Дастриус действительно дарил целую гамму ощущений, которые невозможно или практически невозможно испытать в реальности. Обсуждение этих тонкостей плавно перетекло на не застекленную террасу. Весна уже полноценно вступила в свои права и на улице было достаточно тепло чтобы там можно было выпить горячий напиток с каким-нибудь десертом.
Такое «пиршество» не могло не привлечь внимание некоторых представителей местной фауны — на ограду террасы сел ворон, приглядывающийся к столу. Первым его заметил Дагир, быстро дав понять остальным, что не стоит прогонять или пугать птицу. Он взял блюдце, положил на него небольшой кусочек торта и поднялся из-за стола. Заметив приближающегося человека ворон сделал несколько коротких прыжков, одними лапами, в сторону, но улетать не спешил. Дагир не стал его преследовать, остановившись в паре метров от него. Блюдце с угощением он поставил на перила и медленно пододвинул в сторону ворона. Остальные с интересом наблюдали за происходящим.
Ворон несколько секунд вертел головой, приглядываясь к подошедшему человеку. Дагир замер на месте, оперевшись всем телом на ограду, держа в одной руке телефон. Птица сделала один робкий шажок в его сторону и сразу же замерла, готовая в любой момент взлететь. Дагир краешками пальцев пододвинул блюдце чуть ближе к ворону. Птица продолжила аккуратно приближаться, то и дело замирая с растопыренными крыльями, но человек не двигался. Таким способом птица и добралась до заветного угощения. Дагир не шевелился пока птица трапезничала, достав телефон лишь в самом конце.
Ворон доел последние крошки и бросил взгляд на человека — Дагир, тепло улыбнувшись птице, покачал головой. Будто поняв этот жест, ворон отвернулся, чуть опустил корпус, расправил крылья и взлетел. Парень ещё с минуту делал что-то в телефоне, а потом принес его за стол, показывая самые лучшие кадры на которых был изображен ворон. Дагир оставил лишь несколько снимков, но каждый — достойный того, чтобы быть в каком-нибудь журнале. И платой за них стал всего лишь крохотный кусочек торта.
— Ты выложишь это?
— Может быть, — озвучил Маркус короткий жест брата.
— Выложит куда? — поинтересовалась Верина мама и вскоре дочь с большим энтузиазмом показывала ей аккаунт Дагира в сети, где он выкладывал некоторые из своих снимков. Вскоре к нему прибавился ещё и аккаунт Маркуса, где он выкладывал свои рисунки. Что один, что второй, совсем иначе раскрылись перед новыми родственниками.
Пока все изучали красоту, созданную новыми членами семейства, Этель огляделась в поисках Тараса, который внезапно куда-то исчез.
— Он вышел пройтись по территории, — сказал Маркус, — не нужно, — добавил он, заметив, как девушка собирается встать, — дай ему побыть одному.
Противиться решению Маркуса Этель не стала: он знает Тараса куда лучше неё. Вскоре, вся компания распалась на несколько мелких групп. Илья, его отец и Маркус сели вместе обсуждать бизнес и финансы, Вера вместе с родителями, тетей и Дагиром продолжили изучать работы братьев, Женя отошел поговорить с кем-то по телефону, ну а Юля вместе с Этель отошли на край террасы. Последняя до сих пор была немного удивлена тем, что оказалась здесь на семейном ужине.
— Вот он, — неожиданно произнесла Юля, указав куда-то в сторону.
Этель проследила взглядом в том направлении и заметила идущую вдоль ограждения фигуру.
— И что он там делает? — спросила девушка, отпив из чашки.
— Ищет дыры в системе охраны.
Юля вздрогнула от неожиданности. Она повернулась и увидела стоящего прямо у неё за спиной Маркуса. Как человек таких габаритов вообще может подкрадываться?
— После его первого визита сюда дядя многое изменил, согласно замечаниям Тараса.
— Значит изменит ещё раз. В мире не существует идеальной системы защиты. А Тарас человек, который лучше любого другого может разглядеть эту не идеальность. Он будет находить пробелы и уязвимости в системе охраны каждый раз, когда будет сюда приезжать.
— Зачем? — спросила Этель, — Почему он бродит там один, вместо того чтобы быть тут с семьёй?
Маркус не спешил с ответом. Парень громко выдохнул, не отрывая взгляда от одинокой фигуры брата, что вот-вот исчезнет из виду за гостевым домом.
— Это больше похоже на его нормальное состояние, чем то, к чему привыкли вы. Когда мы только встретились, и он свободно… общался с вами я думал это эффект радости, праздника от нашей встречи. Я очень удивился, когда узнал, что это не временный эффект и он стал так общителен. Наше возвращение, видимо, подтолкнуло его назад, ближе к жизни в Яме, где он мог молчать, без преувеличения, неделями.
— Неделями? — с сомнением в голосе спросила Юля.
— Да, неделями. Тарас был мозгом большей части бунтов и попыток побега. Когда в плане появлялась на первый взгляд неразрешимая проблема, он мог неделями не разговаривать, обдумывая её пока не находил решение. Но он и до этого был молчаливым. Даже его имя — Лок — было дано ему за умение молчать.
— Так просто? За то что он молчаливый?
Тарас рассказывал им про имена в Яме. Они имели там очень большое значение и к вопросу выдачи имени подходили очень серьёзно.
— Нет, там всё было не просто, — Маркус прикрыл глаза и на его лице отразилась невыносимая печаль, — то был последний раз, когда появились отказники.
— Отказники?
Маркус кивнул и открыл влажные глаза.
— Да. Когда ты попадаешь в Яму с тобой будет ещё две-три сотни одногодок. К пятнадцати их в лучшем случае останется два десятка. И будь у тебя выбор, ты бы лучше зашел в газовую камеру, чем ступил на холодный песок против любого из них.
К тому времени ты столько испытал, столько пережил, ненавидишь Яму и её создателей так сильно, что готов вытерпеть всё: голод, жажду, лишение сна, любую боль, даже лишение воздуха — нет ничего, что могло бы заставить тебя выйти на бой и драться с братьями. Кроме одного.
Старшие защищают младших — это был главный закон в том кодексе правил, что мы для себя выстроили, чтобы не превратиться в животных. И именно он был причиной, по которой старшие продолжали сражаться. Все знали, что будет, если вы откажетесь сражаться друг с другом.
Но противостояние этому было в то время одной из главных идей: если они не смогут заставить нас биться, то что им делать? Нет ни ставок богачей, ни объективных результатов исследований. Нужно просто вытерпеть и система сломается.
Маркус понуро покачал головой.
— Это были Траск и Хавок. Они отказались сражаться. Не взяли оружие, просто сели друг на против друга. Судья при виде такого неповиновения только посмеялся. Помню, как в тот день в тюремный блок пришла сразу сотня охранников, за младшими, за теми, кто окреп достаточно чтобы вытерпеть истязание, но ещё не прошёл свой первый бой — им даже восьми не было. Старшие из нижней части блока пытались их подбадривать, объясняли зачем всё это и как проще пережить предстоящую боль. Их повели наверх, на арену, чтобы взбунтовавшиеся видели своими глазами цену своего решения, а в тюремный блок транслировались звуки оттуда. — пальцы Маркуса крепко сжали деревянные перила, затрещавшие под давлением такой силищи, — За непокорность старших всегда истязали младших, кто ещё не привык к пыткам. В тот раз, им сдирали кожу со спины.
— Господи…
Юля прикрыла лицо руками, пытаясь спрятаться от возникших в голове картин, пока Этель старательно рассматривала доски под ногами, преследуя ту же цель.
— Траск и Хавок продержались два дня. Два дня они слушали как кричат и плачут младшие братья, которые оказались там по их вине. За это время их успели один рас усыпить и накачать жидкостью и пищей, а потом снова бросили на арену, чтобы они проснулись под крики младших.
Никогда не забуду те два дня. Никто не спал. Мне было страшно, я боялся оказаться на их месте, что рано или поздно придут за мной. Помню, как эти мысли прервала тишина. Не беззвучная, из динамика слышалось сопение истязателя, этот противный, ужасный звук отрываемой кожи, но всё это казалось оглушительной тишиной после двух дней беспрерывных криков. Один мальчик смог вытерпеть. Не издать ни звука, чтобы облегчить муки совести для старших братьев. Доказать, что систему можно сломать.
