И повсюду, всегда и везде

я твой взгляд одеваю стихами.

24 ноября 1999

В консерватории

Зал консерватории

деревянный, бел.

Здесь клавиры вторили

в сотни децибел.

Девочка как девочка,

волосы волной.

Ноты, словно семечки,

звуки – пеленой.

Так играла – вьюжила

классикой струясь,

что морозной стужею

сольно увлеклась.

Платье снежно-белое,

черный инструмент,

исполнение смелое,

черно-белых лент.

Чуть не заневестилась,

но виолончель

рядом звуки вбросила

в музыкальный челн.

29 ноября 1999

Штурман

Сиреневый рассвет

в сиреневой печали,

гранитный парапет

замерзшего причала.

Корабль одинок,

пусты его каюты.

Зарозовел восток,

меняя небо круто.

А штурман не спешил

покинуть дом-таверну,

он девочку смешил,

та робкая как серна.

Был штурман одинок,

но ночь уже в рассвете,

и волосы – ленок

Он уходил, как летом.

Он девочку пленил

своей морской походкой,

и трап под ним кренил,

он шел в каюту ходко.

7 декабря 1999

Полет наваждений

Воздушные замки, иллюзион,

прожекты, мечтания и грезы,

виденья, сказания, как сказок сезон,

несут наваждения в прозу.

Стихи из той прозы растут на глазах

почти с непонятною силой.

Потом все оценишь, как стройку в лесах,

а чувства? Возможно. Да, мило.

Но вот из страданий, что были в груди,

точнее сказать, просто в сердце,

получится опус с названием: "Приди",

а кто-то подумает: "Серо".

Мечты и соблазн, и обрывистость фраз,

всегда лишь мечта неземная.

Сама сознаешь то, что грезы – маразм.

и все же мечтаешь: "Вас знаю".

Полет наваждений, он с нами всегда.

Он словно снежинки порхает.

И любишь, мечтаешь и веришь тогда,

когда наваждение летает.

10 декабря 1999

Мужчина в красном

Когда мужчина как закат

оделся в красное, так легче,

беру я чувства напрокат,

и он партнершей обеспечен.

Закат на краешке земли

подернут облаком вечерним,

вот тучки солнышко смели,

из карт остались только черви.

Немые зрители небес

стоят деревья над рекою.

Мужчина в красном, он воскрес,

и я машу ему рукою.

Застыла речка в неглиже,

рука в бинтах как ветка в снеге.

В бассейне жизнь на вираже,

он где-то рядом, полный неги.

И вот плыву, бинтов уж нет,

и боль в руке, и в ритме сбои.

Ковбойку сбросил. Волны – след.

Морскому волку нет прибоя.

Ныряет он диагонально,

он многогранен, вездесущ.

Я рядом буду тихой ланью

с больной рукою, в этом суть.

Мораль любого увлечения

до одиозности старит,

с гарантом чувства привлечения

в холодном воздухе парит.

В такие редкие минуты,

когда от разума труха,

когда влюбленность лезет в путы,

и в прозаичные меха.

Забыв в мгновенье благонравие,

стремишься сердцем лишь к нему,

встречаешь лед над разнотравьем.

Удар, ушиб, рука в плену.

Рука в плену, но не ладоней,

а гипса, шины иль бинта.

А Он поднимет, слыша стоны,

стряхнет весь снег, а ты не та.

А у тебя лишь боли, боли

от перелома, трещин, травм,

затмят любовные юдоли.

И провидение – страшный Мавр.

Почем все стоят увлечения?

Где перелом, где аэропорт,

а где простых людей суждение,

где по врачам хождение – спорт.

Бывает так, сдают все нервы,

пока душевно отойдешь,

бывает боль в цветенье вербы,

и всех несчастий не сочтешь.

Иль ночь без сна в дыму угарном

под чей-то нудный разговор.

А если парень сердцу гарный,

на годы думам приговор.

Так сколько раз душа влюблялась?

Не счесть. Не высказать. Одна.

Одна, однако, вновь осталась,

мужчины поняты до дна.

Мужчин немного в жизни было,

одни стихи, скорей мечты.

Их руки с кожи смыло мыло.

А что в стихах? А ты прочти.

Отдать бы должное мужчине,

что с внучкой весело играл.

Он находил для игр причины,

когда ее за ручку брал.

Ведь ни отца, ни деда рядом,

девчушка грустная растет.

Пусть растрепались в играх пряди,

но как веселость им идет!

И смех его звучит счастливо…

Играет, бегает, шалит,

и танцевать идет ретиво,

и их дуэт азартом слит.

Немного грустно и приятно

смотреть на милую возню.

Все, что творят они – занятно.

Их шалость в память я возьму.

Мужик дельфином с ней резвился,

акулу мог изображать.

А может то амур так вился?

Ему бы руку мне пожать!

14 декабря 1999

Шарик над столом

Что такое теннис на столе?

Это просто чудное явление,

держит стол, как будто он в смоле,

можно ощутить его пленение.

Дело в том, что точная игра,

легкие ракетки, белый шарик,

будто бы крючочек у багра,

пыл в игре приходит очень жаркий.

А напротив – только твой партнер,

он своей игрой расскажет притчу

о себе, игре, коль бой остер,

об одежде. Шарик. Стол. И речи.

Поиграй в настольный теннис ты,

поиграй умело – неумело,

отношения будут так просты,

что в любовь ты будешь рваться смело.

Это лучше, что ни говори,

просто разговоров и прогулок.

Так дерзай ракеткой и твори.

Шарик, звук, бросок, а зал так гулок!

1999

Забытое чудо

Что главное? Уйти из зацепленья,

и знать неповторимость бытия.

Однажды сердцем чувствуя плененье,

понять, что мы играли: ты и я.

Прекрасное не повторится чудо,

нечаянно мы вспыхнули вдвоем,

и безразличие обступило круто,

и мы отдельно думает, живем.

А чудо было несколько мгновений,

а охлаждение следом шло всегда,

и сердце замирало: черви, вини.

И все. Не повторится никогда.

Искать его, не зная полных данных?

Найти в Москве возможно ли его?

А там уже и Мани или Тани,

и снова расставаться нелегко.

Ракетка, теннис, сетка, взгляд и счастье -

простое откровение судьбы,

Любить в игре незримо и нечасто.

Как хорошо, чтоб повторилось бы!

Проходит год. Забыто это чудо.

Попытка отыскать не удалась,

как вечером не встретить тайну утра.

Я не ищу! Я не ищу! Сдалась.

1 декабря 1999