца, катившего свою тележку по тротуару. Городской гул заполнял собой каждую уходящую секунду – так Лондон освобождался от суматохи дня, чтобы быть захваченным новым волнением теплой летней ночи. Это был вульгарный, с толстым животом, преуспевающий город, обутый в камень и железо, одетый в толстое пальто из фабричного дыма, носивший миллионы секретов в своих карманах. Гаррет любила его весь целиком, от собора Святого Павла до самой последней канализационной крысы. Лондон, друзья, работа – для нее этого было достаточно всегда… до последнего времени.

– Я хочу… – прошептала Гаррет и прикусила губу.

«Я хочу…» – такие слова она никогда не употребляла.

Интересно, где сейчас Рэнсом?

А что, если закрыть глаза? Тогда, возможно, она и увидит его, как изображение, которое возникает в хрустальном шаре гадалки.

Внезапно Гаррет обнаружила в своей руке серебряный полицейский свисток. Оказывается, она механически вытащила его из кармана жакета и теперь поглаживала блестящую поверхность подушечкой большого пальца.

Словно подчиняясь какому-то лунатическому позыву, она приложила свисток к губам, слегка дунула в него и, закрыв глаза, досчитала до трех, тщательно прислушиваясь, не раздастся ли звук приближающихся шагов.

«О, я хочу, хочу…»

Гаррет приоткрыла глаза. Никого!

Значит, пора возвращаться домой. Угрюмо сунув свисток назад в карман, она вытащила из-под мышки трость, развернулась, чтобы продолжить путь, и неожиданно для себя уткнулась в стену. Сдавленно крикнув, Гаррет выронила саквояж.

«Страдающий Спаситель!»

Но это была не стена! Это был человек!

Прежде чем разум осознал, что произошло, ее тело уже ощутило крепкие мышцы мужской груди. Большие руки надежно обхватили ее, а темно-синие глаза коротко обежали с головы до ног, убеждаясь, что с ней все в порядке.

Рэнсом!

Он все-таки шел за ней. Когда она заглянула в это суровое лицо, ее охватило веселье. Дрожащий смешок слетел с ее губ и повис в воздухе. Как это здорово – ощущать его присутствие рядом! Душа возликовала.