– В космических масштабах, Антонина, эта история сравнима с чихом блохи.

– Опять он за старые портянки! Слепотня непроходимая.

Карина еле удерживалась, чтобы не расхохотаться.

– Бабушка, дедушка, не ссорьтесь. Хотите, я вам песенку спою?

– Ну, давай, – позволил дед. – Слух у меня покамест в норме, оценю. Хотя уж лучше б оглохнуть – и звезды бы видел, и с женой бы соглашался…

Карина не стала ждать, пока бабушка выпустит ответную реплику и запела:

Я покинул город,

Я ушел под утро

Новою тропою,

Позабыв покой.

Я оставил дома

Страхи и тревоги,

И мечты оставил

Где-то за спиной…

Ждать меня не станут

Старые обиды,

И к своим сомненьям

Больше не вернусь.

Впереди дороги,

Новые мотивы,

И друзья, и мысли,

И любовь, и грусть.

Машина шла легко. После городка с долгим названием Владимиро-Алексеевское, опять пошла череда сел и деревенек, иногда попадались одиночные хутора, но чем ближе к городу, тем все меньше и меньше, реже и реже.

Пару раз на холмах красовались церкви. Баба Тоня исправно крестилась и вполголоса читала «Отче наш» или «Оптинских старцев».

Останавливались на отдых. На ночлег разбивали палатки-времянки и готовили в котелке на газовой походной печке кашу с луком и шкварками. У деда обнаружился запас одуванчикового сиропа, сироп разводили родниковой водой, и пили с наслаждением, глядя на звезды.

На третий день, часам к одиннадцати, на пути возникло препятствие.

До границы с городом оставалось всего пара километров, когда дорогу преградили два человека в длинных темных одеждах. На груди у каждого белой краской были нарисованы символы, при ближайшем рассмотрении оказалось, что это менорахи – семисвечники. Карина вспомнила, что семисвечник символизирует семь дней творения и как-то связан с планетами, но больше ничего умного вспомнить не получилось.

Один человек был высокого роста и держал в руках флаг на длинном шесте. На флаге тоже был изображен семисвечник, только не белый, а синий на ярко голубом фоне. Кроме того на этом же флаге было написано несколько слов на незнакомом языке, и буквы были такие странные, что казалось, будто флаг расположен вверх ногами. Карина тут же подумала, что раньше можно было попасть в тюрьму, если поднять перевернутый флаг. Но сразу же поняла, что не помнит, в какой стране такое практиковалось.

Второй человек, ростом пониже, был без флага и очень волновался. Шажочки его были торопливы, движения порывисты, и весь он словно мечтал оказаться подальше от этого места, но судьба или собственная глупость поместили его сюда, и поздно было что-либо делать.

– Дьявольский город! – воскликнул тот, что повыше и поувереннее. – Не ходите туда! Недобрая сила поселилась в тех местах, сгубите себя: и тело и душу сгубите.

– Вы из какой-то секты? – спросил отец.

– Неуважением нас не тронуть, – заявил высокий, причем не понятно было, в чем именно заключалось неуважение, и угадал отец или нет. – Всех предупреждаем: и любопытствующих и безумных – уходите! Не лезьте сами в логово бесам!

С краю дороги стояла палатка, стояла видимо уже давненько, потому что полиняла от дождей и солнца.

– Добрый человек, – сказал отец мягко, но непреклонно, – посмотри внимательно: разве мы похожи на любопытствующих? Мы едем на семи машинах, у нас с собой утварь и живность. Лучше отойди с дороги, и не мешай людям возвращаться к себе домой.

– Дураки, – вяло отозвался сектант. – Мое дело предупредить.

– Ну, считай, предупредил, – кивнул отец и плавно двинул машину вперед.

Сектанты отступили и пропустили процессию. Уже проезжая мимо палатки, Карина увидела, что с обратной стороны к палатке прислонен плакат: «Бешеный город. Не ходите туда».

– Мы не можем не идти, – вполголоса ответила Карина тому, кто написал плакат, хотя понимала, что в ее ответе никто, кроме нее самой, не нуждался.

У стелы с названием города снова остановились. Здесь прощались с Яном и Верочкой и перенесли кое-какие вещи с их машины в один из прицепов. Прощание было коротко, говорить больше было не о чем.

Через двести метров от стелы на огромном щите посреди дороги было написано очередное предупреждение: «Осторожно! Вы въезжаете на территорию города! Опасно для жизни!»

Щит перегораживал дорогу, и пришлось выйти из машин, чтобы оттащить его в сторону.

Отец внимательно прочитал надпись, хмыкнул и изрек:

– Это правильно. Это чтобы лишние не совались.

– А мы не лишние? – полюбопытствовал Антон.

– Мы не лишние, мы домой возвращаемся.

– Смотрите, – тихо произнес Вадим.

За суетой не заметили, что из-за деревьев уже показался краешек города. Там, вдалеке, виднелись крыши высотных домов и шпили антенн. С такого расстояния трудно было определить есть ли разница с обычным городом, но все знали – разница есть.

– Вот, – сказал Вадим, – город…

Трудно сказать, чего все ждали. Воспоминания у каждого были собственные.

– Пока тихо, – заметила Карина.

– Принюхивается, – кивнул отец с одобрением.

– Помнится, в некоторый год, – сообщил дед, – будучи в коем я был нестерпимо молод, выпало на мою долю рыбачить в этих местах. Реку-то позже отвели, теперь она впадает в водохранилище, о чем в свое время с гордостью трубила местная пресса.

– Это ты к чему? – с подозрением поинтересовалась баба Саша.

– Лещи были – во! – дед развел руки с оптимизмом истинного рыбака.

Родня, привыкшая к эксцентричности деда, не стала вдаваться в подробности прошлой рыбалки, а разбрелась по машинам и снова тронулась в путь.

Теперь ехали медленно, осторожно, словно прощупывая местность. За шестнадцать лет пригородная зона совсем пришла в упадок. Дома стояли полуразрушенные, трава и молодые деревья росли и на крышах, и на этажах, выглядывая через разбитые кривые окна любопытной зеленью.

Светофор наклонился и посмотрел на людей разбитыми фонарями. Карина заметила движение краем глаза, но не смогла точно определить, что именно движется.

– Кажется, светофор… – начала она. Но не договорила.

– Что «светофор»? – попросил уточнить дед.

– Кажется, он шевелился, – сказала Карина. Но на удивление это сообщение ничуть не встревожило деда.

– Подумаешь, светофор у нее шевелится! Ерунда какая. Вот если бы он работал – вот это бы сталось неприятственно.

Впереди идущие машины опять замедлили движение, и Карина силилась определить, в чем же дело. Наконец, причина обнаружилась.

– Что это там, впереди? – раздалось с заднего сидения.

– Вода… – произнесла Карина.

Половина дороги превратилась в полноводную реку. Слева, там, где когда-то затевался новострой, разлилось болото, и недостроенные дома торчали из воды, гротескно и нелепо отражаясь среди лягушачьей икры и прошлогоднего перегноя. Справа, однако, дорога оставалась совершенно чистой, и линия воды в точности совпадала с разделительной полосой на асфальте.

– Река, что ли разлилась? – спросил дед.

– Разлилась, – согласилась Карина. – Хотя, насколько я помню, реки-то тут никакой не было.

– Может, русло поменяла, – предположила баба Тоня, дед тут же возмутился:

– Поменяла? А какого рожна она течет, вон как по дороге? С каких это пор у нас реки дорожной полиции подчиняются? И ты смотри, зараза, ведь точнехонько по линии!

Обсуждать реку дальше не имело смысла, поскольку отцовская машина остановилась, а следом и остальные – на бетонном блоке, лежащем посреди бурлящей реки подобно острову, сидел человек.

Незнакомцу на взгляд лет было около двадцати пяти, одет он был в джинсы и футболку с надписью «Всеядное поколение». Обуви на нем не было, зато в левой руке он держал невероятных размеров персик, и, хоть и не ел его, но явно намеривался это сделать. Парень подождал, пока машины затормозят возле блока и после этого во всеуслышанье произнес: