А шли года. И в ней все спит.

А вот его она хотела.

Но весь прошел любовный пик.

И до него ей нет уж дела.

Какой сумбур! Какой пассаж!

И ерунда без сожаленья.

Да кто он ей? Обычный паж,

мгновенный, словно вожделенье.

1996

Условности

Вы правы люди, я давно устала,

но все надеюсь молодость вернуть,

и не по мне концерты, люди, залы,

и трудно мне с дороженьки свернуть.

Условности, вас проклинать порою

я устаю, но мысленно за вас.

И с каждым годом, этого не скрою,

я реже из общения даю пас.

Уединяюсь я в любой общине,

и на курорте вовсе не была,

и улыбаюсь поднебесной сини,

для взлета не хватает мне крыла.

«Я Вас люблю» – мне говорили много,

в молчанье было больше этих слов,

но от любви ушла моя дорога,

исчезла, к сожалению, прелесть, новь.

Еще взлететь, еще любви кусочек,

но нет, о нет, дозволенности нет.

А под ноги упал еще листочек,

и благонравия беспробудный свет.

Условности, усталость, удрученность,

и молодость. Последние витки.

Обиды так быстры, нерв, утонченность,

как тонких волосинок завитки.

1996

Все возможно

Июльское солнце светило прохладно.

А лето сегодня гуляло не здесь,

и все хорошо, да вот что-то накладно

мне слушать при солнце нелепую весть.

Что ты вновь далеко и где-то сердито

дела завершаешь, а может, и нет.

Как часто бывает, что истина скрыта,

и я не дождусь ни тебя, ни привет.

Но я не одна, ни так молоды годы,

я долго живу на прекрасной земле,

потомкам своим изменяюсь в угоду,

живу вся в проблемах в своей же семье.

Пусть я одинока и дом без мужчины.

Что делать, прошли времена, когда был,

но это не повод для женской кручины,

мой опыт любви весь с тобой не уплыл.

Не выйду я замуж в любовь, кто моложе.

Не выйду я замуж за старых мужчин.

Устану с одними в неверности клеток.

У старых так много болезней, кручин.

Я буду одна, а любовь – часто благо,

она, все возможно, сойдет на меня,

И дело в не возрасте некого мага,

и все же любовь не идет семеня.

26 июля 1996

Холодность благородства

Еще не листопад, еще листва желтеет,

и синева небес видна средь облаков,

еще душа моя кого-то вновь жалеет,

и жду невольно я его ночных шагов.

При свете ночников, когда и тишь, и воля,

мир, как бы в забытье, мне чудится вновь он.

Но у меня теперь совсем иная доля:

все прожитое вдруг поставлено на кон.

Перешагнуть еще границу дозволения,

еще заполонить собою одного,

на это же должно быть Бога повеления,

и если разрешение – Бога самого.

А искорка любви не покоряет с ходу,

она не перешла сквозь новенький рубеж,

пока еще пленит холодность благородства,

но с ней не до любви, с ней разве за рубеж.

А Вы не одинок? Вам нравится быть чуждым?

Вам нравится роптать и вовсе не любить?

Но может, наконец, Вы станете мне нужным?

Поможете слегка мне время позабыть?

Но чувства не листва, они слегка пожухли,

и благородство душ, порой обычный душ,

и бросится в любовь самой, поверьте, жутко,

и лучше взять еще десяток сочных груш.

1996

Лесная грива

Еще одна красавица лесная

тряхнула гривой сказочных волос.

А мой атлет, об осени все зная,

заворожено смотрит в тайны кос.

А как же быть? К чему листвы падение?

Златой ковер неубранной листвы.

Пусть будет он началом восхождения

младой звезды, а я иду на Вы.

Недолговечны тайны листопада,

недолговечна первая любовь,

не сбережешь все семьи от распада,

не сбережет безлиственная новь.

Лесная грива друга уводила

в чащобы леса, ласки и тоски,

красавица готовила удила

своих волос на совесть, на мозги.

Не знаю, чем она приворожила,

зачем тебя в чащобу увела?

Одежду из листвы наверно сшила,

а без одежды в сказку завлекла.

Обычная красавица лесная,

взяла и увела в расцвете лет,

росой приятной утренней блистая.

За ней ушел мой друг и мой атлет.

1996

Трепетный кумир

Пусть моросит тихонько дождь осенний,

листва прощально машет мне рукой,

мы вновь решаем из металла звенья,

а ты меня от лишних глаз – прикрой.

Я не люблю телесно, а иначе

нам не создать и доли тех вещей,

что создали для света, и тем паче

есть корпус блока, чем он не Кощей?

Тебя люблю с технической вершины,

мы создали так много в этот год,

что для любви телесной нет причины,

и это современнейший итог.

Ты одинок, но непонятен часто,

тебе нужна для дела просто я,

но подойти, сказать за жизнь опасно

и будет наша жизнь совсем проста.

У нас работа отнимает силы,

мы вместе создаем сценичный мир,

у каждого своя для жизни вилла,

но мы друг другу – трепетный кумир.

Роман служебный часто неизбежный,

не значит он обычно ничего,

и смоется любой волной прибрежной,

где там песок почти из ничего.

1996

Осенняя ревность

Поздняя осень, да ранние слезы,

кто одинокий, а кто и влюблен.

Лето любви отгремело, как грозы,

и без листвы стал заброшенным клен.

Что мне кручина и подвиг без крика,

я одиноко покинула Вас.

Где-то за дверью стояла улика.

Я промолчу, покидаю. Я – пас.

Я Вас любила, без всякого смысла…

Вы предо мною захлопнули дверь.

Мысль: "Почему?" ненадолго мозг грызла.

Видно, за дверью припрятана "Тверь".

И побрела я все дальше от дома,

дальше и дальше, не чувствуя ног.

Я не глотала отчаянья кома,

и поработала пара сапог.

Что мне кручина, ведь город прекрасен,

очень темно, но на то и ноябрь.

Мозг мой спокоен, достаточно ясен.

Я вновь свободна: "Свободу не грабь!"

Явно, конечно, за дверью стояла

новая пассия Вашей судьбы,

просто не вовремя я Вас застала.

Ревность лечу я во время ходьбы…

1996

Мороз в судьбе

В природе есть свои витки

скользящие, крутые.

Мороз и нервы пусть крепки,

но все же не литые.

Зима морозная нова?

Вы с холодом знакомы.

В судьбе всегда свои права:

на жизнь, здоровье, комы.

Пусть тяжела пока судьба

из выпавшего снега,

и все идет за честь борьба,

в ней тяжело без бега.

Судьба? Судьба. Легка? Легка.

Морозный всюду иней.

Мир праведный, но лишь слегка.

Маячит вечер синий.

Мороз в судьбе, мороз в мечтах,

сугробы под ногами,

в каких бы ни были летах,

скрипят мороза гаммы.

Все почему? А потому,

что кто-то одинокий

совсем не в том живет дому,