Приходит ён к царьскому дворьцю, ударил в звонок. «Милаа царевна, стречай меня, Ивана Попового сына». Прекраснаа царевна крыкнула своим служителям: «Возьте этого дурака, положите его в темницю». — «Экый я какой нещасный, Ванюшка, как мне сказали зятевья, что прикрасна дивиця буде не твоя». Ну однако стал Иванушко сидеть в темници. Суточки сидит, ничого не говорит. «Что я сижу, никого не вижу, темно; дай-ко я возьму кукшиньчик свой». Перевернул с руки на руку, выскоцило тридеветь молодцов. «Что тиби, Иванушко, надобно?» — «Надо покой чистый и светлый, свичи были бы неугасимыи, йиствушко было бы сахарьнее, пи-тьице медвянное». Оказалось три человека с ним сидячись, засажены под неволю. Садил ён всих за столики за дубовыи, за йиствушко садил за сахарьнее. Иван Поповиць тут ест и пьёт, кушаэт с нима; тут ёны розыгралися, тут ёны росплясалися (как напилиси), услышали сторожа, что за шум в темници: видно, драка там. Говорит прикрасна дивиця: «Только четыре целовека, неужель бой подняли болшой?» Приходит сторож, отворяэт двирь, оченно жалко оттудова выйти, такоэ там хорошо. Приходит сторож к царевны: «Ай же, прикрасна дивиця царевна, есть у нас засажен Иван Поповиць, у него есть там светлота и чистота, и свици неугасимыи, у него много пива на столи и вина, и йиствушко сахарьнее; вси ёны там найидались и напивались, тут ёны вси росплясались». И говорит прикрасна дивиця служителю своэму: «Поди купи у Ивана эту штуку у него, пусть продас мни» (кукшиньчик этот). Приходит сторож к нему и говорит: «Продай мни кукшиньчик, прикрасной дивици. Много ли тиби денег требуетця за то?» — «Я, — говорит, — ни жид, ни тотарин, и до денег я не жаден». — «А что же тиби надоть?» — «А мни нужно то, а увидать прикрасну дивицю в очи своэ, ю посадить на стул голую и меня голого, я и отдам кукшиньчик свой». Сичас донес просьбу прикрасной дивици эту. Вывели Иванушка на час целый к прекрасной дивици в комату ёйну. «И не что такое, — спроговорит прекраснаа дивиця, — догола скидавайся». И сама роздела рубашку прочь и посидели час целый. Отдал ён кукшиньчик из руки на руки и попростился. Свели его опять взад в темницю. Скучно Иванушку в темници быть, перекинул шкатульку с колена на колено. Стали терема высокии, стали горници светлыи, хлеба сколько угодно ешь, водки у него сколько можешь пей. Смолитця Иванушко старицькам в темници: «Старицьки почтеныи, вставайте, водку воспивайте». Вси ёны напились да росплесалис. Опёть сторожа вси сдивовались (сторожа сдивовались). «Что за чудеса строит Иванушко у себя, прекраснаа цяриця? Что за чудеса строит Иванушко: е чистота, е красота, е терема уставлены, хороши». — «Поди, сторож, купи у него шкатульку, ежели продас, давай злата ему, давай серебра ему; ежели ён денег не берёт, что велить, то сделаам». Приходит сторож: «Иванушко продай штучку-шкатульку. Бери злата сколько те надобно». — «Я не жид и не тотарин, и до денег не жаден, а жалаю прикрасну дивицю привесть в тимницю, посадить возли меня рядом на стул, выцеловать несколько раз». Пошол сторож: «Этакой подлець, какии ричи говорит: целовать прикрасную дивицю». Однако же донёс прикрасной дивици слова его. «Иди же, прекраснаа дивиця, в темницю к нему». — «А не что ён мни ка сделаэт (она говорит), хоть в тимницю ити — я посижу и с ним на стуле, а выманю шкатульку и поцелую несколько раз». И приходила ёна в тимницю со сторожом, а в тимници весьма хорошо и красиво, так ей прилюбилось в тимници сидеть хорошо, целовала ёна несколько раз его. Ён перевернул шкатульку из колена на колено, стало темно и грубо, скопила со стула прикраснаа дивиця, хватила сторожа рукам. «Неси шкатульку скурей в покой мой, а заперай дурака в тимницю». А потом Иванушко бласловясь в тимници не живёт, роскинул салфетку по тимници, стала палата гряновита, сколько е столов, столько е молодцов, всё пишут и марают, а прикрасну дивицю за Ивана доставают. Увидел сторож с окна, что у него чудеса эдаки идут, доносит ён прекрасной дивици: «Ай же ты прикрасная дивиця, это были чудеса не чудеса, а топерь новы чудеса: сколько столов, столько сидит молодцов и всё пишут и годают, как тебя за Ванюшка достать». — «Однако пойди, сторож, что ему надобно, то и дайм ему и оберём у него достатки, болше ему нецим буде шутки шутить». Иван ему говорит: «Поди сходи к прикрасной дивици, пущай ложитця на тисовую кровать спать, меня пускай повисят на арганы (на ремни) на верёх супротиво ей самой прикрасной дивици и на три часа выпустить этих стариков со мной прочь из темници, так я и солфетку подам». Прикрасна дивиця говорит: «Ни что такого не буде, а пущай ён на ремнях висит; висьте его на ремни покрепче». Иван Поповиць говорит своим темникам (который вмисти сидели в темници, так тыи и будут на ремни висить его и держать ремни): «Как я крыкну, что загорелись, так-то пониже спуститя, а как пожар, так и совсим спустите». А прикрасна-то дивиця не знала умысель его (что он делаат). Однако ёна послала сторожа вывести его с темници, привесть всих их тут. И стали висить Иванушка на арган свои старики темничнии. Прикрасна дивица крычит, что крепче тяните его, а он говорит, что крепко тянут, серце лопаат. Вздынули его на аргане высоко над прикрасную дивицю; ён голый и ёна без рубашки. Прикрасная дивиця на перине, и ён крыкнул: «Ребята, горят». Ёны ремни отпустили, и ён крыкнул: «О, робята, царьской дворець горит, о робята (старики), великый пожар». Ёны спугались, ремни с рук и спустили, самы на пожар ушли, а пожару и нет, а Иван Поповиць с милой прикрасной дивицей на кисовой кровати почиваэт. Ну тут юж ёны стали пер водить (пер перовать), замуж ёна походит за него, за Ивана Поповиця. Пришли в храм Божий, повеньцяли их.

Недолго Ванюшко жил, полтора года только. Стала проситься прикраснаа царевна в гульбу с ним. «Пойдём, Иванушка, гулять!» Приходили ёны к быстрой речьки, гди крест поставлен, гди стоит амбарушка, гди сидит Соловей-розбойник. Скрычал Соловей-розбойник: «Иван Поповиць, отопрешь ли мни, али нет». Он говорит: «Я не смию» (всё то Иван Поповиць упераетця, что не смиет). Милаа прекраснаа царевна говорит: «Я отопру». Иван Поповиць скаже, что худо будя, как отопрешь. «А я, — скаже, — отопру, не боюсь никого». Взяла ёна, отперла амбарушку, выходит Соловей-розбойник. Плеця у него аршинны, лоб у него четвертинный, голова как пивный котёл, росту его сметы нет. Крыкнул Соловей-розбойник своим голосом соловецкиим своим карабелыцикам. Скоренько карабли ему подогнали. А смотрит прекраснаа царевна на Соловей-розбойника, жалко спустить его. Соловей-розбойник подошол, хватил её за серёдку, клал на карабь, увёз в свою сторону. Оставаэтця Иванушка нещасный сын Попов: «Говорил мни Соловей-розбойник, спусти меня на волюшку, тогда получишь себи добра (впереди, когда шол соловей, ему выговаривал), а как не выпустил, так не полуцю добра, всё своё добро стерял».

Пошол Иванушка опеть путём дорогой, шатаэтця, приходит к старушки в избушку ноцью, попросился. Старушка нанимаат его пастухом: «Иди ко мни в пастухи нетёлок пасти; есть у меня пять нетёлок и быцёк». Выстал Иванушка по утру, сделал со старушкой ряду: «Ежели пригоню к ноци, так десять рублей», а не пригонит, так рублей дватьсять с него. И ён выгнал на тёмный лес скотину, а ёны убежали проклятый во дикую корбу, чтобы не найти мни нещасному пастуху, и ён проходил день до вечера, ни одной нетёлоцки в глаза не видал, взял с кормана, вынял шерсь, что лев зверь дал ему, клал ён из руки на руки, спомнил ён лёв-зверя: как лёв-зверь был бы, так скотинку пригнал бы. Лёв-зверь бежит да и скотинку гонит к нему. Срадовался Ванюшко Попов сын. «Полно тебе, Ванюшко, горевать, пойдём в моэ царьсво воёвать». — «А поди, миленькой, ты домой, а я погоню скотинку к старушки домой». Пригнал домой скотинку. «Принимай, бабушка, нетёлки, а денюшки подай». Ён денюшки от ней полуцил, а старушка стала пасти звать на другой день. «Поди, я денег дам много тиби, дам рублей тритцять на этот день, а если не пригонишь, от тебя сорок» (ряду делаэт). Тут начала она нетёлок бить ломать, чтобы ёны пастуху в руки не шли, чтобы шли далше. Угнал пастух на долину, чтобы здись сохранить свою скотину. Ёны ушли во болотища топущии, гди добры люди не ходя; однако пастух головой пошатал, сам не знаэт, как найти скотину. Выдумал он сам про себя; есть у меня медьвежьей шерси клочок в кормани. Вынял ён шерсь из корману и взял из руки на руку перекладывать. «Сказал мни медведь, что шерсь мою в руцьки возьми, да меня вспомяни, да и я буду у тебя». Ну медведь бежит, нетёлок к нему гонит. Тут сказал медведь: «Полно, пастух, тиби горевать, пойдём в наше царьсво воевать». — «Мни нельзя, — говорит, — ити, надо коров к старухи согнать, а надо деньги получить». Ну пригнал ён коровушок к старушки домой. «Давай, старуха, деньги мои, зажилыи мои, коровушки дома твои». Старушка деньги отдавала, вперёд его нанимала на третей день. Еще денег дороже ему давала, ёна ему давала пятьдесят рублей, а от него шестьдесеть (она всё выше сиби берёт, а ниже ему даёт). И, Господи, стала дочерей (этых нетёлок, это её дочери) бить и говорит: «Так бежите в синёэ море, и ён как выгонит вас на луг, так вы падите в синё море». И ён пастух выстал по утру и согнал скотину на долину; тут нетёлки розбежались, пали в синёэ море. Стал пастух думать-гадать, как их с воды достать. Пришол на берёг на морской, лежит щука во весь берёг; смолитця щука пастуху: «Ах, милый Иван Поповиць, спусти меня в воду, так я сгоню твоих нетелей проць». — «Погоди, щука, я доставлю и тебя в воду». Хватил шерси в пясь к себе (взял из кормана шерсь лёв-зверя и медведя) и взял перо чорного ворона. «Вы говорили мни, что я как буду у беды, так вы будете у меня, так выруците от беды меня». Чорный ворон налетаэ в море, падаэ, этих нетелей доставал. Лёв-зверь набегаэ, и медведь скаце к пастуху в помоць. Росплачетця Иван: «Ах же, милы зятева мои, не оставьте горевать меня, спуските эту щуку в синёё море» (щуку пёхнуть надо в синёё море, затым что нетелей оттуда выгонит). Лёв зверь кинул лапу на щуку, а медведь и дви (у лева, видно, силы болеэ), спёхнули щуку в море; в мори щука стрепехталась, а нетели с моря в гору побежали, а пастуху то и надо: ворон хватил быка за верьховища, так и тащит с воды. Говорит ворон: «Гони, Иван, скотину домой, не бери больше себи пасти». Пригнал пастух скотину к старушки. «Давай, старушка, мни-ка денюшки». А у этого у быка глаза повыклеваны, а у девушок косы повырваны. Сдогодаласи старушка: «Не надо бы этакого вора-пастуха, извёл ён скотинку мою; у быка глаза повыкопаны, у дочюшок косы повырваныи». «Не говори, не говори, старуха, денюшки подай, вот что». Иван Поповиць говорить буде: «Я тебе нещасную сделаю, если денег не подашь, звери тебя росторзают, ворон глаза выкопаэт». — «Ах, ах, погоди, молодчик, я денег сподоблю». Сходила в амбарушку, отчитала ему денюшки. «Поди, Ванюшка, дурак поповскый сын, болше ко мни вецьно не ходи». Лёв-зверь берегёт и медведь и чорный ворон, берегут его вси тройкой. Вышол Ванюшко от старушки с избушки, спомнил лютых зверей своих: «Гди мои милый звери?» И звери стоят у его колен. Лёв-зверь хватил Иванушка за плецька, посадил сиби на спинку и увёз в своё царьсво его.