Монах замолчал. Ссутулившись и сцепив замком худые пальцы.

– Ну, убьете вы это несчастное существо! Ну, откроете новый вид в науке, наконец, догадаетесь, откуда оно – и успокоитесь. А через какой то период времени новая напасть появится, ибо причина не в проявлениях сатаны, а в силе его, коя умножается, ибо всякая плоть, забыв закон Божий, извратила путь свой на земле. Огонь впереди, гиена огненная разверзается, а человек в праздности и суемудрии, именуемом наукой, пребывает. И верует в нее! Верует! А ведь наука – только инструмент, она и Богу, и сатане служит. Нынешняя то наука мир, в безбожии своем, к погибели ведет.

– Ну, – сказал майор, – насколько мне известно, все религии мира предрекают конец света. Он неизбежен. Так ведь?

– Нет не так! Конец света неизбежен, это верно, но его можно отодвинуть! Чтобы дальше то беды не творить! Чтобы ад не приближать и не усиливать!

– Так что же, вы предлагаете, от науки отказаться?

– Это невозможно! Вы это просто так сказали. Наука, способность к познанию – дар Божий. Но наука без Бога, служит сатане! Обещает рай, а созиждет ад!

12.

- Вы что тут чокнулись все?! Кто приказал попа этого привести в расположение!… У нас, Слава Богу, еще церковь отделена от государства! Кто разрешил?! Что вы, майор, молчите, я вас спрашиваю!…

– Вы не спрашиваете, а кричите, – ответил майор, который после афгана и афганской контузии, начинал при «разносах» чувствовать, как наливается тяжестью голова и кровь бухает в ушах.

Он очень боялся этого состояния, потому что дальше у него начинало мутиться сознание и он не особенно контролировал, что делает… То есть, не то что – совсем становился без памяти , наоборот, поступки совершал очень логичные, но по прошествии времени, их не помнил, что делал не помнил… Ему потом рассказывали те, кто приводил его в чувство. Оно манило это ощущение провала в памяти, сладкой волны, после наката которой не чувствуешь ни страха, ни боли… Важно было не пойти этой волне навстречу, удержаться. Поэтому максимально медленно, четко выговаривая слова, сцепив пальцы в кулаки, чужим деревянным голосом майор сказал: – Первое: священника никто не приглашал.

– Как не приглашал! Откуда он взялся ?!

– Второе, – раздельно и ровно продолжил майор, – в расположении части он не был. Третье, в ритуале отпевания личный состав участия не принимал.

– Как это не принимал! – закричал полковник, – А этот ваш денщик псалмы распевал!

– В Российской Армии, – повышая голос, сказал майор, – институт денщиков не предусмотрен! Константин Иванович, помогавший священнику – вольнонаемный. А два солдата, взятые из санчасти, находясь вне расположения, и под моим командованием, переносили ящик с останками. Там и сейчас поставлен часовой. Я все изложил в рапорте.

– В каком еще рапорте!

– В том, что у вас на столе!

Под тяжестью свинцового майорского взгляда, полковник, сутулясь, сел к столу. Побежал глазами рапорт.

– Другое дело! Другое дело… – сказал он миролюбиво. – А мне докладывают неизвестно что… Богадельню, мол, развели, … Другое дело. Так, все свободны. Майор останьтесь.

Лейтенанты торопливо забухали сапогами к двери кабинета и по крыльцу.

– Слушайте, – сказал будничным голосом полковник,…– Как это все понимать?

Майор молчал, стоя по стойке смирно и не сводя тяжелого взгляда с полковника.

– Ладно, ладно…. Ну, извините!

– Предупреждаю, – тихо сказал майор, – на меня орать нельзя. Оторали уже…

– Ну, извините, извините… Сорвался! Как мне-то наверх докладывать?

– Как было – так и докладывать.

– А как было? Кто видел? Вот то-то и оно.

– Изложить все версии.

– В донесении версии не излагают!

– Давайте комиссию соберем. Устроим экспертизу…

– Слушайте, тут только что хоть какое-то затишье установилось, а мы – «комиссию, экспертизу…» Представляете, что тут начнется?! Нас с нашими этими версиями руководство не поймет. В общем, я пишу: – «на сопредельной территории, обнаружен труп мужчины, доставленный местным населением в расположение КПП. – как единственной в окрестности воинской части. При обследовании выяснено: – разорван хищником, предположительно медведем».

И все дела.

– Это не медведь! – сказал майор.

– А кто? Кто видел? Хмырь этот видел?…. Которого вы упустили или выпустили…., – заглянув майору в глаза, сказал полковник: – так ему как верить? Да и где он? Медведь! И все дела! Так и запишем.

– Нужно специалистов вызывать, – сказал майор, – Дело очень непростое!

– Специалистов чего? По чему специалистов? Медвеведов? Зоологов? Ветеринаров? Или сразу из дурдома?

– Загоняем нарыв под кожу, – сказал майор.

– А есть варианты? То-то и оно. По уму-то, в нормальные времена, когда у нас страна была, СССР называлась, и нормальная власть – обязательно нужно было бы телегу в КГБ отправить. Доложили бы как есть и все дела. Пусть бы там мозговали, что да как… А где он теперь КГБ? Нет его! Упразднили. Хотя, лично для нас с вами и тогда неизвестно как бы обернулось…

– Каким образом?

– А хрен его знает, каким! Ну –ко давайте…– полковник достал из шкафа бутылку водки, два стакана, открытую банку огурцов. – Это в качестве извинения. Вот вам сказка, не про белого бычка, а про одного дурачка. Был он тогда еще не дурачок, а лейтенант доблестных погранвойск. Щеголял в славном городе Петергофе в зеленых лампасах суворовца КГБ. Было такое. Закончил военное училище с красными корочками. Откорячился положенный срок в Заполярье и следовал в отпуск, с супругой и двумя близняшками, вот сюда, в эти мандариновые края. Все чин-чинарем, по литеру, правда, дикарем, без путевки. Мечтал после отпуска в Академию поступать. Документы подал.

И дернул его черт, в Ленинграде, на вокзале в ресторан завалиться. Прямо с баулами – чемоданами, с детишками, с женой и за столик бухнуться. Столик, как столик. Поели – расплатились, ушли. Все как следует.

С отпуска приехали – хрен на – ны! Из Академии документы вернули! В такую дыру загнали, где кроме мошки да комаров ничего живого. И пять лет – жена на материке, а дурачок наш в тундре… Служба – как примерзла, ни тпру , ни ну… Ни в лево, ни вправо. И у всех родственников, по всем делам – дробь! Все однокашники – майоры, подполковники, а он еле-еле – капитан.       Через двадцать лет, дружбан его закадычный по училищу, в большие чины выйдя, ему, капитанишке гребанному, секрет чуда-юда открыл. Оказывается, в тот год, в тот день и в том месте конторские ребята шпиона выпасали. А шпион должен со связником встретиться. Кто связник – неизвестно, он то и был главной мишенью всей охоты. А встретиться то должен был за этим столиком, и в тот час, когда в ресторан этот придурок с семейством приперся… Вот его и проверяли лет, так себе, с десяток, не связник ли? Из того шпиона уж, небось, давно на кладбище трава выросла, деревья произросли, а машина колесами все крутит, все донесения на дурачка идут! Сам лейтенантишка, не то чтобы заподозрен, но на всякий случай изолирован. И знать ничего не знал – не ведал, а вон как попал…

– Мораль? – спросил майор, беря свой стакан.

– Прежняя: «ты служи, советский воин, пошустрей, чтоб страна могла тобой гордиться!»

Давай, чтобы елось и пилось, и хотелось и моглось! Молодец, что попа этого в расположение не приволок! Хвалю! Оно, конечно, сейчас демократия, новые веяния, но пока приказа нет – пускай эти веяния мимо нас веют! Прикажут – сам на колокольню полезу, и звонить буду, а пока приказа нет – извини. Мы офицеры или где?

– В том то и беда, что офицеры, – сказал майор. – Русские притом.

– Нам до русских то офицеров, – без тени улыбки сказал полковник, – пока еще как до небес – пыхтеть и кувыркаться. Пока что «российские офицера». Две большие разницы. А вообще – это все интеллигентские разговоры. Вы ведь военное училище не кончали?

– Нет, – сказал майор, – Я – после университета. Взяли на два года, а потом предложили остаться… А потом афган – двадцать три месяца