Витя (хотя нет, какой Витя? Конечно же Виктор!) жил с мамой в огромной квартире в дореволюционном доме на Светлановской улице. Гостиная в этой квартире, несмотря на давно требующийся ремонт, была одним из самых изысканных мест Владивостока. Огромное квадратное помещение венчалось эркером, где, окруженный с трех сторон строгими почти готическими стрельчатыми окнами, гордо возвышался над полом белый бобинный магнитофон «Электроника 004». Справа от эркера располагались кресла и диван с обшарпанным, но очень атмосферным винтажным журнальным столиком, а справа вся огромная стена от ободранного пола до украшенного лепниной потолка была скрыта многоэтажными стеллажами с бобинами. На упомянутом журнальном столике лежала толстая тетрадь в 120 листов, где страницы, как в телефонном справочнике, были с алфавитными вырезами, чтобы легко открыть на нужной букве, и вся эта тетрадь была заполнена названиями групп и исполнителей с указанием полки и места на ней, где следует искать бобину с этой записью.
Когда Павлик впервые переступил порог этой квартиры, он — спроси его кто-нибудь, что он знает из джаза, блюза и соула, назвал бы только «Сантану и Везарипорт» — тех самых, которых играл на баяне один из двух трактористов, воспетых Борисом Гребенщиковым. Вообще его музыкальное образование было весьма поверхностным: все иностранные названия, которые не крутили по попсовым радио, были известны ему только из уст акул русского рока. Например, Бутусов в одном из интервью обмолвился, что любит группу Creedance, а Гребенщиков — что уважает Боба Дилана.
Поэтому немудрено, что, когда Виктор спросил его, что он хотел бы послушать, Павлик с важным видом сказал: «А есть что-нибудь из Whether Report»? На что Виктор открыл нужную страничку тетрадки и, глянув координаты, быстро подошел к стеллажу и достал с полки бобину.
— Любишь фьюжн, значит? — деловито осведомился он, насаживая бобину на штырек и цепляя пленку к пустой катушке. Павлик тоже важно кивнул, хотя слово фьюжн он слышал впервые. — Хороший выбор. Начнем с альбома Black Market, 1976 год. Уже Джако Пасториус был в составе, и еще из него не ушел. С ним мне их звучание больше нравилось.
Песня БГ «Два тракториста», кстати, помогла Павлику еще раз — на экзамене по философии. Когда он слишком надолго задумался, вспоминая известных ему экзистенциалистов, профессор пробубнил под нос:
— Са-а-артр, Ка-а-мю…
— А, точно! — воскликнул Павлик. — Один Жан-Поль-Сартра лелеет в кармане и этим сознанием горд!
Профессор, очевидно, тоже любил БГ, потому что поставил Павлику «4».
Комнату заполнили звуки сбивчивых ударных Майкла Уолдена, заводного саксофона Уэйна Шортера, ритмичных переливов клавишных Джо Завинула и перекатывающихся с боку на бок басов упомянутого Джако Пасториуса.
На креслах и диване сидели гости Виктора: они планировали сыграть свою очередную партию DD «Сага о Копье». На столик рядом с каталогом бобин и Masters Handbook знаменитой ролевой игрушки мама Виктора, на минутку высунувшись из своей кухни, водрузила огромную кастрюлю с душистым глинтвейном, который Виктор разлил всем по кружкам большой поварешкой. Павлик сел в ближайшее к бобиннику и огромной колонке кресло и углубился в прослушивание музыки и смакование божественного напитка, приготовленного хозяйкой квартиры, и не сильно прислушиваясь к тому, как Виктор, вооружившись Masters Handbook, на хорошем английском рассказывает своим столь же богемным друзьям, куда на сей раз зашли их вымышленные персонажи: дварф-варвар, полурослик-вор, эльфийка-поэтесса, полуэльфийка-паладин, полуорк-лекарь и драконид-монах. Павлик понимал слово через три, так как с английским был на вы, поэтому от предложения присоединиться к общему воображаемому путешествию вежливо отказался (хотя и завидовал парням и девушкам, с бегло общавшимся на языке Диккенса и Кэрола, так как обожал фэнтэзи и все толкиноподобные штуки) и сосредоточился на музыке.
Ролевые игры Павлик обожал с детства. В средней школе в Уссурийске он ходил в толкинистский клуб «Палантир», организованный студентами истфака пединститута (потом он переименовался в «Эридан» и переформатировался в краеведческий кружок, потому что один из этих студентов выбил себе под это преподавательскую ставку в Доме детского творчества) и наслушался от этих студентов про их зарубы в «Сагу о копье». Так что глинтвейн ему в этот момент немного горчил.
От мысленного созерцания колес сансары в окнах эркера под звуки саксофона и под вкус глинтвейна его отвлек вопрос Виктора:
— Павел, скажи, а как ты отнесешься к смене бобины? Мы решили прерваться на танцевальную паузу, а под Пасториуса, при всем моем к нему уважении, танцевать неудобно. Как ты относишься к Rolling Stones?
— А, что? Хорошо, Ви…ктор, хорошо, — отвлекшись от своих мыслей, Павлик в последний момент поправился и не сказал слово «Витек», что могло закрыть ему вход в эту изысканную квартиры навеки. Радушный хозяин выключил верхний свет, оставив включенным лишь тусклый торшер у бобинника, сменил бобину и комнату огласил задорный рок-н-ролл, гости с визгом вылетели из своих кресел и дивана и мгновенно оказались в центре комнаты, босиком на паркете выписывая лихие па и выкручивая затейливые твисты. Павлик минут пять сидел скромно на свое месте, потом допил залпом очередную кружку глинтвейна и тоже пробкой вылетел из кресла на импровизированный (но, видимо, часто выступавший в этой роли) танцпол. Через полчаса верчения под зажигательные вопли Мика Джаггера бобина закончилась, и Виктор, как заправский диск-жокей, поставил Гари Мура. Едва Павлик услышал знакомые Used to be so easy, как тут же пригласил на медляк высокую белокурую красавицу Катю, а вторая девушка — Юля — досталась одному из друзей Виктора. Остальные парни расселись обратно по дивану и креслам.
Поговорить во время танца Павлику не удалось по все той же причине — английский у него хромал, а Кэт оказалась американкой, и по-русски говорила еще хуже, чем Павлик по-английски. Поэтому они просто пообжимались два блюза подряд, а затем, когда Гари запел что-то бодро-энергичное, разошлись по танцполу и больше не соприкасались.
— Кэт и Джулия приехали из Нью-Йорка, они — топовые модели в агентстве моего дяди, — объяснил гостю-однокурснику Виктор необычность ситуации.
— В смысле… эцсамое? — удивился Павлик, продемонстрировав жестом распространенное в обществе мнение о профессии модели.
— В Нью-Йорке не продают моделей как проституток, если ты об этом, — нахмурился Виктор. — Нет, конечно, с ними все спят, и я могу рассказать кучу подобных историй. Но это все-таки не проституция. Блядство — да, некая внутренняя раскрепощенность, свойственная людям этого круга. Но не товарно-денежные отношения впрямую.
— Что, и с Кэт можно? — еще больше удивился Павлик.
— Можно, конечно, если она сама этого захочет. Только тебе придется найти для нее слова, более сложные, чем let’s fuck, — усмехнулся Виктор. — Кэт девушка приличная.
— Ну, тогда мне точно ничего не светит, — вздохнул Павлик. — С моим английским для меня и let’s fuck слишком сложно.
Следует пояснить, что Павлик уже встречался с представителями модельного агентства — местного, владивостокского — которое было как раз «эцсамое». Тот самый знакомый фидошник Витька Шишкин по кличке Тип работал там системным администратором сайта. И рассказывал, что у этого самого сайта есть VIP-раздел, где модели демонстрируют не только одежду, но и то, что под ней. И более того, есть раздел Super VIP, где клиент может себе понравившуюся модель позвать в гости. Поэтому Виктор с его дядей, владельцем «настоящего» модельного агентства, в глазах Павлика в этот момент вырос самым значительным образом.
— Слушай, Виктор, а ты сам где-то уже работаешь? — спросил Павлик, потягивая глинтвейн (Малевич-мама принесла вторую огромную кастрюлю, источавшую в поднимавшемся над ней пару сдобренные гвоздикой винные ароматы) на сей раз под «Конкистадора» Прокла Харума. — Я имею в виду по нашей, журналистской специальности.
