— Три, два, один!
Марго набрала полную грудь воздуха и рухнула в воду. Она позволила падению утянуть ее в самую темную глубину, а потом открыла глаза. Легкие заполнил жгучий страх. Под водой все было как будто приглушено. Жуткая тишина и тьма окружали ее. Марго точно оказалась в другой вселенной, отрезанная от реального мира. Совершенно дезориентированная, в панике она смотрела наверх и видела только слабые блики солнечного света. Изо всех сил она толкала себя туда, пока наконец не вырвалась на поверхность. Внутри нее все ликовало.
Уже у другого берега, опираясь под водой на руки, она набралась смелости и задала сестре вопрос, который терзал ее все это лето:
— Люси, а что такое бонкбастер[2]?
— Ты серьезно? — рассмеялась сестра. — Дай-ка угадаю. Ты явно услышала, что кто-то говорит так о маминых книгах.
Марго кивнула:
— Брайан Хансен сказал, что его мама сказала, что наша мама пишет бонкбастеры. И еще что ее книги грязные, непристойные и не для публичных библиотек.
Она покраснела, осознавая, что это действительно нехорошо, чтобы там ни говорила мисс Хансен о сочинениях матери.
— Прикольно. Не слушай их, Марго. Брайан Хансен — прыщавый тупица, а его мамаша — старая ханжа.
Марго не понимала, что такое «ханжа», как не понимала, что такое «бонкбастер», но все равно согласилась с сестрой.
— Это означает секс, Марго, — объяснила Люси, заметив озадаченное выражение на ее лице. — В маминых книгах очень много секса. Грубого секса.
— Отстой, — поморщилась Марго.
— Согласна, — ответила Люси и нырнула, только лодыжки и остренькие пальцы ног на секунду мелькнули над водой.
Марго подождала, пока она снова появится на поверхности.
— Зачем она пишет о таких вещах, Люси? Почему она не может писать нормальные книги?
— А почему она днем носит ночные сорочки? Или загорает нагишом? Почему забывает собрать нам ланчи в школу и отправляет нас туда в разных носках и маленькой обуви? Возможно, ты еще не поняла, Марго, но наша мама не такая, как другие. Посмотри вокруг, где она? Хотя давным-давно уже должна быть здесь, мы же хотели устроить пикник. Я проголодалась!
Это была чистая правда. Марго казалось, что она всегда это знала — их мать отличается от других матерей. Те пекли пироги, жарили рыбные палочки и заплетали своим дочкам сложные французские косы, а Кит была иной. Иногда Марго думала, будто у нее не одна, а две матери. Писательница, которая проводит все время за закрытыми дверями своей студии, случит там на старой пишущей машинке, извлекая из окутывающей ее тишины разные слова. Эта женщина была для нее загадкой. Неизвестностью. Закрытой книгой. И она не была ее матерью. Только знаменитой писательницей К. Т. Уивер, создательницей больших исторических романов в обложках с золотыми буквами. На встречах с ней в книжных магазинах и на фестивалях люди выстраивались в очередь за автографами. Ей звонили издатели, у нее брали интервью журналисты со всего мира. И все это происходило там, за закрытыми дверями ее студии. Она была той женщиной, к которой нужно стучать, перед тем как войти, а она может лишь чуть поманить слегка раздраженным движением кисти.
— Да-да? — может спросить она. — Что у тебя?
Ее мать была тенью этой женщины и появлялась после нее. После долгого дня работы она выходила на порог своей студии, моргая и потягиваясь, точно кошка, соскочившая с дивана. Шла по саду, разминая задеревеневшие плечи, с растрепанным пучком на голове, в смятой одежде. На кухне она заваривала крепкий черный чай и садилась за стол, постепенно привыкая к атмосфере окружающего ее пространства.
И только после этого их мать пыталась наверстать все, что теряла в часы своего уединения, стря хивала с себя свою маниакальную рефлексию.
— Идите сюда, мои дорогие. Расскажите, как прошел ваш день.
И вот тогда она заводила проигрыватель, гремела музыка, на плите варились яйца, в тостере трещали тосты. И Кит, компенсируя многочасовую тишину, возвращалась к семье.
Были даже моменты близости. Марго еще помнила их. Перед сном, когда она, вздрагивая от перевозбуждения после целого дня или от волнения перед днем предстоящим, лежала в постели, Кит приходила к ней. Садилась рядом, гладила ее волосы, руки, водила пальцами по ладоням, снова и снова, пока Марго не чувствовала умиротворение. Правда, с годами такие моменты случались все реже, становились короче. Внимание матери, когда та водила пальцами по ее ладоням, ускользало. Или Тед внезапно стучал в дверь и говорил, что звонит кто-то важный и не можешь ли ты, Кит, пожалуйста, будь добра, подойти.
Марго сбивало с толку это постепенное отстранение. Теплота матери сменялась холодностью, близость — отчуждением. Но Марго все больше и больше нуждалась в ней. Нуждалась так, что начинала представлять себя какой-нибудь поклонницей Кит, которые стоят в огромной очереди, надеясь получить хоть чуточку внимания. И чем больше Марго осознавала, как успешна ее мать, тем труднее ей было удержаться от мифа о ней, не поставить ее на пьедестал, как это делали другие.
Люси снова нырнула. Марго подождала, пока она появится на поверхности, и спросила, указывая на берег:
— А кто это там с папой?
Сестра повернулась. Фигура, которую Марго заметила вдалеке, когда та перелезала через перекладину изгороди, подошла к иве, в тени которой сидел отец, и остановилась. Это оказалась высокая стройная женщина, одетая в зеленые брюки, широкую белую рубашку, вокруг ее шеи был обернут светло-желтый шарф. Длинные рыжие волосы, точно ленты, развевались на ветру. Женщина держала в руках пучок каких-то длинных коричневых листьев. Даже не листьев, а скорее фазаньих перьев.
Женщина что-то сказала их отцу. Марго не слышала слов, но громкий смех Теда разнесся по воде.
— Кажется, это женщина, которая купила коттедж на дальнем краю долины, — ответила Люси. — Она вдова. Миссис Эш. — Слово «вдова» она проговорила очень уж драматическим шепотом.
Марго украдкой взглянула на незнакомку. Трудно было сказать наверняка, но издалека казалось, что ей лет тридцать, не больше.
— Она не похожа на вдову.
Люси подплыла к Марго, ее губы едва выступали над поверхностью воды, а голубые глаза сверкали, точно блики на речной глади.
— Я слышала, это был несчастный случай. Ее мужа раздавило трактором, представляешь! А она сама нашла его. Но было уже слишком поздно.
Марго вздрогнула и нырнула под воду, чтобы прогнать ужасную картину, которую уже представила себе. Она потянулась вниз, чтобы нащупать дно и сделать стойку на руках, на манер Люси, но, обнаружив, что теряет равновесие, бултыхнулась и взметнулась вверх, к воздуху.
— Попробуй еще раз, — подбодрила ее сестра. — Только ноги держи вместе.
Она решила, что докажет ей, что тоже может так, и нырнула снова. На этот раз ее руки коснулись дна, но тут же ладонь пронзила острая боль. С визгом она вылетела на поверхность, откашливая воду.
Кровь текла по ее руке, капая, точно красные чернила, в зеленую реку.
— Люси! — закричала Марго. — Люси, я порезалась!
— О боже! Папа! — крикнула Люси. — Папа, скорей сюда, Марго поранилась.
Люси помогала Марго взбираться по каменистому берегу, когда Ева, Тед и незнакомка, с которой он только что болтал, подбежали к ним. Завидев Марго, Тед пробрался сквозь заросли камышей и, схватив дочь в охапку, выволок ее на берег. Она сжимала кулак, теплая кровь лилась ручьем по ее руке, от шока она едва не теряла сознание и поскуливала.
— Ты наверняка порезалась обо что-то грязное, — проговорил Тед, побледнев.
Женщина взяла Марго за руку.
— Разрешишь мне посмотреть? — спросила она, Марго кивнула и попыталась разжать кулак.
Женщина посмотрела на свою ладонь и снова сжала руку Марго, затем сняла с шеи красивый желтый шарф.
— Попробуй разжать кулачок, а я тебе перебинтую рану вот этим, чтобы кровь остановилась. Хорошо? Сможешь, не испугаешься?
Марго, онемев от боли, кивнула, разжала кулак и позволила осторожно перевязать ладонь шарфом. Тот сразу намок и стал розовым от крови. Женщина повернулась к Теду:
