Литмир - Электронная Библиотека

Вечером, когда проход по мосту закрыли, Константин Иваныч привел к майору «свово кума», как назвал он абхазца средних лет, худого и бородатого.

Майор не стал расспрашивать гостя ни о его роли в конфликте, ни о его нынешней должности. По тому, как держался этот молчаливый человек, с лицом язвенника, мучимого болезнью, по тому, как в нескольких фразах выяснилось, что он абсолютно точно осведомлен обо всем, что делается не только на границе и на пункте перехода, но и в Москве, и в Тбилиси, майор заключил: «кум» весьма не прост, и в уж во всяком случае, для местных – авторитет.

Гость внимательно слушал майора, понимая все с полуслова.

– Завтра, – сказал он, – бардака на переходе не будет. Наши станут с абхазской стороны. Нам тоже неконтролируемый переход неизвестно кого – не нужен.

– Кто он? – спросил майор Константина Иваныча, когда гость ушел, словно слился с непроглядной темной ночью.

– До войны – врач. Детский. Хороший врач. Вся семья у него погибла. Жена и две девочки. В доме сгорели. Хороший человек. Надежный. Сказал – сделает.

На утро майор в этом убедился. Истерики и давки на мосту больше не было. В людском потоке с абхазской стороны выдерживались строгие интервалы, у всех необходимые документы – в порядке. Чувствовалось, что они уже прошли контроль там, на абхазской стороне.

К ночи, из темноты, бесшумно, возник вчерашний гость. Майор усадил его пить чай.

Бочуа, так значилось в российском паспорте гостя, внимательно слушал майора, задал несколько точных вопросов, а когда майор спросил: как он, Бочуа, думает, что может интересовать американского военного доктора биологии, из ОБСЕ, тот сразу ответил:

– Сухумский обезьяний питомник.

– С какой стати?

– Видишь ли… -, вежливо испросив разрешения перейти на «ты», сказал Бочуа, – там велась серьезная научная работа. И делались большие открытия. Работали над вакцинами против оспы, гепатита, и всяких других болезней…Я этим интересовался, как врач. Например, одной обезьяне привили лейкемию. Обезьяна то ли сбежала из лаборатории, то ли специально была отпущена к своему прайду, роду или как он там называется. И через некоторое время все обезьяны этой популяции заболели лейкемией.

– Что – лейкемия заразна? Ведь это, как я понимаю, белокровие? – спросил майор.

– Выходит, что некоторые виды этого заболевания возбуждаются вирусом…

– Так это же переворот в науке…

– Да нет. Просто хорошая работа.

– Раз есть вирус, если он выделен, значит, с ним можно бороться. Это же – великое дело! Значит, может быть, вакцина против лейкемии!

– Публикации на эту тему я встречал. Но работы не закончены. Видишь, тут что началось!

Вообще, такие исследования может себе позволить только очень богатая страна…

– Например, Америка?

– Например.

– Слушай, Бочуа, а от питомника хоть что нибудь осталось?…

– Слезы. Было восемь тысяч обезьян, а вывезли 282! Были такие цифры в газете. Тут же такое творилось! И под обстрелами, и от стрессов – павианы да макаки существа нежные – погибали… Мародеры, настоящую охоту на них открыли!

– Зачем?

– Говорят – мех! Но думаю – от безнаказанности. Сволочам только бы пострелять! Разбежалось обезьян много – потом ловили.

– А эти экспериментальные и вся зараза в пробирках, где?

– Думаю, что это, как раз, вывезли! Это же вроде Чернобыля! Если что-то было – мировая угроза. Это же опасность биологического заражения! По идее, такое все под особым контролем. Во всяком случае, должно быть.

– А может, не было? Обезьяны то из вольеров разбегались!

– То обезьяны, а то штаммы …. И потом, если бы что-то потерялось – улетучилось – давно бы эпидемия началась. Думаю, все, что не вывезли – уничтожили. Если оно вообще было… Не уверен, что последние лет двадцать тут что – то особо опасное исследовали…

– Так чего ж американцы в Сухуми рвутся?

– Да уж видно неспроста. Эта публика очень расчетливая. Мало ли что им нужно.

– Например?

– Может какие – то старые результаты исследований. Может что, то и осталось. Все-таки какие – то секретные работы, наверняка велись! Там много интересного. И загадочного…

– Например?

– Например, в эксперименте с лейкемией. Те обезьяны, которым специально болезнь привили – выжили, а те, что были с ними в контакте – нет.

– Как это понимать?

– А вот как хочешь, так и понимай!… Какай тут хитрый механизм заражения. А какой – неясно. Но вроде бы вирус выделен! Уже очень кое что… И, в любом случае, понятно – такую информацию нельзя терять. Если американцы выпустят вакцину раньше нас – на здоровье, хоть и сомнительно. А представим себе: у них население и армия вакцинированы, у нас нет, а вирус пошел по России… Не слабо?

– Да, я понимаю…

– Вот то, то и оно…– вздохнул врач, – такие вещи не могут быть бесконтрольны. А контроль установить может только сильная страна.

– Не сыпь мне соль на раны… – сказал майор, – или как, говорит моя дочка: «Не лей на спину кипяток».

– Они наговорят… – улыбнулся Бочуа.

Майора кинуло в жар.

– Сколько их у тебя? – спросил Бочуа.

– Цвайкиндерсистем. Мальчик и девочка…

– Мало.

– Служил.

– В финал выходят – кто больше рожает! Все остальное – ерунда…

– Этих то неизвестно как поднять.

– Только бы были! – вздохнул Бочуа, и уже перед тем, как раствориться в ночи, на прощание сказал: – Америкосы эти едут в Сухуми, ни с какой, ни с гуманитарной миссией. За вирусами едут. Помяни мое слово. Как врач говорю!

– Козе понятно.

– Тем более, что никакой угрозы эпидемии у нас нет, и не было! Это разговоры для неумных дурачков. А начался бы, скажем, тиф, как на войне традиционно бывает, уж, всяко, мы не Америку помогать бы просили. И сами бы справились, и России мы не чужие! Уж, всяко, бы помогла!

7.

На сказочную, роскошную абхазскую осень, всю в кипящем золоте дубовой листвы, темной зелени кипарисов, туи и еще, Бог знает, каких деревьев, в одну ночь пала зима. Тяжелый, мокрый и, казалось, теплый снег ватой лег на веера пальмовых листьев, толстым одеялом накрыл, благоухающую прелью, землю, побелил горы, оторвал их от сизых, низких туч и сразу же начал таять. Непрерывной, разноголосой, словно щебет птиц, капелью зашуршали, забулькали, зазвенели леса, загудели талой водою в водосточных трубах. Из под, не успевших осесть и слежаться, мягких сугробов побежали говорливые ручьи. Теплым, словно в предбаннике, плотным туманом накрыло долину, и теперь пограничные наряды, уходившие в дозор, скрывались в нем, словно в молочной реке.

– «Яблоки на снегу, яблоки на снегу»… – горланил румяный солдат, расчищая громыхающим листом железа не то совка, не то лопаты, дорожки.

– Кончай вопить про русскую бесхозяйственность! – сказал лейтенант, выходя на крыльцо покурить.– Нашел чем гордиться!

– В смысле? – не понял солдат.

– «Яблоки на снегу» – руки поотшибать надо! Колхоз!

– Дык по сезону! «На снегу» А чего петь то?!

– Тута не яблоки, а мандарины, – встрял, дядя Костя, тащивший ведро с помоями, откуда валил пар. В белой поварской куртке он был похож на свежевыбритого Деда Мороза, если бы тот, конечно, брился.

– Про мандарины и песен то нет, – сказал солдат.

– У абхазов спроси. Быть того не может, чтобы фрукт произрастал, а песню про него не сложили.

– Про мандарины то и не рифмуется совсем.

– Как это?! – возмутился дядя Костя, – Мандарины, мандарины, ну вы, прям, как балерины! Не желаш мозгой пошевелить! Ленисси! Пушкин то, небось, геморрой нажил – пока евгеньонегина сочинил. А ежели ты совсем тупой – не можешь складно сочинять, так попроси старших товарищей.

– Видеть я эти мандарины уже больше не могу! От одного запаха тошнит! – сказал лейтенант, метко швыряя окурок в стоящую у крыльца цементную урну, и скрываясь в штабе.

– Мандарины пахнут новым годом! – сказал ушастенький рядовой Коля, – Мандарины, елка, салатики…

Вдвоем с таким же молодым солдатом он навешивал на окна казармы ставни, как это положено у пограничников, в казарме для личного состава, чтобы люди из ночных нарядов могли спать днем.

7
{"b":"880340","o":1}