Картина состояния энергохозяйства оставшейся еще под игом сталинского режима части России будет неполной, если не остановиться на положении, сложившемся в области снабжения страны жидким топливом На жидком топливе работает целый ряд крупных электростанций СССР. В частности, на мазуте работает одна из наиболее мощных электростанций московского кольца (МОГЭС), Костромская ЦЭС (центральная электрическая станция), Кинишемская ЦЭС и целый ряд других в заволжских районах и на Урале. Очень велико дизельное хозяйство фабрик и заводов, а также рудников Кузбасса и Караганды, потребляющее моторную нефть. Между тем, в восточных районах России добывается лишь 8 % общего количества нефти (Эмба, Ишим), при полном отсутствии в этих районах крекинговых установок 92 % нефти добывается в районах Баку, Грозного и Майкопа. Последний из них уже находится в руках Германии, а связь с первыми двумя перерезана. — железнодорожная полностью, а водная (по Каспийскому морю и Волге) находится под действием германской авиации. К этому надо прибавить, что весьма мало развитая в СССР выработка заменителей натурального бензина (бензола, толуола и т. д.) была почти полностью сконцентрирована на коксохимических заводах Донбасса. Сколько-нибудь серьезные, промышленного масштаба, запасы жидкого топлива в СССР отсутствуют. Положение с нефтью и продуктами нефти в СССР стало по-истине катастрофическим и это уже сейчас парализует не только работу дизельного хозяйства и нефтяных электростанций, что составляло бы еще пол-беды, но и огромного парка тракторов, автотранспорта и авиации Совершенно очевидно, что в существующих условиях все жидкое горючее, какое еще сможет наскрести сталинское правительство, будет строжайше закреплено за армией (ведь армии без горючего в современной войне грозит полный, неминуемый и быстрый крах!), и промышленность, ее энергетика, моторной нефти и мазута не получит. Таким, же, если не более острым, будет положение со смазочным маслом, острый недостаток которого уже сегодня — всем очевидная реальность.
Таково состояние советской энергетики. Не ясно ли, что с таким положением в области угля, нефти и электричества нелепо говорить о сколько-нибудь устойчивой экономике и о ее пригодности для ведения длительной войны?!
б) Индустрия.
Каждому известно, что состояние и перспективы работы индустрии прежде всего определяются наличием металла — чугуна и стали. В приказе № 227 от 28 июля Сталин заявил, что в настоящий момент, в связи с потерей южного промышленного района, СССР лишился 10 000 000 тонн металла ежегодно. У нас нет оснований спорить со Сталиным относительно цифры — ему видней…
Положение оставшейся части СССР в отношении выплавки чугуна и стали выглядит не менее катастрофическим, чем положение в области энергетики. Мы уже говорили, что в районах, оккупированных германскими войсками, выплавлялось до 60 % чугуна и 55 % стали, в том числе не менее 80 % качественной стали. К этому надо добавить потерю чугунно- и стале-литейной промышленности Липецкой группы Воронежской области (комбинат «Свободный сокол» и др.) и, что особенно важно, прекращение работы из-за отсутствия электроэнергии московского завода «Электросталь», снабжавшего военную промышленность сталью специальных марок. Выплавка чугуна и стали в Магнитогорске и Кузнецке и на старых, отчасти реконструированных, предприятиях Урала (Тагил, Нижний Тагил, Златоуст и т. д.) в общем обеспечивала в довоенных условиях металлообрабатывающую, машиностроительную и станкостроительную промышленность Урала и Сибири в среднем на 80 %. С юга и из центра ввозилось в среднем 20 % поковочного чугуна и до 30 % стали — почти исключительно высоких марок. В этих условиях попытки создать на Урале и в Сибири некую «автономную» промышленность, могущую самостоятельно существовать, — кажутся бредом людей экономически элементарно неграмотных. Это ясно и советским экономистам. Именно поэтому возникли проекты покрытия потребностей уральских и сибирских военных заводов за счет импорта спецстали из Америки. Сам по себе такой проект делает честь мудрости сталинских горе-плановиков, которые с таким же расчетом могли бы планировать импорт с луны — и то и другое почти одинаково утопично. Однако, о несостоятельности надежд на американского дядюшку — в следующей главе.
Из сказанного видно, что за счет производства чугуна и стали на Урале и в Сибири может быть, да и то далеко не полностью, а по специальной стали с катастрофическим прорывом, обеспечено снабжение металлом лишь прежней промышленности этих районов. О покрытии потребности новой, переброшенной сюда, промышленности и речи быть не может. Выход из катастрофического положения большевистские руководители хозяйства видят в том, чтобы полностью остановить все предприятия, потребляющие металл на нужды, без удовлетворения которых армия хоть как-нибудь может обойтись. Таких предприятий немного и вряд ли их остановка может дать большую экономию металла. А главное, от всей этой «хирургической операции» ресурсы особенно дефицитных специальных металлов ни в какой степени не возрастут.
Еще более безвыходным представляется положение промышленности, расположенной за Волгой и в Средней Азии. Эта промышленность всегда пользовалась металлом и полуфабрикатами Донбасса. Замена донецкой базы урало-сибирской невозможна по двум причинам: во-первых, как мы уже видели, Уралу и Сибири самим не хватает металла, а, во-вторых, транспортировка металла с Урала и из Сибири на Волгу и в Среднюю Азию, по меньшей мере, трудна из-за отсутствия надлежащей транспортной сети и дальности расстояния. Делались, правда, попытки использовать для переброски грузов с Урала водную магистраль Волги, но эти попытки уже оказались несостоятельными из-за недостатка волжского тоннажа, не налаженности грузооборота и сложности для архи-неорганизованного советского транспорта перегрузок с железных дорог на воду и обратно.
Таким образом, оставляя на весьма подмоченной совести Сталина правильность исчисления недостающего советской промышленности металла, мы должны отметить, что недостает именно того металла, без которого не может работать военная промышленность, а целые промышленные районы вообще остаются без металла из-за невозможности к ним его подвезти.
Таково положение в советской экономике с чугуном и сталью. Еще хуже положение на востоке СССР с алюминием и рядом других редких и цветных металлов, без которых не может работать военная промышленность. Рассчитывать на нормальную работу промышленности только с помощью запасов этих металлов не приходится уже потому, что такие запасы в СССР никогда не создавались — готовясь к короткой наступательной войне Сталин ведь не ожидал, что ему придется обороняться на Урале и Волге.
В безрадостном «сегодня» советской экономики отнюдь не одни металлы составляют темное пятно. Даже и при наличии металлов промышленность востока никак не может восполнить ни потерю Украины и других завоеванных немецкой армией областей, ни разоренных собственными руками заводов и фабрик Ленинграда, Москвы, Тулы, Ярославля, Иваново. В самом деле — что из себя представляет промышленность востока СССР с точки зрения ее направления? Каков характер этой промышленности, почти целиком выросшей в годы господства в России большевиков?
До революции уральская промышленность была характерна мелкими металлургическими предприятиями, использовавшими местную руду и древесное топливо и выплавлявшими высококачественную сталь. Конкурировать с возникшими в конце прошлого века крупными предприятиями юга России им, понятно, было трудно, и «сила» их заключалась в дешевизне и высоком качестве продукции. Да еще сила их — и не малая — заключалась в гибкости, свойственной малым предприятиям, в отношении перехода от одной марки стали к другой, от одной к другой модели. Сибирь же сколь-нибудь значительной промышленности, равно как Заволжье и Средняя Азия, не имела. Мелкая металлургия Урала большевиками была признана нестоящей внимания и почти полностью обречена на слом. Новая же промышленность строилась под знаком столь излюбленного большевиками плохо понятого «американизма» — строились обязательно «сверх-гиганты» и, притом, «сверх-специализированные». Возникали такие действительно грандиозные по мощности, по занимаемой площади, по проектному выпуску продукции и столь же грандиозные по безалаберщине и неуклюжести предприятия, как Магнитогорский металлургический комбинат, как Челябинский тракторный завод, как Орский медеплавильный комбинат, как Ново-Тагильский сталелитейный завод и т. д. Все эти «гиганты» и «сверх-гиганты» тяжко болеют неслаженностью внутризаводского механизма и целым рядом очень серьезных болезней, в основном возникавших в результате трудности управления столь сложными предприятиями в условиях бюрократического советского аппарата, и носят на себе черты, характерные для всей бюрократической советской системы. Так, грандиозные станкостроительные заводы, возникшие на базе магнитогорского металла, выпускают только определенные станки весьма ограниченного назначения и, по масштабам негибкого производства, внедрение новой модели требует коренной перестройки штампов и даже цехов, многомесячного времени. Гораздо более гибкие в отношении освоения новой машины, нового станка, новой модели заводы юга давали много очков вперед этим пресловутым гигантам, качество продукции которых, к тому же, всегда было весьма низким. Узко специализированные заводы востока выпускали продукцию крайне ограниченной номенклатуры и совершенно не изготовляли таких «мелочей», как электрооборудование, радиооборудование, оптические приборы, шарико-подшипники и т. д. Челябинскй тракторный гигант, например, выпускал многосильные гусеничные тракторы, но прежде чем эти тракторы сдвинутся с места, над ними должна была основательно поработать промышленность Ленинграда, Москвы, Харькова, чтобы снабдить их теми «мелочами», без которых ни один трактор работать не может. Эта гигантомания и мания сверхспециализации, психоз подражания, вопреки здравому смыслу, американской моде — наложил отпечаток на всю новую промышленность востока СССР и служит сейчас непреодолимым препятствием для удовлетворения многогранных нужд войны и экономики страны в целом. Эта «сверхспециализация» восточных промышленных «гигантов», из-за которой они способны выпускать только определенные, строго ограниченные, виды продукции и возникшая отсюда зависимость от предприятий юга и запада не позволяют большевикам рассчитывать на возможность нормального существования промышленности востока в отрыве от промышленности других районов страны. А этих-то «других» районов у большевистского правительства, в результате понесенных военных поражении, не существует.