– А то ты не знаешь! – ответила Кристина.

– Герману?

– Танька, отстань! Ты в курсе моих дел!

Казакова огляделась вокруг и наткнулась взглядом на Игоря, который тут же отвернулся к окну.

– А этот все смотрит и смотрит!

– Кто?

– Краевский. Он как-нибудь подожжет тебя своими бинокулярами. Это же не очки! Это натуральный гиперболоид инженера Гарина!

– Отнеси лучше «валентинки» в ящик, – попросила подругу Кристина, никак не прореагировав на «гиперболоид». – А то мне как-то неудобно второй раз.

– Да запросто! Только давай сначала над Краевским прикольнемся.

– Как?

– Напишем ему душераздирающее письмо про любовь.

– Зачем?

– Для юмора! Скучно ведь!

– У меня уже ни одной «валентинки» не осталось.

– У меня тоже, но тем лучше! Напишем ему на листке и закапаем слезами!

– Ты, что ли, будешь над письмом рыдать?

– Вон на окне лейка стоит!

– Знаешь, Танька, сама пиши, если тебе охота.

– Ну и напишу! Хоть посмеемся! – ответила Казакова и склонилась к тетрадке.

– Кристинка! Это опять тебе! – прочитал на записке Серега Степанов, а Кравцов бросил послание в целый ворох других, лежащих на столе перед Кирьяновой.

– А эта кому же… так неразборчиво написано… А! Игорек! Тебе! – Серега передал листок из тетради, сложенный квадратиком, Кравцову, а тот сунул его Краевскому.

Игорь вздрогнул, с опаской посмотрел на письмо и слегка дрожащими пальцами развернул его. Перед глазами оказался довольно большой текст, написанный гелиевой ручкой. Многие буквы расплылись, будто на лист попала вода. Прочитав первую строку, где речь шла о любви, Игорь, не читая дальше, уже без трепета раздраженно смял лист и сунул его в карман. Очень смешно! Думают, его так просто разыграть! Дурехи! Да не родилась еще та, которая сможет его одурачить!

– Похоже, он не прочитал, – констатировала Таня.

– Ты про что? – оторвалась от вороха записок Кристина.

– Да все про нашего инженера Гарина, про Краевского. Только открыл листок и сразу смял. Я за ним специально следила. Наверно, я все-таки переборщила со слезами. Понимаешь, из лейки неожиданно так полилось…

– Ну и наплевать! Что тебе за дело до этого Краевского?

– Если честно, мне нет до него никакого дела, но что я, зря надрывалась? Хотелось бы иметь результат! Ну да ладно… Наплевать! – Таня пошевелила рукой кучу записок, лежащих возле подруги, и спросила: – Ну, и кто тебе пишет?

– Да… – отмахнулась Кристина. – В основном чушь всякая без подписей; одна явно от Степанова, хотя тоже неподписанная, а три штуки – наверняка от девчонок, потому что злобные и ядовитые.

– А от Герки есть?

– Скорее всего, нет.

– Ну неужели среди этой кучи, – Таня опять пошевелила рукой записки, – нет ничего интересного?

– Представь, ничего! А у тебя?

– Тоже ничего стоящего. Две записки от Кравцова. Он хоть и не подписался и даже почерк пытался изменить, но я уже давно выучила, с какой дурацкой петлей он пишет «б». В общем, скукота! День влюбленных! Ждешь его, как не знаю чего, а толку?!

В начале двенадцатого Женя вышла из дома. Февральский день был по-весеннему ярким и солнечным, но зима, совершенно не собираясь сдаваться, дохнула молодой женщине в лицо морозно-дымчатым колючим воздухом. Женя зябко поежилась, подняла воротник дубленки, вышла из двора на Тверскую улицу и направилась к торговому дому «Ока», в котором можно было купить абсолютно все, начиная с продуктов и заканчивая мебелью.

Огромная зеркально застекленная двухэтажная «Ока» уже вовсю развернула свою торговлю. Зал был украшен гирляндами разноцветных шаров и обклеен по стенам самыми разнообразными сердцами из цветного картона, фольги и какого-то неизвестного Жене смешного пупырчатого материала. К ее неудовольствию, кроме гипертрофированно огромного числа сердец, торговый зал «Оки» был заполнен еще и большим количеством народа. Православные россияне действительно намеревались праздновать католический День святого Валентина со всей широтой своей славянской души.

К каждому прилавку пришлось постоять в очереди. Женя устала и распарилась в душном торговом зале, так что вынуждена была снять шерстяную вязаную шапку и засунуть ее в пакет рядом с курицей, но, в конце концов, все-таки купила все, что намеревалась. Оставались подарки. Надо было сделать наоборот: сначала купить подарки, а потом – продукты, но теперь уже поздно об этом сокрушаться. Сейчас она выберет Сергею какую-нибудь грандиозную плитку шоколада «с преимуществами» и потащится с кошелками на второй этаж, где продаются промтовары. Там она купит Игорю несколько пар хороших носков. Поскольку праздник он не признает, то это будет и подарок, и не подарок одновременно.

Довольная собственной сообразительностью, Женя встала в очередь в кондитерский отдел. Она присмотрела в витрине шоколадную плитку в виде летящей птицы, завернутую в голубовато-синюю фольгу, и поняла, что это именно то самое, что ей хотелось бы видеть. Сумки с продуктами оттягивали ей руки, по спине текла липкая струйка пота, а мозг работал как компьютер, рассчитывая время: сколько его понадобиться на курицу, салаты, душ и новый макияж. По всему выходило, что времени впритык.

От вожделенной шоколадной плитки в виде птицы Женю отделяла всего одна женщина, которая заказала килограмм зефира и полкило трюфелей, когда около прилавка возник мужчина в лоснящейся кожаной куртке и обратился непосредственно к Жене:

– Вы не позволите мне без сдачи купить вон тот вафельный торт?

Женя, которая чувствовала, как по лицу у нее расплываются остатки звездных глаз и мокрого блеска губ, набросилась на мужчину так, будто он хотел отнять у нее ее выстраданную в такой же очереди курицу:

– Без очереди, да? Какой прыткий! А совесть-то есть? Мне тоже нужна всего лишь плитка шоколада, а я, между прочим, без очереди не лезу!!

– Я тоже не лезу, – миролюбиво сказал мужчина. – Я просто спросил.

– И нечего спрашивать, – продолжала горячиться Женя. – Я ни за что вас не пущу! Может, кто сзади найдется пожалостливей, только не я. – И она гордо отвернулась от нахала, потому что впереди стоящая женщина уже засовывала в свою сумку зефир и трюфели.

Шоколадная птица оказалась такой блестящей и красивой, что счастливая Женя тут же забыла про нахала, который пытался пролезть без очереди, бережно засунула подарок в сумочку, висящую на плече, и поплелась на второй этаж за носками. Когда она уже спускалась назад по лестнице с тремя парами элегантных носков (Женя решила одну приложить к шоколаду «с преимуществом»), ей неожиданно вспомнился мужчина, которого она отчитала и не дала купить торт. Почему-то вдруг ей стало стыдно. И чего она на него вызверилась? Она сама совсем недавно так же просила разрешения у очереди купить без сдачи пачку чая, поскольку дома не было ни чаинки. И люди в очереди оказались хорошие. Добрые. Никто не кричал на нее, как она сегодня на мужчину, и все как один позволили купить ей чай.

Надо же, как легко испортить себе настроение! Тот незнакомец про злобную Женю, наверно, и думать уже забыл, потому что купил себе торт в другом, более приятном месте, а у нее теперь на душе осадок. Праздник ведь, а она разоралась, как базарная баба.

Женя пристроила свои сумки на конец прилавка с макаронными изделиями, вытащила из-под курицы изрядно помятую серую шапочку, встряхнула ее, надвинула на глаза, тяжело вздохнула и пошла к выходу из магазина. Черт возьми! Как на душе отвратительно! Поскорей бы забыть этот неприятный инцидент!

Женя вышла на улицу и зажмурилась от солнечного света. Нет! Решительно ничто ее не радует! Даже яркое солнце в феврале! Она подошла к лестнице крыльца и, ослепленная снежным блеском, сделала неверный шаг. Женя летела вниз по ступенькам торгового центра и думала о том, что так ей и надо. Она этим падением сейчас расплатится за свой грех с тортом, и дальше все пойдет хорошо. С надвинутой чуть ли не на пол-лица шапочкой она уже сидела на снегу и шарила вокруг себя в поисках самого важного, а именно: сумочки с деньгами, ключами от квартиры и с шоколадной птицей «с преимуществами», когда ей протянул руку мужчина.