— Ты всё знаешь? — поднимает глаза полные слёз.

— Знаю. — стираю ладонью мокрые дорожки.

Этот взгляд режет душу без ножа. Там столько боли, страха, отчаяния. Что ж ты так сильно убиваешься? Радоваться надо, наверное…

Не выдерживаю, обнимаю крепко-крепко, чувствую влагу на своей шее, она не истерит, не кричит и даже не всхлипывает. Мне это не нравится. Начинаю качать, как маленькую, гладить по спине.

— Мне страшно. — шепчет в изгиб шеи.

— Я знаю, Лисёнок. Я рядом. — шепчу ей в ответ.

— Что теперь будет?

— Мамой будешь.

— Я не готова… совсем не готова, я не… я не планировала так рано становиться мамой.

— Ну, всю жизнь не распланируешь, Лесь. Я тоже много чего не планировал. Значит будем менять план. Для начала начнем потихоньку собирать твои вещи.

— Что? К-к-акие вещи? — наконец-то перестает плакать и смотрит из-под слипшихся ресниц.

— Твои вещи. Переедешь ко мне.

— Я так не могу. — ну начинается… вдох выдох.

Спокойно, Илья, спокойно. Это же гормоны, да? Делаю мысленную пометку почитать про это.

— Можешь. Сегодня возьми самое необходимое, остальное на неделе перевезём. Во вторник сходим к доктору.

— Ах! — испуганно подпрыгивает, прикрывая ладошкой рот. — Я же болела! Я же таблетки… Боже!

— Спокойно-спокойно. Что ты пила? Но-шпу и таблетки от горла, что я принес?

— Д-да.

— Тогда ничего страшного, их можно беременным. И температура у тебя не такая высокая была, это тоже не опасно.

— Откуда ты… Ты что знал? Ты знал! — упирается ладошками в грудь, желая слезть с коленей.

— Догадывался. — удерживаю за запястья.

— Ты! Когда ты начал догадываться⁈

— Почти сразу.

— И молчал?

— Лесь, давай не будем сейчас…

— Будем! — перебивает. — Будем! Потому что я могла выпить таблетку или… или… по-другому решить проблему… Господи… — вырывается, обессиленно прячет лицо в ладонях, начиная снова плакать.

— Это могло повлечь другие проблемы… И вообще, не надо называть моего ребенка «проблемой». Хорошо? — встаю, несу в ванную, включаю воду. Умывается. Подхватываю и несу в крохотную спальню. Укладываемся на кровати и лежим молча какое-то время.

— Хочешь чего-нибудь?

— Нет.

Делаю глубокий вдох и решаю попробовать объясниться. В надежде, что она поймёт и простит.

— Лесь, я поздний ребенок в семье. И единственный. Моей маме шестьдесят пять. У меня нет ни братьев, ни сестер, а очень хотелось… Отец умер, когда мне было столько же сколько тебе сейчас. — сжимаю холодные пальчики. — Мать до сих пор винит себя за то, что по молодости сделала аборт, ведь было не то время, не те обстоятельства, были молоды, было страшно… И я не мог прийти на этот свет долгие годы. Знаешь сколько выкидышей было у неё⁈ Она родила меня почти в сорок. Батя был старше матери на восемь лет, ему под полтинник было, когда он стал отцом. Да у некоторых его друзей уже внуки были.

— Я не хочу так, Лесь… не хочу… Я не хочу, что б ты грызла себя потом всю жизнь, не хочу проблем со здоровьем и прочих осложнений. Я хочу воспитывать своего ребёнка не стариком, я хочу увидеть, как он закончит институт, погулять на его свадьбе, хочу дожить до внуков и не быть совсем уж старым пердуном. Понимаешь?

— Ты станешь мамой в двадцать лет — это же классный возраст. Не рано, и не поздно. Ну сама подумай?

— У меня сейчас нет сил думать…и ехать куда-то… можно я сегодня никуда не поеду?

— Можно. — целую пушистую макушку.

* * *

Поддался уговорам, и вот уже два дня ночую у неё. Утро вторника выдалось нервным для нас обоих, от завтрака Леська отказалась, но в целом держалась нормально.

Приехав в клинику, сразу дал понять, что войду в кабинет с ней и буду рядом. Она и не сопротивлялась особо. А мне очень хотелось от неё живых эмоций, блеска в глазах, а не вот этого всего безразличия.

В кабинете нас встретила доктор, женщина «пятьдесят плюс» и еще женщина чуть моложе.

— Вы не против моего присутствия? А то девушка у нас очень впечатлительная. — сжимаю её прохладную ладошку и всячески показываю мимикой доктору, что лучше мне остаться здесь.

— На стул присаживайтесь. Девушка за мной проходите.

Уходят в следующую комнату, где практически темно. Ай! Ещё и дверь прикрыли! А я что? А я к двери, прислушиваюсь. Тишина. Потом вопросы женские задают: сколько задержка, последний день женских дней, предохраняетесь… Уже представил румянец на её щеках.

Ну самое главное-то скажите уже! Ну⁈ Ну вот на фига спрашивать завтракала она или нет⁈ Как это к делу-то относится?

Чуть не получил по лбу, когда дверь неожиданно открылась. Женщина строго посмотрела.

— П-переживаю. — сконфуженно признался.

— В триста пятый кабинет идите, займите очередь, девушка оденется и подойдёт.

— Аа-а…

— Идите. Нужно сдать анализ крови на хорионический гонадотропин, для более точной картины.

Делаю всё, как сказала женщина. Леся сдает кровь, выходит с согнутым локотком. Хорошо, что не настоял утром на завтраке. Этот Х… чего-то там… надо натощак сдавать. Возвращаемся в кабинет.

— Завтра во второй половине дня будут готовы результаты. Сейчас со стопроцентной уверенностью не могу сказать, что у вас многоплодная беременность, пять акушерских недель — маленький срок, но…

— Не может быть 5 недель… не может. — тихо повторяет Лисёнок. А я зависаю на слове многоплодная.

— 5 акушерских недель. — добродушно улыбается женщина. — Мы ориентируемся на первый день Вашей последней менструации.

— Видите? Это матка. — доктор показывает распечатанный лист с мутным чёрно-белым изображением. — Вот два плодных яйца. — обводит ручкой крохотные черные пятнышки на сером фоне. — Но так как срок маленький, я попросила Вас сдать кровь на ХГЧ, по результатам будет видно. А вообще, молодые люди, вставайте на учёт и на повторное УЗИ через недельку приходите, уже точно сможем определить.

— Что точно определить? — непонимающе тихим голосом.

До Леськи, видимо, не доходит. Сидит бледная, даже губы потеряли свою краску. Что-то не то… Леся медленно съезжает со стула.

— Ч-ч-ч… Держите её. — быстро реагирует доктор. — Настя, нашатырь давай.

Блять! Ну говорил же впечатлительная девочка! Неужели нельзя было мне сказать, я бы подготовил её. Наверное… Стою посреди кабинета в бахилах и с Леськой на руках. И не пойму за кого больше переживаю за неё или за детей. Детей! Господи Боже мой! Я уже седой?

— Проходите сюда-сюда. — подталкивает медсестра.

Укладываю на кушетку в темной комнате, тут же включается свет, ей под носом водят вонючим марлевым квадратиком… Кажется, мне тоже надо нюхнуть, что б прийти в чувства. Приходит в себя, медленно смаргивает, рукой шарит по блузке, хочет стянуть. Медсестра расстегивает несколько пуговиц. Вот, и я уже прихожу в норму. Аппаратом измеряют давление.

— Ну что ж Вы, мамочка, нас так пугаете? — улыбается ей доктор.

— Их двое? — кладет руку на живот. — Двое… — аккуратно вытирает слезы.

— Скорее всего да. Но более точно я Вам скажу после результатов анализа и на следующем УЗИ. Полежите пока.

Мне бы тоже прилечь. Игорь названивает. На работу я уже прилично опаздываю. Доктор жестом выводит меня из кабинета. Что-то говорит, отдает бумаги. А у меня такой раздрай в душе. В мыслях полный бардак. Совесть мучает.

— Посоветуйте, пожалуйста, пилюли, что б мне, как она, не свалиться… ну и что б на работоспособность не влияло. — тяжело вздыхаю, принимая бумаги. — Мы к этой беременности не были готовы, а к двойне тем более. Хотя… у неё родные сёстры близняшки. — вдруг вспоминаю я. Получается, вполне вероятно, что их там точно двое.

— Значит наследственная предрасположенность… — задумчиво произнесла женщина. — Хорошо, что Вы это сказали. — забирает бумажки, делает какие-то пометки. Протягивает мне ещё маленький листок. — Это Вам, препарат без рецепта отпускается. Вы будете хорошими родителями. — ободряюще хлопает по плечу женщина.