– Даже если может, жалоб всё равно больше, чем плохих врачей.

Женя уже наблюдала за псевдомонологом Паши, забыв о телефоне. Скорее, только слушала. Здоровяк редко показывался в дверном проёме, чтобы она могла его разглядеть. Но и по интонации могла уловить эмоции, всю слабость, которую порождал в Паше отец. Женю он тоже пугал, даже в те редкие встречи, на которые она соглашалась по наивности и от избытка свободного времени. Хотя, вместе со страхом, её впечатлял комфорт матери, гипотетической свекрови, ведь та, казалось, была за каменной стеной, окружённой рвом, в котором водились крокодилы. Она и сама хотела бы оказаться в таких шикарных условиях.

– Сильно болеет?

– Тогда приеду на выходных.

– Не могу завтра, работаю же.

– Стёкла могут и подождать, но меня-то кто отпустит? После работы приеду.

– Пока-пока. Целую.

Паша отключился и ещё пару секунд смотрел в экран телефона, покрывшегося разводами от объятий с ухом. Через коридор поглядел на Женю. Та зависла, наблюдая за ним. Они думали об одной ситуации, но видели под разным освещением.

Оба полностью разбитые внутри, но удерживаемые едиными организмами благодаря коже, мышцам и связкам, они улеглись поудобнее на кровати и включили фильм. Там тоже всё изменилось. Густые грустные тона как раз подходили их настроению.

Не приходя полностью в сознание, Паша добрался до метро. Просыпаться рано утром у него получалось хуже, чем засыпать в вагоне. Одно неаккуратное движение, и он уже крепко спал, пропуская нужную станцию. И даже неудобное положение головы не помогало отогнать этой коварной сладости. Потому Паша достал телефон и побежал по ленте предложенных видео. И ничего интересного там. Где-то он слышал, что один из признаков выгорания – нежелание обучаться, любая мысль об обучении в пределах своей специальности могла вызвать отвращение. Он, как и многие знакомые врачи, на предложение углубиться, изучить новые техники, попробовать применить, их отвечал в стиле: "Когда? Я работаю столько, а в свободное время надо отдыхать!" И готов был смотреть глупые видео или читать далёкие от науки факты – что угодно, лишь бы не углубляться.

Взобравшись по ступеням и разочаровавшись, что это вновь оказался не Эверест, Паша потянул тяжёлую дверь и захотел закрыть её поплотнее, повесить амбарный замок и заварить понадёжнее.

– Что за дерьмо? – спросил он у двери на выдохе, закрыл глаза и прислонился лбом к дереву. – Неделя скандалов? А я и не в курсе.

Там бушевал некто с мужским голосом. Паша пожалел, что отказался от поездки к заболевшей матери. Если бы в штате был хоть один мужчина администратор, способный дать отпор кому-то злому и с волосатыми ногами, Паша бы повторил бы проделанный путь, но в обратном порядке. Увы. Отголоски воспитания не позволили ему оставить девчонок в беде. Он открыл дверь, крик не утихал. Скорее, креп. Дело дрянь.

Среди многих нехваток сейчас Паша остро ощущал нехватку уверенности в себе. Ни рост, ни спорт так и не помогли избавиться от страха, который отуплял и доводил до дрожи во время любого конфликта. Сейчас он наполнял сердце, заставляя биться бешено, как у загнанного стаей собак кота. Мерзкое чувство.

– Да я вас тут всех поперережу! – подытожил незнакомец. Очень зря. Под парой камер, писавших картинку и звук, не стоило так говорить, особенно худым беззащитным девушкам. Хотя защита у них была – прозрачные пластиковые стёкла и тревожная кнопка. Решились ли они нажать её?

Однако даже не камеры стали приговором для незнакомца. Когда до картинок доберутся защитники? Сколько ещё времени пройдёт, чтобы разобраться? Его приговорили слова, обещание зарезать. Перед глазами у врача-гистолога воспроизвелось видео, где пьяный пациент, вызвавший скорую, прямо на пороге ударил фельдшера ножом в сердце. Зарезал.

– Эй, выродок! – сердце билось с нарушениями, но Паша чувствовал себя хорошо. Голос звучал уверенно, грубо, районно, – Завали хлебало!

– Ты чё, мразь, бессмертный?! – поворачиваясь, захрипел ещё больше мужичок с изъеденным лицом, жёлтыми зубами, противной зачаточной проплешиной.

Паша почувствовал себя спартанцем, заметив пузцо у незнакомца, захотел рассмеяться.

– Хлебало на ноль, и вали отсюда, – ровно обрезал Паша. Какой-то другой Паша, родившийся секунду назад из угрозы зарезать всех и вся в этом здании.

Пару шагов навстречу незнакомцу. Медленно. В голове не возникло сомнения, что сегодняшняя катастрофа является продолжением вчерашней. Точно маленький парнишка на плече спартанца говорил: "ты в этом виноват, девочки не должны за тебя отдуваться, слышать своими нежными ушками этот ужас". И действительно, не должны – ни эти помои, ни все те, что выливались на них ежедневно.

Секунду или чуть больше хищники примерялись – какой удар лучше, какой ногой оттолкнуться. Только не сознательно, а из глубины наследия. А потом в глазах незнакомца что-то изменилось: к красной пелене добавились жёлтые болезненные вкрапления. И он ударил. Если бы не решился, Паша начал бы драку сам, готовый теперь отомстить за какое-то невероятное количество ущемлённых. Он не защитился от первого удара – так вдвойне хорошо. На камеру попал момент, как на врача напал агрессивный пациент, но гораздо значительнее было придерживаться принципа, который сопровождал Пашу по жизни.

Ты способен победить в любой драке, если выдержал первый удар, гласил он. Тысячи примеров опровергали эту теорию, но все они произошли с кем-то другим. Сейчас здоровяк снова справился с первым ударом. Незнакомец хорошо замахнулся, правильно поставил руку, учтя, что проигрывал Паше целую голову в росте. Но не учёл, что вошедший как будто случайно человек и как будто совсем не врач зарядился ещё больше.

Карточным разменом посыпались удары. Паша поймал очередной из них челюстью. Чувствительно. Но в ответ сложил руки в замок и ударил сверху, что от удара заболели пальцы. Как же больно! Как можно было так сглупить? Стоило надеяться, что получившему по голове досталось не меньше. И похоже на то. Боевой запал незнакомца схлынул. Сначала он опустил кулаки, потом схватился за голову. Однако Паше того не хватило. Корявый удар прилетел одновременно в глаз и нос, незнакомец снова устоял. Жаль, что Паша не был бойцом, умевшим нокаутировать людей с одного удара.

– Где твой нож, ублюдок?! – взорвался защитник, но блефовал. Он не верил, что незнакомец мог всех зарезать, однако за угрозу должен был ответить.

Два боковых удара смазались о руки незнакомца, но накопительный эффект проявил себя. Зачинщик, оскорбитель и возможный мясник подался назад. В секунду, когда Паша перестал ощущать опасность, тот совершил последнюю атаку. У него всё же нашёлся нож, который он побоялся или забыл использовать раньше. Оружие с красной рукоятью подходило для резки бумаги или гипсокартона, но не человеческой кожи. Движением дирижёра махнул снизу вверх и самым краем лезвия коснулся левой щеки Паши. И упал. Не как падали люди, потерявшие сознание, а скорее, как пьяница – с парой подшагиваний и хаотичными движениями рук, в суете которых он и смог махнуть ножом.

Паша, схватившийся за щеку и почувствовавший тёплую кровь, оцепенел. Совершенно не был готов к реальной поножовщине. Незнакомец уже упал, но в голове здоровяка драка продолжалась ещё некоторое время. И снова на настоящее наслоилась история убийства фельдшера и других. И он едва не стал одной из таких историй, которую бы потом могли рассказывать друг другу испуганные врачи. Как же много коллег погибло в эпоху, когда об этом легко рассказать.

– Я не позволю тебе никого зарезать! – крик, которым в худшие моменты жизни хотели кричать люди, смешанный с токсичностью, напугал и самого Пашу. Как же было страшно затаившим дыхание администраторам.

Точно представив на месте головы таракана, здоровяк ударил пяткой. Почти прыгнул. И только теперь незнакомец отключился, расслабил пальцы. Нож неуверенно скатился и свистнул от встречи с плиткой.