Я спряталась в своём убежище. Самом надёжном из всех, что можно отыскать на рабочем месте. Здесь хорошо думалось о смысле бытия или о несправедливости некоторых индивидуумов… Пусть иногда дёргалась дверная ручка, но это быстро проходило, как только становилось ясно, что место занято. И здесь я всегда сидела столько, сколько необходимо. И было достаточно воды, чтобы смыть следы слёз с лица. Жаль, что не с души, ведь там оставались настоящие шрамы.

Туалет радушно распахнул передо мной свои двери. Возможная очередь сюда меня ничуть не смущала. В таком состоянии я не склонна была думать о нуждах окружающих. К тому же в нашем офисе имелась ещё одна комнатка для уединения.

Чтобы хоть немного успокоиться и привести себя в порядок у меня ушло не менее тридцати минут. Лицо всё равно осталось красноватым и припухшим, да и слёзы далеко не ушли. Они твёрдо и нерушимо стояли на страже где-то в районе груди, чтобы чуть что хлынуть новым неослабевающим потоком. Я подозревала, что и голос до сих пор мне не стал окончательно послушен. Что стоит мне заговорить, как он противной дрожью возвестит всем вокруг о моей слабости.

Но я стояла молча и последнее могла только предполагать. Мне казалось, что если я открою рот и произнесу хоть слово, то волшебная тишина моего убежища разрушится, и я буду вынуждена освободить дамскую комнату, которую занимала уже непозволительно долго. Поэтому я просто стояла без движения перед зеркалом и смотрела своему отражению в глаза.

Если бы нас тут было трое, точнее я подозревала, что нас тут на самом деле трое. Я, моё отражение и кто-то третий, самый отстранённый и разумный из нас. Тот, кого происходящее трогало меньше всего, кто просто наблюдал за нами и порой укоризненно качал головой. Так вот я смотрела в глаза своему отражению, и мне было себя жаль. Из зеркала на меня взирала некрасивая красноглазая и красноносая женщина со встрёпанными волосами. Кто-то третий понимал, что обычно я вовсе не такая, но мы с отражением считали, что такой вид будет нам присущ теперь пожизненно. Что вот она наша истинная сущность, обиженной всеми маленькой девочки, невесть как оказавшейся в шкуре взрослой женщины. Наш наблюдатель думал, что пора намотать сопли на кулак, или хотя бы подтянуть их с пола, но куда уж там…

В голове снова зазвучали резкие слова Анастасии Васильевны, и вспомнились другие эпизоды наших взаимоотношений. Она даже по имени меня никогда не называла. Почему? Арина. Что такого сложного? Нет же. Андреева, и всё тут. Губы отражения согласно задрожали, а наш третий укоризненно взялся за голову.

Ещё через пять минут я поняла, что больше так не могу. Что сейчас пойду и напишу заявление об увольнении. Пусть радуются, что добились своего. Вот выйду из туалета с гордо поднятой головой и расправленными плечами и, отбивая ритм каблуками, твёрдо войду в отдел кадров, чтобы сказать:

– Я увольняюсь!..

… хотя… нет, нет, нет, подождите-ка. Конечно, я бы не стала задирать свою мегеру. Нет уж, увольте. Всё это пройденный этап и случалось уже не раз, с меня довольно. Нервы дороже. Гораздо проще промолчать, стерпеть очередную подначку, чем потом несколько дней собирать себя по кусочкам. Нет, только не с моей нервной системой. Я давно поняла, что не могу тягаться с матёрой бухгалтершей. Она просто задавливала меня авторитетом, не давала и рта раскрыть за бурным потоком извергающихся оскорблений. Он будто сносил меня, сбивал с ног и не давал сориентироваться, а потом накрывал с головой и окончательно перекрывал кислород.

После подобных избиений младенцев я не раз обнаруживала себя в туалете, ведущей безмолвные беседы с отражением. Я себе что-то говорила, доказывала, спорила, убеждала. Я очень хотела оказаться где-нибудь в другом месте. Просто исчезнуть, но каждый раз мне приходилось делать над собой усилие и снова выходить в коридор офиса, чтобы опять пройти мимо всех сотрудников, отворачивая заплаканное лицо то от одного, то от другого. Стыдно.

Но опыт пережитых столкновений с Анастасией Васильевной без труда помог моему воображению дорисовать развязку так и не состоявшегося скандала. Да, мне пришлось похоронить фразу про «долгие-долгие годы службы», и воспитательный пурген пропал втуне, но брюзжание мегеры так и не вылилось для меня в большую головомойку.

Я прыснула. Анастасия Васильевна наградила меня колючим взглядом, но не снизошла до слов.

Мы продолжили работать. Она щёлкала толстыми пальцами по клавиатуре, так и не оторвав зад от кресла, а я ваяла 2-ндфл для налоговой. Муторная работёнка. И немудрено, что мыслями я всё время возвращалась к нашим взаимоотношениям.

Вообще, бухгалтерия – это отдельное царство на нашем предприятии. Помимо меня и Анастасии Васильевны, кстати, фамилия у неё Лясова, на поприще цифр, счетов и дебета с кредитом трудились ещё семь бухгалтеров, в основной своей массе материалистов. Сидели мы, кроме главного бухгалтера и её зама, в одном большом кабинете, поэтому обычно свидетелями любых разборок становились все. К слову, периодически «выясняли отношения» не только мы в отделе расчётчиков. Коллектив у нас был зубастый, то и дело раздавалось шипение из какого-нибудь угла. Так и работали.

Я так и работала, а кто-то, наверное, ещё и удовольствие получал от подобной атмосферы. Можно задаться вопросом: а что же я здесь в таком случае забыла, если мне тут так плохо и, вообще, каждый меня беззащитную норовил обидеть?

Если честно, я и сама затруднялась ответить на этот вопрос. Ведь главный ограничительный фактор это другой вопрос: а куда мне иначе идти? Вот на него я точного ответа не знала, и пока не узнаю, была обречена просиживать штаны здесь.

Вошёл Письменцев. Прямо как в придуманном мной варианте развития событий. Но на этот раз он не удостоил вниманием ни меня, ни мою мегеру, а прямым ходом направился в кабинет Ярославы Николаевны – главбуха. Я проводила мужчину взглядом. Несмотря на возраст выглядел он хорошо, носил дорогие костюмы и держал себя в форме. Кажется, в том году он справлял шестидесятилетие.

Дверь за директором закрылась, а я вернулась к своим цифрам. Пятнадцать пятьдесят показали часы в уголке экрана, чем сильно меня обрадовали. До конца пытки работой осталось чуть больше часа. Одновременно я осознала, что отчёт для налоговой сегодня закончить не успею. Само по себе это было не так страшно, ведь времени до крайнего срока сдачи оставалось ещё три недели, а работы – максимум на полдня. Однако мегера же мне этого не спустит…

Ну и чёрт с ней. Пусть подавится.

Я снова погрузилась в столбики цифр на экране. 1С исправно формировала отчёты по всем подразделениям, а мне предстояло отыскать неточности по тем сотрудникам, которые перешли из одного подразделения в другое и поэтому задваивались или даже затраивались. Я уже говорила, что работа муторная. Несложная, но одиннадцать подразделений общей численностью более тысячи человек накладывали некоторые нюансы.

– Арина, ты собираешься домой? – это поинтересовалась Варя, единственный здесь человек, с которым у меня сложились по-настоящему хорошие отношения.

Я очнулась, выныривая из круговорота столбиков с фамилиями, месяцами и удержаниями. Оказалось, что уже без одной минуты пять, и ещё одна неделя каторги подошла к концу.

– Иду! – радостно возвестила я чуть громче, чем следовало.

И конечно же, обратила на себя ненужное внимание.

– Отчёт готов? – требовательно спросила Анастасия Васильевна и наградила меня фирменным взглядом поверх очков.

– Я в понедельник его доделаю. Осталось совсем немного.

– Оставайся и заканчивай, – ультимативно припечатала бухгалтерша.

У меня в животе свернулся ледяной ком, настроение резко съехало поближе к плинтусу.

– Я доделаю в понедельник. Времени до сдачи в налоговую ещё три недели, – я сделала слабую попытку увернуться от перспективы просидеть весь вечер пятницы в офисе.

– В понедельник будут другие дела, – мегера осталась непреклонна.