Литмир - Электронная Библиотека

Короче, Галочка заменила Ивану и маму, и Елену Дмитриевну, и, в некотором смысле, Олимпиаду Львовну, так как исключительно благодаря ее стараниям и благотворному, как говорила мама, влиянию Иван Костров все-таки окончил педагогический институт, женился на Галочке и пошел работать в школу.

На деле все оказалось и того проще, чем когда-то описывала его жена. В школе его любили прежде всего за то, что он был мужчиной. Вскоре он стал украшением всех школьных мероприятий. Вспомнив о своем школьном детстве, он принялся выпускать еженедельную стенгазету, чем окончательно покорил сердца работниц народного образования.

Директриса, Ольга Николаевна, с придыханием говорила о том, какой талантливый и перспективный этот молодой учитель по фамилии Костров. Даже не посетив ни одного из его уроков, она всем смело рассказывала, что они «просто сказка» и утверждала, что все должны брать пример с этого замечательного педагога.

Мама и папа были счастливы, Галочка то и дело краснела от удовольствия, а Иван, освоившись на новом месте, решил вернуться к творчеству. Стихи он хоть и пописывал для своей стенгазеты, но уже считал их детской забавой – штанишками на лямках, из которых он давно вырос. Он писал рассказы, которые никому не показывал, но в конце концов решил написать некое большое эпохальное произведение. Про себя он называл его автобиографическим романом и, как в детстве, уже видел перед собой ослепляющий блеск софитов, взволнованных почитателей своего таланта и красотку-ведущую одного из новостных телеканалов.

– Неужели все, что описано вами, правда? – прижимая руки к груди и почти касаясь алыми губами черного микрофона спрашивала его она.

– Да-а-а… – степенно растягивая слова многозначительно произносил лауреат всех возможных и невозможных конкурсов. – Все это мне лично пришлось пережить…

Что он напишет, и о чем еще, помимо его самого, будет его роман, Иван пока не знал, но точно был уверен в том, что это будет нечто грандиозное, заслуживающее всеобщего признания и уважения.

Он тщательно обдумывал сюжет своего будущего шедевра. Обдумывал во время уроков, пока его ученики читали параграфы учебника, обдумывал в машине, когда Галочка везла его домой, дома тоже обдумывал, пока она готовила ужин, а затем мыла посуду.

Хорошенько все обдумав, Иван Сергеевич пришел к выводу, что вряд ли кому будет интересно читать про его первые опусы типа: «А ну-ка, в ряд! Шагай отряд!» и о том, как хорошо к нему относилась Екатерина Дмитриевна и, как мама поддерживала все его начинания, и, как Галочка писали за него курсовые, поэтому он решил все немного приукрасить. Чуть-чуть. Кто докажет, что остальное тоже так не делают? В конце концов он пишет художественное произведение, а в художественном произведении возможны разные художественные допущения ради художественности этого произведения. Вот. Не даром ведь он окончил филологический факультет – поднабрался там разных мудростей, что-то да понимает!

Неожиданно пришло то самое вдохновение, о котором он узнал в стенах института и которое ему раньше совершенно не требовалось. Оказалось, при помощи вдохновения все пишется как бы само собой: слова льются чистым говорливым потоком и выстраиваются в правильные сложносочиненные и сложноподчиненные предложения. Кроме того, он понял, что проза весьма выгодно отличается от поэзии: не надо сидеть и думать над ритмом и рифмой. (Хотя Ваня никогда особо этим не мучился – рифмы приходили сами собой, как будто он родился вместе с этим самым вдохновением. «Вдохновение – мое второе имя!» – гордый собою, подумал он и решил, что надо бы запомнить эту фразу и произнести ее когда-нибудь на встрече с читателями или беседе с журналистами).

Итак, он вдохновенно врал на протяжении нескольких часов, а когда глаза начали понемногу слипаться, а мысли путаться, пошел спать.

Галочка уже давно спала, подложив под румяную щечку свою маленькую пухлую руку.

«Какая же она у меня все-таки миленькая, – подумал Иван Сергеевич. – Надо завтра, когда буду писать про свою любовь, придумать какой-нибудь жаркий роман с известной актрисой… или поэтессой?.. Ну, да завтра видно будет!» – решил он и аккуратно, чтобы не разбудить Галочку, скользнул под одеяло.

***

Ему снилось что-то очень приятное, он улыбался, но внезапно, как это часто случается во сне, все изменилось. Он почувствовал сильный жар, ему показалось, что он попал в ад и черти решили поджарить его на большой чугунной сковороде. Он засучил ногами, отпихивая от себя эту жуткую раскаленную сковородку. Услышал громкий разноголосый смех и… проснулся.

– Хорошо покатался? – спросил бритый «под ноль» конопатый подросток с подбитым глазом, наклоняясь к нему и обдавая какой-то тухлятиной изо рта. За его спиной маячили такие же бритые головы и широко улыбающиеся лица совершенно незнакомых Ивану Сергеевичу мальчишек.

Пальцы ног болели, и будущий великий писатель посмотрел на свои голые ноги, выглядывающие из-под одеяла – между большим и следующим пальцем торчали обгоревшие спички.

«Кажется, меня прокатили на «велосипеде», – сообразил он, вспоминая эпизод, который совсем недавно описывал в своей будущей книге. О такой «шутке» ему рассказал его бывший однокурсник, отслуживший два года в армии.

Иван Сергеевич в недоумении огляделся. Он проснулся в большой светлой комнате, сплошь заставленной кроватями в окружении пацанов, которые явно над ним издевались.

«Это всего лишь еще один сон, – подумал начинающий писатель, вновь забираясь с головой под одеяло. – Надо попытаться снова уснуть, и тогда присниться что-то хорошее… То есть, как это «снова уснуть», если я все еще сплю?» – неожиданно спросил он сам себя. Но ничего не успел себе ответить, так как в этот момент раздался некий странный сигнал, похожий одновременно на гудок автомобиля, гудение водопроводного крана и предсмертный хрип старого дракона.

Находясь под одеялом, Иван Сергеевич ничего не видел, но услышал топот множества ног. Потом кто-то рывком открыл дверь, так, что она отлетела к стене и хорошенько наподдала ей своей железной ручкой. Побелка печально осыпалась с раненой стены. Раздался стук каблучков, и наступила мертвая тишина.

Иван осторожно выглянул из-под одеяла и нос к носу столкнулся со своей бывшей классной руководительницей, Екатериной Дмитриевной. Во всяком случае, с кем-то очень похожим на нее. У женщины были такие же темно-каштановые волосы, убранные в высокий пучок – так всегда причесывалась его учительница; такие же большие квадратные очки, но сквозь линзы этих очков на Ивана смотрели зло прищуренные совершенно чужие страшные глаза.

– Доброе утро, Костров, – проговорили «Екатерина Дмитриевна» противным вкрадчивым голосом. – У всех построение, а ты все соизволишь в кроватке нежится?

– Здрасьте, Екатерина Дмитриевна… – оторопело пробормотал Иван Сергеевич с удивлением разглядывая своего воскресшего педагога. Кажется, пару лет назад они с женой ходили на ее похороны, и он даже произнес написанную Галочкой речь по поводу ее кончины. – А вы разве не умерли?..

– Ах, вот какие замечательные сны тебя снятся! – с сарказмом в голосе воскликнула его классный руководитель. – Да-а-а… понимаю теперь, почему тебе так не хочется просыпаться! Так вот: не дождешься!

Она резко сдернула с него одеяло.

– Живо в строй! После уроков пойдешь драить туалеты! Коновалов, проследи!

– Так точно! – из первого ряда выстроившихся вдоль кроватей мальчишек сделал шаг вперед тот самый с подбитым глазом.

Фамилия показалась Ивану Сергеевичу знакомой, но он не успел вспомнить, где слышал ее – Екатерина Дмитриевна ловко ухватила его за ухо и поволокла к строю замерших около кроватей пацанов.

Педагог, учитель, проработавший уже целый год в школе, хотел было возмутиться, остановить этот жуткий беспредел, но тут обнаружил, что едва достает до плеча своей низенькой в общем-то учительнице, что одет он в широкие «семейные» трусы черного цвета и белую майку-алкоголичку. Тот же наряд он видел и на всех остальных мальчишках. Уже абсолютно ничего не понимая, Иван Сергеевич встал в строй и приступил к выполнению упражнений утренней зарядки, потом вместе со всеми поплелся в большую умывальную комнату. В зеркале, тянущемся вдоль целого ряда умывальников, вместо собственного отражения он увидел лопоухого мальчишку, стриженного «под ноль» с большими испуганными глазами.

2
{"b":"880265","o":1}