– Так, значит, Гиллан. – Мое имя из его уст прозвучало грубо и мрачно. – Но можешь ли ты быть невестой?

– Я девственница, мой господин, и мне навряд ли больше двадцати лет. Я была пленницей Ализона. Лорд Фурло из Тэнтопа освободил меня и взял к себе на воспитание. Он полагал, что Гончие оставили меня в живых неслучайно. Возможно, причиной тому было мое благородное происхождение.

Лорд Имгри тем временем нахально разглядывал меня с головы до ног. Это было гадко и непристойно, и он это прекрасно сознавал. Думаю, о том, что внутри у меня все кипит от гнева, он тоже догадывался. Впрочем, навряд ли мои переживания были хоть сколько-нибудь ему интересны.

– Ты права – время не ждет. Они получат тринадцать невест. Готовься, девочка: все может обернуться вовсе не так, как ты надеялась.

– Тот, кто ничего не ожидает, не ведает разочарования, – резко ответила я.

По его лицу пробежала легкая тень.

– Откуда Гончие взяли тебя? – Впервые в его голосе прозвучал интерес ко мне как к личности, а не безликой пешке в его игре.

– Этого я не знаю. Я помню лишь, как плыла на каком-то корабле, его бросало на волнах, словно щепку. Помню порт, где нашел меня лорд Фурло. Больше ничего.

Это была чистая правда.

– Гончие ведут войну и за морем. Эсткарп! – Последнее слово он произнес резко и громко, словно желая увидеть мою реакцию, может, даже уличить меня во лжи.

– Эсткарп? Это враги Ализона? – предположила я, поскольку понятия не имела, что означает это слово.

Лорд Имгри пожал плечами:

– Так говорят. Но сейчас это не имеет значения. Ты сделала свой выбор и исполнишь то, что должна.

– Большего я и не прошу, мой господин.

Зловеще ухмыльнувшись, он отвел меня назад в спальню. Втолкнув меня внутрь, он приказал стражнику ни на шаг не отходить от двери. Я пробралась к своему матрасу и легла. То, чего я страшилась больше всего, позади, теперь можно поразмышлять и о другом… Теперь я думала о том, кто будет ждать меня у Глотки ястреба.

Живя в аббатстве, я видела мужчин очень редко, лишь когда родственники мужского пола наносили визит девушкам, нашедшим здесь временное убежище, – да и то издалека, поскольку во время таких визитов я, как и почтенные дамы, не выходила из своей комнаты. Поэтому о мужчинах я не знала ровным счетом ничего, что, впрочем, было обычным делом и среди благородных девиц.

В сознании каждой девушки смутно маячит мысль о замужестве, но чаще всего оно кажется делом слишком уж отдаленного будущего. Бывает, однако, и так, что судьба девицы решается чуть ли не с детства, и тогда, слушая разговоры о предстоящем ей выгодном союзе, она узнает о замужестве намного больше сверстниц. Можно смело сказать, что я в нашей компании была самой несведущей, ведь почтенные дамы, среди которых я воспитывалась, были бесконечно далеки от этого вопроса. Поэтому, когда я пыталась нарисовать себе, что меня ожидает, мне было совершенно не на что опереться. Страхов невест я не разделяла, ибо и обычные мужчины, и Всадники были для меня выходцами из одного и того же непостижимого племени. Оставалось лишь следовать собственному совету: не бояться того, что еще не наступило.

Поутру мы тронулись в путь. Лорд Имгри не обронил ни слова о том, что произошло между нами ночью. Я снова тщательно укрыла лицо вуалью, чтобы не вызвать подозрений среди девушек, но, думаю, все они были столь глубоко погружены в себя, в собственные надежды и страхи, что, даже не сделай я этого, никто бы не обратил на меня внимания.

Насколько мне позволяла судить моя осведомленность, мы были уже далеко за пределами Долин. Тропа, достаточно широкая, чтобы по ней могли пройти два пони в ряд, вела нас по крутому склону вниз, в мрачную, припорошенную снегом равнину. Деревья здесь были низкорослые, с кривыми стволами; кое-где сквозь тонкий слой снега щетинился кустарник, то тут, то там проглядывали пучки жухлой травы.

Через реку был перекинут мост – грубое творение рук человеческих из досок и вогнанных в дно столбов, – но на другом берегу мы не встретили никаких следов людского присутствия. Нам снова предстоял подъем, на сей раз более крутой, чем раньше. Преодолев его, мы увидели некое подобие укрытия, сложенное из камней, и яму, почерневшую от огня. Здесь мы остановились. Вскоре к нам подъехал лорд Имгри с проводником и одним из провожатых.

– Вы останетесь здесь, – объявил он.

С этими словами он развернулся и вместе со своими спутниками поскакал к видневшейся впереди расселине между двумя высокими скалами. Мы спешились. Двое оставшихся мужчин разожгли костер и выдали нам еды, однако мы были так вымотаны дальней дорогой и взволнованы, что едва к ней притронулись.

– Это и есть Глотка ястреба, – сказала Килдас, показывая рукой на расселину. – Но что-то я не вижу женихов, радостно приветствующих своих долгожданных невест.

Едва она договорила, как из расселины, разгоняя сгустившийся мрак, брызнул свет. Не желтый свет лампы и не красноватые отблески костра, а зеленоватое сияние, подобного которому мне еще никогда не доводилось видеть. На его фоне чернели три знакомые фигуры, но больше никто не появлялся.

– Да уж, – буркнула Килдас. – Гостеприимство у них явно не в чести.

– А вдруг… – пролепетала с надеждой Солфинна, – вдруг они решили…

– …что и без невест обойдутся? И не мечтай, – жестко отрезала Килдас. Лицо ее внезапно будто постарело. – Мы не в сказке, глупо ждать счастливого конца. А напрасные надежды в итоге лишь разобьют тебе сердце.

Мы еще долго стояли у костра, с благодарностью принимая его тепло, однако вздрагивали всякий раз, как обращали взгляды на расселину, озаренную странным зеленоватым светом.

4

Дары Единорога

– Знаете, какая сегодня ночь?

Девушка, задавшая вопрос, откинула вуаль и сдвинула назад капюшон. Пряди светлых волос свободно упали на лицо. Я ее узнала: это была Алдит – прошлой ночью она спала на матрасе слева от меня.

Килдас ответила:

– Если ты о том, что сегодня последняя ночь уходящего года…

– Именно об этом. Наступает год Единорога.

– Некоторые расценят это как добрый знак, – сказала Килдас. – Ведь Единорог – хранитель дев и невинных душ.

– Сегодня ночью, – едва слышно произнесла Солфинна, – мы бы собрались в главном зале, увешанном гирляндами из плюща и остролиста. Остролистом бы украшали себя мужчины, а плющом – девушки. Вместе мы подняли бы чашу во славу грядущего года и предали бы пламени соломенного человека. Мы жгли бы благоухающие травы, чтобы уродились хлеба, а удача не обходила стороной наш дом…

Однажды мне довелось побывать на таком празднике и видеть обряды, о которых говорила Солфинна, – бесхитростные, но столь важные для тех, кто зависит от благосклонности природы. Сегодня ночью их будут справлять в каждом жилище – и в крестьянском доме, и в богатом поместье, и лишь в аббатстве не будет ни веселья, ни ритуального сожжения соломенных кукол – почтенные дамы не признают языческих традиций.

– Хотела бы я знать, похожи ли их обычаи хоть в чем-то на наши. – Голос Килдас отвлек нас от воспоминаний. – Пламени они не поклоняются – сама его природа чужда их миру. Каким богам молятся эти Всадники? А вдруг у них и вовсе нет никаких богов?

Солфинна тихонько ахнула:

– Нет богов? Но как может человек жить, не полагаясь на силу более великую, чем он сам?

Алдит презрительно рассмеялась:

– Ты судишь их по нашим меркам, но кто тебе сказал, что они люди? Глупышка, ты до сих пор ничего не поняла? Давным-давно пора забыть о доме и прошлой жизни. Тебя, как и всех нас, ждет совсем иной мир – такова уж немилосердная воля звезд.

– Почему ты убеждена, что иное непременно таит в себе зло? – спросила я ее. – Если повсюду выискивать одних лишь недругов, в конце концов начнешь шарахаться от собственной тени. Сами подумайте: если отбросить все домыслы и слухи, что нам в действительности известно о Всадниках?

Девушки наперебой принялись отвечать. Килдас, послушав этот невразумительный хор, рассмеялась: