Однако вышел и вывел его и привязал к стремяны и поехал во Киев град. Приехал же во Киев град, прямо к князю стальнокиевьскому во двор, закрычив громким голосом: «Стальнокиевьской князь, надо-ли тиби доброго молодця во служение, доброго коня изйиздить, красны штаны износит, а тиби верой правдой послужить?» Однако же посылаэт он оттуль, боготыря, по имени Олёша Поповиць. Однако же и приводит его Илью Муромьцю в полаты белокаменны. Илья Муромець крёс несё по писаному, поклон по учоному, и кланяэтця кнезь и кнегины и спрашиват кнезь Владимир его: «Какой ты орды и земли? — говоря. — И какого роду-племени, говори, и какого отця матери сын?» — спрашиват. На место отвечаэт ему: «Городу Муромля, села Корочаэва, а сын, Ивана Тимофеева, а по имени зовут меня Ильюшкой. Приехал я во Киев град, говори, Господу Богу помолитця, постоять за Божьи церьквы и за златы кресты, за веру отечесьво». — «Каким же ты путём ехал из Муромля и давно ли выехал? Каким числом?» Он отвечаэ ему, што «В скором времени я проехал прямой дорогой». — «Да, говори, дороги были закащоны вси, как же ты мог проехать в скором времени?» — «Очищены теперь вси пути у меня, сделана путь прямая; пущи всих был на застави Соловей розбойник на трёх дубах, на 12 розсохах, не пропущал никого, ни пешного, ни конного. Так, стальнокиевьской князь, мой конь на двори и Соловей розбойник на стремяны». И говоря теперь князь стальнокиевьской: «Илья Муромець, приведи его теперь в полату белокаменну». Ну, Илья Муромець его и привёл, поставил его в полаты возли себя. «Однако же, говори, Илья Муромець, прикажи его посвистать в подсвисту, любопытно нам послухать розбойничьего свисту». Однако же Илья Муромець и приказываэт Соловью розбойнику: «Соловей розбойник, в подсвисту посвищи». Однако, князя под правую пазуху брал, кнегину под левую. «А прочи, вы боготыри, которы малосилы, боготыри, выйте из полаты в сини, а Микита Добрыничь, стой возли меня». И приказыват Соловью розбойнику: «Засвищы ты подсвисту»; а у розбойника своя умусель: «Если как я в полный свис засвищу, так Илью убью и вси убиты будут и будет воля моя». Однако, говорит, как засвистал в полный свис, прочи боготыри пали на землю от свисту полумертвы, князя да кнегину заглушило от свисту под шубой, под пазухама, однако Илья Муромець розгорячивши хватит мяч-кла-денечь, хватив да отрубив ему голову, да на улицю и бросил. «Собаки собачья и чесь», — говорит. Ну, и однако оны и стали почесный пир водить и йись и пить стали и прочи боготыри вси. Однако, оны веселились да пили, назвалис оны с Добрыней братьямы крестовыма, побратались, однако оны погостили и роздумали, што, «братья роднии, пойидем в чистоэ поле». Ездили да были оны, однако, въехали в подсолнышьно царьсво, там дивичя. Илья Муромець, как приехал да и роспоселился жить тут с Микитой Добрыницем, однако, пожили малоэ время аль долгоэ, того не могу знать, — ехать теперича Микита Добрыниць стал его в Киев град звать; однако ж, дивися, с которой он жил, тут ему говорит: «Ты как со мной жил, так я сделалась в поноси от тебя, ты как теперича уедешь?» — говоря. Так Илья Муромець вынул перьсень имянной свой, подас ей в руки и говорит: «Сына принесёшь, так на руки надеть, если он захочет, выростет в полный возрос, захочет в Рассею съездить, захочетьця ему отця свого поискать, по перьсни я его узнаю там по своём имянном». И отправились оны теперичу от дивичи прочь во Киев град. Идуть путём, едуть путём дорогой Микита Добрыниць и Илья Муромечь; наехали оны на калику прохожого. Однако, калика идёт прохожой, день идёт по солнышку, а ночь по самоцветному каменю, и зачали Илью Муромець и Микита Добрыниць на калику напущать, говори. Как наедет на его, он свой костыль топнул в землю, а костыль в девяносто пуд по локоть ушол в землю. Захватит коня того в руку, другого в другую, обых и постановил и говорит: «Ах ты брат мой, Илья Муромець, напущаэшь на калику прохожого, ты не помнишь што ли, как мы в одном уцилищи уцились, в одну цернильницю перьямы макали? Вы не знаэте, есь незгода большая во Киеви гради у князя стальнокиевьского, у князя в полаты, поежжайтя туды». Приехал из Литоськой земли, удолище поганоэ (хошь боготырь), ес по нетели яловичьи к выти, а пьёт по котлу по пивному, 12 боготырей на носилках принесут ему и захватит за уши и выпьет до духу. Илья Муромець и говорит: «Ах брат Иван, дай мни свою одёжу нищецькую, я пойду в нищей одёжи, говори, шляпа петдесять пудов, костыль девяносто пуд, а гуня сорок пудов». — «Ты, — говорит, — одёжу у меня возьмёшь да и бок намнёшь». Илья Муромець и отправился во Киев град, прибежив на княженецькой двор и закрычив громким голосом: «Стальнокиевьской князь, ты мне милостину дай». Однако же, теперичу удолищо говорит: «Што у вас за калики попущены, от голосу стёкла посыпались в окнах, позвать сюды калику». А калика, говорит, серьце его как розгорячилось, в яром мути бежит по ступенкам, ступёнки подрагивають и прибежив в полату, крес по писаному, поклон по учоному — калика князю, княгины, говори: «Многолетно здрасьвовать, говори, вперёд желаю здоровым быть, а тиби, удолище поганое, чолом не бью, ты зачим в чюжой полаты сидишь?» — «А што, калика прохожая, не знаэшь ли щи Илья? Каков у вас Илья, говори, корпусом?» Калика на место говорит: «Удолище поганоэ, гляди на меня, каков я, таков и Илья». — «Каково ваш Илья выть умеренну ее ли?» Калика говори: «Илья, говори, ее выть умиренну, говори, с людъмы наряд». — «А велику чару он пьёт?» — говори. — «А чару пьёт Илья в полтора ведра, во времё». «Однако бедный Илья есь; я, вот, боготырь, ем по нетели яловичьи и пью, говори, по котлу по пивному, который котёл несу 12 боготырей, захвачу за уши и выпью весь до духу. Бедный боготырь Илья Муромець, я бы взял на руку да другой сверьху ударил, да в блин бы шлёпнул». — «Ай ты, поганоэ удолищо, у мого как батюшка была сера кобыла; был пивный завод, оповадилась она ходить на пивоварьню пивных тых выжимков йись, по день ходила, ела, и по другой ходила ела, а по третий день как пошла, натрёснулась, брюшина и лопнула, так также тиби поганому удолищу приказала моя кобыла, как съешь нетель яловичью, так и лопнешь». Однако удолищу проклятому это слово не полюбилось, хватит ножище кинжалище да и тропнет-махнёт в Илью Муромьця. Илья Муромець был видь на поспехи богатырьский сильне удал, — как вывернетця, пролетит ножище однако мимо его в стену и прошибло стену, и однако убило там много тотаров за стеной. Илья Муромець, оборонитця ему нёчим, хватит шляпу свою да ударит шляпой удолища, у его голова отлетела прочь на уличю и слетела, схватит его за ноги. «Ах ты, тотарин проклятый, кости твой толсты, а жилья тверды», — говори; да выскочит на улицю, да што у его было войська навезено и всих убил тым же тотарином. «Не время вам, говори, теперь при Ильи Муромьци во Киеви гради жить, а теперь тесно стало вам». И однако обрали всих, очистили место. Ну, однако же собрались вси боготыри, собрались вси ко князю в полату, зачали йись, пить и веселитьця. Однако же в эфто время оны ели да пили, времени произошло, видно, много, у них из Подсолнышного царьева Соколик Соколиков приехал под Киев град и подкидыват паличю одной рукой под оболоку и другой подхватыват и просит из Киева града поединщика. Ну, князь, князь Владимир собрал всих боготырей, што было в Кееве на почесный пер и спрашиват: «Ну, што, братья, хто теперича подёт насупротив богатыря, кому ехать по очереди?» Князь Владимир зачал ричь водить: «Што, послать Микиту Добрыниця, порён да неповоротлив, убит буде; Олёшу Поповича послать: храбер, удал, поры мало, убит буде, и прочих много есь, всё на дили никакого нет, не осмеюсь надеятьця, говори. Ехать не ехать старому казаку Ильи Муромьчю». Илья Муромець уж видит дело, пала очередь на его, сел на доброго коня и поехал в чистоэ поле супротив боготыря. Однако Соколик Соколиков ричь говорит ему: «Ах ты, старый чёрт, седатый волк, а лежал бы на печи, говори, со старухамы, ел бы репны печёнки». А он на это старик говорит: «Ах ты, младый, юнош, не изимавши птичю щыплешь, а не узнавши старика хулишь; а розъедимся мы в чистом поли; друг друга пробуэм, каковы будем в могуциих плёцях». Однако же оны розъехались по чистому полю, розъез держали большой, друг к другу съехались, друг друга ударили по плечям, орудия погнувши, а друг друга с коней не вышибли; другый раз держали розъез ащё больший и ударились, и друг друга не вышибли и орудия погнувши опеть, поломавши. Илья Муромець и говорит: «Ах, Соколик Соколиков, выйдем с добрых коней, слезем вон, побуремся мы охапочкой». С Киева града глядит Владимир князь стальнокиевьской. «Эка беда, да если убьёт Илью, говори, и весь град попленит нас, постоять некому буде уж». Однако же оны поборовши, у Ильи ноги сплелись и на землю и пал. Соколик Соколиков сел к ему на грудь и вынимаэ ножище кинжалище и хочет Илью по грудям лопонуть ножом. Илья Муромець своим разумом и думаэт: «Што-то мни смерть на бою не написана». Однако левой рукой, а правой ногой, говори, его сверьху и вышиб вон и однако же, говори, сел ему на место на груди и спрашиват: «Скажись-ко ты, юнош — какого отца-матери сын ты?» А он ярым оком отвечаэт: «Коли я сидел бы на твоих грудях, не спрашивал бы ничего, а колол бы белую грудь топором». Однако, говори, Илья Муромець занесёт ножище кинжалище к верьху. Соколику Соколикову страшно стало, страх напал, што отрубит голову, накинет правую руку сиби на глаза, штобы страх не напал, на руки Илья Муромьця перьстень имян-ной, Илья Муромьця, у его. Илья Муромець станет на ноги и здынет Соколика Соколикова на ноги. «Ах ты, детище моё, не скажешься отцю своему, есьли бы на Микиту Добрынича напал, так была бы у тебя голова отрублена». Ну, однако же, с Киева града глядят, што Илья Муромець не убавляэт боготырей, а всё прибавляэт. Однако въехали в белокаменну по-лату, их стритили в радосью, кормили и поили сильне хорошо, говорит, Илью сына Иванычя. Однако они пожили долго или коротко время, проклаждались, йили всё. Однако говорит: «Поежжай-ко ты, Соколик Соколиков, в своё царьсво, покамесь ты при своём отци, говори, так тиби хорошо, а отлучитця отець, так Добрыня Микитич убьёт тебя, пожалуй». Как брат на брата думат, так и боготырь на боготыря. Однако Илья Муромець поехал с сыном проважать сына Соколика Соколикова во своо царьсво, туды и розъехались и роспростились с сыном. Однакоже Илья Муромець розвёрнул шатёр и лёг на отдых. Сын этот Соколик Соколиков подъехал и роздумался: «Ах, старый чёрт, седатый волк, што моей маменькой похваляэтця». Однако же слиз с своего доброго коня, однако зайдёт в белый шатёр, гди Илья спит, выхватит ножище-кинжалище и топнул Илью Муромьця ножом. У Илья Муромьця трёхпудовый крес был зарощен; однако попало ножом по кресту и не побидил его груди ничого. Скочит Илья Муромец на ноги да хватит его за волосы, да топнет о сыру землю, и тут его и душа вышла. Так его на место отец прицертил и тут его и зарыл. И воротитьця Илья Муромець во Киев град, говорит, и зачал он тут служить князю стальнокеевьскому верой и правдой. Тут балы происходили, говорит.