Элвин Райдер
Рыбаки
— Скажите, а у вас клюет? А хоть поклевки бывают? А тут глубоко? А на что вы ловите? А вы давно здесь стоите?
Проклятие рыболова
— И где ваш улов?
— Там, — он показал в воду. — Я все обратно выпускаю.
— Зачем?!
— А чего мне с этой рыбой делать?
— Кошке отдать!
— Нет у меня кошки.
— Вот, — сказала она. — У вас даже кошки нет.
— Слушай, — взмолился он, — ну чего ты ко мне пристала?
— Надо значит. Это вы сейчас что поймали?
Он молча бросил ей под ноги растопыренную лягушку, угодившую лапой на крючок. Хмурясь, она спихнула ее обратно в озеро.
— Ты же собиралась в тетрадь все зарисовывать?
— Мне на нее смотреть противно, не то что зарисовывать. Я ее просто запишу. Как она называется?
— Лягушка обыкновенная.
— Сами вы, обыкновенная. Ничего не знаете, и про лягушек — не знаете. А у меня исследование по этому озеру. По обитателям! А вы ничего мне сказать не можете!
— Вон, — махнул он рукой. — Иди к тем рыбакам. Они тебе все расскажут.
— Они расскажут… — насупилась она. — Была я у них. Они сказали, что меня утопят!
— Их можно понять, — пробормотал он.
— Слушайте, почему у вас опять не клюет?
— Наживка кончилась.
— Рыбак! — фыркнула она.
— Я не рыбак… Я просто так сюда пришел. Развеяться. Взял немного хлеба…
— Червей накопайте!
— Да нет тут червей…
— А вы копали?
— Копал!
— Где? — спросила она.
Он не ответил.
— Слушайте, у меня сыр есть, — подумав, сказала она. — На сыр ловят?
— Понятия не имею. Давай попробуем…
Она вытащила из сумочки ровно отрезанную, в дырках, мягкую дольку и отщипнула ему кусочек.
— Дурдом, — сказал он. — На сыр… Ну, была не была. — Забросил. Поплавок, поболтавшись, замер, как вкопанный. Постояли.
— А хлеба у тебя нет?
— Был бы хлеб… — начала она.
— Я понимаю. Просто странно. Ты что — носишь в сумке один сыр?
— Да!
— Гм.
— Что, гм? Я сыр люблю.
— А больше ничего не любишь?
— В "Армаду" люблю ходить. На батуты.
— Я про еду. Что-то на твой сыр нет желающих. — Он вытащил удочку. На крючке что-то висело.
— Ух ты! — обрадовалась она и спросила, требовательно: — Это что?
— Тина. Тина подмосковная, темно-зеленая… А в ней… кто-то… Вот, — он протянул ей что-то хрупкое, мелкое. — Запиши: улитка, одна штука.
— Я ее зарисую.
— Зарисуй…
Она взяла ее, начала рассматривать. Что-то хрустнуло, под ее ойканье. Он усмехнулся: — Придется зарисовать то, что осталось.
— Ничего не осталось… — казалось, она сейчас разревется.
— Ладно, сейчас еще что-нибудь вытащу… — он забросил леску. Попал не туда: поплавок безжизненно лег. Попробовал перебросить — что-то потянулось… Зацеп? Тяжелое.
— Что это?
— Пакет. Пакет поймали. — Он подтащил сморщенный сверток, заглянул внутрь: пачка не пойми чего, размякшие сигареты, еще что-то, в упаковке. Бросил на берег. Она тоже посмотрела, сказала: — Кто-то, наверное, потерял. Все промокло, особенно коробок спичечный… Жалко, улиток нет. Новую улитку надо. Ой! Кто-то тут ползет!
— Вот зарисуй его и отстань от меня.
— Как же мне его зарисовать, если он все время ползет?
— Быстро.
— Где у него перед-то, не разберешь, — ворчала она, пристроив тетрадь на сумке и черкая чего-то карандашом.
— У него перед там, куда он ползет… Он же ползет этим, как его, передом вперед…
— Да ему все равно куда ползти!
— Умрешь с тобой… — пробормотал он. — В мое время, как-то проще все с биологией было. Я даже и не помню ничего.
— Все! — воскликнула она.
— Слава богу!
— Все, уполз.
— Тьфу. Нарисовать успела?
— Половину.
— Ну и хватит, остальное дома дорисуешь. Он же, небось, симметричный был…
— Ничего подобного, — покачала она головой.
— Покажи, — он взглянул на рисунок и чуть не вздрогнул: — Господи… Предупреждать надо. Он, на самом деле, такой и был? Жалко, я не видел.
— Такой… Только маленький.
— У тебя в школе что по рисованию было? — спросил он с подозрением.
— Не знаю… За меня все время мама рисовала.
— А под ним — это что, такое квадратное?
— Это тень, — сказала она, смахнув с глаз локон и прикусив губу.
— Ясно, — он уже опять чего-то зацепил и теперь тянул, с трудом, с самого дна. Что-то… с ручкой и носиком. — Кофейник. Кофейник нужен?
Она с любопытством ухватила его, вылила воду, лопухом начала оттирать поверхность.
— Думаешь, джин вылезет? — спросил он, забросил леску, — и опять куда-то угодил. Что-то еще тянулось. Коряга… Нет, не коряга. — Опять чего-то…
— Что там? — спросила она, чем-то шкрябая. Он повернулся к ней, ощущая себя самым незадачливым рыбаком на свете. Она сосредоточенно сидела, склонившись над кофейником. Ее мирный вид немного поднял ему самооценку. Она подняла голову, посмотрела в воду.
— Ой.
— Вот именно.
— Это что?
— Очередной мусор, насколько я понимаю.
— Ух ты. Ты его что — поймал?
— Зацепил. Не хочешь зарисовать?
— Дурак. Отцепи быстрей!
— Чего ж, быстрей… Ему всё равно… — он, ежась, подобрался, отцепил крючок и, концом удилища, отправил улов обратно, по течению. — Все, на сыр больше не ловим. Я лучше в другое место куда-нибудь пойду… подальше.
— Я с тобой! — она ухватила его за руку. — Мне завтра надо уже работу сдавать!
Они обошли несколько заводей, вышли к обустроенному рыбаками месту. Из воды высовывались рогатины для удилищ; на траве чернело пятно костра; вокруг, словно нарочно расставленные, торчали пеньки.
— Смотри! — она высоко подняла пакет с чем-то белым, зернистым. — Наживка! Настоящая!
Он пристроился у пенька, насадил все, как положено, забросил. Начинало темнеть. На воде, по-прежнему, — ни морщинки. Тишина.
— Я, прямо, боюсь, — прошептала она. — Вдруг ты сейчас еще что-нибудь такое выловишь. Ой, клюет. Клюет! Ты тащить будешь, нет?
Он обречено потянул удочку. На конце лески, тяжелой серебряной долькой, болталась увесистая рыбка с темной спинкой. Довольный, он взглянул на свою спутницу свысока.
— Фи… — она придирчиво рассматривала трепыхающуюся пленницу.
— Почему "фи"? — обиделся он.
— Да потому. Кто мне поверит, если я такую нарисую? Скажут, с консервной банки срисовала.
Он посмотрел на нее, вздохнул, засучил штаны и прошлепал к ближайшим камышам. Пошарил в воде руками, вернулся, протянул ей тонкий, извивающийся волос.
— Это еще что? — спросила она.
— Не знаю, но нарисовать его ты точно сможешь.
— Как? — нахмурилась она. — По линейке?
Он опять вздохнул, выдернул у нее из рук тетрадь, разложил на странице пойманный экземпляр, закрыл его и изо всей силы постучал по тетради, припечатывая.
Она открыла, посмотрела, покусала губу и улыбнулась, наконец:
— Похож… Еще даже шевелится. Спасибо.
Он окинул взглядом унылую поверхность озера, поежился и быстро смотал удочку. Она разделила пополам остатки сыра. Пожевали, захватили выловленный кофейник, и пошли, не торопясь.