Неделя началась с неудачи. Директор, господин Хамада, в кои веки решил поприсутствовать на уроке у Яманэ. Он просидел в классе 20 минут, насупившись и протирая очки, а на перемене зашел в учительскую и сразу начал тихим, но неприятным голосом:

– Яманэ-сэнсэй, разве это допустимо? Почему вы с грязными руками пришли в школу и в таком виде ведете уроки?

– Это не грязь, господин директор, это я вчера покрывал бамбук морилкой. Она, к сожалению, не смывается так быстро. Это мое упущение.

– Ведь вы не можете написать плакат «У меня руки в морилке» и ходить с ним, не так ли? Когда ученики сегодня видят вас, они все думают, что у вас просто грязные руки. Какое впечатление вы на них производите?

– Я сожалею о своем легкомыслии, господин директор. Я больше никогда не буду работать с морилкой накануне уроков.

– Пусть это будет наша с вами самая неприятная история во втором полугодии, Яманэ-сэнсэй, – многозначительно произнес Хамада и вышел, а Яманэ опустился на стул расстроенный – и тем, что сглупил с морилкой, и тем, что его, сорокадевятилетнего старожила, отчитали в присутствии Сатико Оцука.

Она перевелась в их школу в начале учебного года и преподавала музыку. Новичков было трое, и они, как положено, рассказывали о себе на общем собрании учителей в апреле. Двое, Курихара-сан и Ямада-сан, коротко представились, немного зажато перед новым коллективом, а Оцука-сан встала – и запела, к изумлению всех. Она спела куплет из «Сакуры», а потом какой-то джазовый фрагмент и, засмеявшись, сказала: «Как еще может рассказать о себе учитель музыки?»

– Чудесное сопрано, – подумал восхищенный ее поведением Яманэ.

– Чудесное сопрано! – сказал директор Хамада уже собиравшейся сесть Оцуке-сан. – Но все же еще несколько слов о себе.

Так Яманэ узнал, что она выпускница консерватории, несколько лет назад переехала в Токио из Фукуоки.

Хотя Оцука-сан уже перешагнула за тридцать, на придирчивый взгляд Яманэ она была юна и красива. Стройная, и волосы у нее длинные, что Яманэ одобрял, даже наблюдая их только в подобранном, для школы, виде.

Познакомившись на общем собрании, с начала года они не сказали друг другу лишнего слова, кроме формальных приветствий и прощаний. Иногда случайно встречались по пути в школу – она снимала жилье минутах в двадцати пешком от его дома. А вот уже и второе полугодие, конец октября. Но в женской компании учительниц она была общительна и смешлива, и смех ее был «обворожительный», как думал Яманэ. Слыша ее смех, он и сам, отворачиваясь, улыбался.

– Яманэ-сэнсэй, извините… а зачем вы покрывали бамбук морилкой?

Он поднял голову, увидел, как Оцука-сан смотрит на него – весело и с любопытством. Пришлось отвести глаза.

С морилкой накануне уроков он работать все равно будет. А когда еще, если у него на это одно только воскресенье, а занятия с понедельника по субботу? Просто надо использовать перчатки.

– Я строю дом в Томиока… Небольшой домик, – поправился он. – Бамбук мне нужен темный. Красивый цвет темного чая. Для этого надо морилкой пройтись два раза.

– Как же это? Вы сами строите? Своими руками?

– Сам, сам, все сам. Сейчас очень хорошие книжки выпускают – как самому построить дом. Я начитался и строю, – объяснял он неловко.

– Как это здорово, – сказала Оцука-сан.

Так положено говорить, но она, кажется, произнесла это от души. Извинившись, подобрала свою сумку и ушла на занятие. У Яманэ был свободный урок.

***

Постепенно Яманэ перестал стесняться заговаривать с Оцука-сан. Много времени у него на болтовню все равно не было – короткие перемены или двадцать-тридцать минут после уроков, когда все приводили в порядок свои вещи и готовились к завтрашнему дню. Разговор в учительской всегда был общий, в котором Яманэ не слишком участвовал. Он готовился к урокам довольно напряженно, потому что вести приходилось несколько разных предметов – обществоведение, историю и географию. Обычно он приходил в школу раньше других учителей, а уходил последним. У Сатико же было наоборот – она вела только музыку, готовиться – всего ничего. Все же раза два в месяц она приходила довольно рано, за час-полтора до уроков, чтобы «распеться» в музыкальном зале, не рискуя потревожить соседей.

В один из таких дней в начале декабря Яманэ, придя, по обыкновению, на полчаса раньше, застал ее в учительской одну за изучением рекламок онсэнов. Горячие источники в Исэ, рёканы1 с собственными онсэнами в Хаконэ, гостиницы-онсэны в Яманаси – ворох ярких буклетов лежал перед ней. Яманэ даже успел разглядеть иероглифы онсэна Дайсэцудзан на Хоккайдо.

Они поздоровались, обменявшись фразами о наступивших холодах.

– Вы в онсэны часто ездите? – спросил Яманэ.

– Я особенно каменные ванны очень люблю, – засмеялась Сатико. – Мы в прошлые выходные с подругой ездили в префектуру Иватэ, в двух онсэнах ночевали. Первый довольно простой был, в Хираидзуми, но зато бассейн из каких красивых камней – голубые, зеленые валуны.

А второй большой, «Сакунами» называется: открытая ванна – сказка! Вид на гору, внизу там сад разбит, с беседками, статуями – ну, конечно, он был весь в снегу, а сама гора поросла лесом и по вечерам подсвечена прожекторами. Красота необычайная!

А утром! Мы ранние пташки: придем в шесть-семь часов. Остальные кроме нас – пары, им так рано вставать неохота, им вдвоем в футоне хорошо…

Его немного смущали такие замечания.

– В шесть-семь утра: ночной снегопад все бортики бассейна покрыл, и деревья… Такой снег на Аляске, наверное, или в России. Большой снегопад был, даже трассы закрывали, да и поезда стояли. Мы боялись не вернуться в срок.

– Если еще раз в сторону севера захотите путешествовать, пожалуйста, останавливайтесь в моем доме, – сказал Яманэ. – С подругой, с друзьями, – добавил он поспешно. – Особенно летом: когда в Токио жарко, в Томиоке на 5-6 градусов меньше, а вечера там совсем прохладные. Очень красивое побережье, и вокруг есть несколько онсэнов. Пожалуйста, не стесняйтесь!.. Я хочу, чтобы много народу ко мне приезжало, – разговорился он, взволнованный мыслью о ее визите. – Половину Токио приглашу, наверное.

– Ну вот, – улыбнулась Сатико, – а я думала, вы только меня так выделяете.

Яманэ поскорее продолжил:

– Я вам фотографии принесу, не возражаете? Понравится – милости прошу.

***

В учительской стоял один почти плоский шкаф – на каждого учителя по отделению-кармашку. Туда раскладывались свежеотпечатанные расписания, новости из районного образовательного центра, а также иногда и внешняя почта (которой было немного).

В понедельник 6 декабря Сатико нашла в своем отделении белый конверт, заклеенный, но без марки, с надписью от руки: «Г-же Оцука». Она еще не знала руку Яманэ, но сразу подумала, что от него. Открыв, она достала сложенный вчетверо лист и несколько фотографий, отпечатанных на домашнем принтере. Записка была совсем короткая:

«Добрый вечер.

Сегодня вернулся из Томиоки. С девяти утра делал пол в доме, уже закончил.

Погода была ясная, иногда облака и +13 градусов.

В следующее воскресенье планирую заниматься внутренней отделкой.

2010.12.5.

Яманэ»

На фотографияхбыл деревянный пол, снятый с разного ракурса, – приятный на вид, широкие доски блестели от темно-коричневого лака. Справа предательски виднелись какие-то инструменты, брусья и строительная лампа. Еще пара снимков были пейзажные: один – побережье с чайками, второй – закат над горами.

Сатико улыбнулась этому отчету.

В следующий понедельник, 13 декабря, конверт опять ждал ее.

На фотографиях были оконные рамы с латунными крючками и кусок стены, оформленный под бумажную перегородку сёдзи – с традиционной плотной бумагой и вкраплением гербария – мелколепестковых ромашек, травинок и веточек. Сатико прочла письмо: