– Артём, сходи за пивом пожалуйста.

– А сам что? – недовольно спросил я, стараясь не поднимать красных глаз.

– Да я работу ищу, мне некогда.

– Ну а я устал после школы. Хочу отдохнуть.

Желания выходить на улицу не было. Вообще, когда покуришь и находишься в таком состоянии в обществе, появляется ощущение, что все на тебя смотрят, словно тебя в чем-то подозревают. Отчим продолжал меня уговаривать, но я был категоричен.

– Пидор! – раздраженно выпалил он и с силой захлопнул дверь.

За дверью продолжали раздаваться разного рода обзывания. Вскоре хлопнула входная дверь и в квартире наступила тишина. Меня подобное обзывание нисколько не задело. Просто я привык слышать нечто подобное в свой адрес. Отец бы никогда такого себе не позвонил. Но отец умер почти семь лет назад. Будучи ещё совсем молодым, успел перенести два инфаркта. Третий стал последним. Мать очень тяжело перенесла потерю. Наверное, именно в тот момент и произошел какой-то сдвиг в нашей семье. Хоть я был еще совсем ребенком, но все помнил. До двенадцати лет я рос хорошим, прилежным мальчиком, а потом в один момент произошёл какой-то надлом. Порой мне казалось, что все, буквально все, в один момент начали меня ненавидеть и я в долгу не остался, начал ненавидеть их в ответ. Учителя в школе первыми заметили изменения в поведении. Стала резко падать успеваемость. Начали появляться прогулы. Сначала единичные, по одному уроку. Потом прогуливать стал целыми днями. Когда на улице было тепло, я отсиживался в лесу. С приходом холодов терся по подвалам и чердакам. Успеваемость продолжала падать и из хорошиста, я очень быстро превратился в троечника. Вскоре стали проявляться совсем не хорошие наклонности. Начал убивать животных. Кошек и щенков. Впрочем, это быстро прошло. Зачем я это делал, сказать не могу. Мне не доставляло удовольствия смотреть как погибает животное. Приятно другое. Приятно быть вершителем судеб. Решать, кому жить, а кому нет. Этакий кото-собачий Бог. В очень раннем детстве, я спокойно наблюдал как топором рубили курицам головы, как разделывали только что забитую свинью. Тогда это не вызывало у меня никаких эмоций. В конце концов в нас заложено убийство. Не вижу разницы убить курицу или убить кошку. Разница лишь в том, что курицу затем употребят в пищу. Факт убийства это не отменяет. Иногда, я задумывался над тем, что родился не в свое время. Думаю, из меня получился бы хороший чекист. Из динамиков магнитофона раздалось шипение и через секунду кнопка «Play» щелкнув, заняла обычное положение. Кончилась сторона «А». Начинало отпускать. Я снова вышел в подъезд и докурил остатки. Голова сразу стала тяжелой. Реакция на всё стала заторможенной. Не много побродив по пустой квартире, я вернулся в комнату и просто лёг спать. Ощущение вращения тела как на карусели некоторое время не давало уснуть. Я вспомнил про Елизавету и про ее добрый поступок по отношению ко мне. Было принято решение попросить вечером у матери не много денег, чтобы купить утром шоколадку и занести её Лизе. Я проспал до вечера. Голова сильно гудела и сразу же начало одолевать чувство нереального голода. Вскоре с работы пришла мать. Буквально с порога она высказала недовольство отчиму по поводу того, что он не приехал за ней. Тот начал не внятно оправдываться. Ссоры и разборки происходили дома регулярно. Я в них не вмешивался, иначе всегда оставался крайним. Иногда мне казалось, что без меня им жилось бы лучше. Может я и вправду был лишний на этом Свете. Через пол часа был готов ужин. Мать не много успокоилась и выбрав подходящий момент, я обратился к ней с просьбой. Звучало всё убедительно. Да и дело было благородное. Мама не отказала. Очень плотно поужинав, я всё же решил пойти на улицу. Сборы заняли минут десять. Я долго не мог решить брать ли с собой то, что я отсыпал себе днём или всё же оставить дома. В итоге решил взять половину. Этого вполне хватало мне одному. Вторую половину решил докурить уже по возвращению домой, перед сном. Прихватив с собой папиросу, я как обычно направился в тринадцатый дом. В подъезде было шумно. Сверху доносился громкий смех. По голосу я безошибочно определил, что ржал Ваня. На этаже почти все были в сборе, все в хорошем настроение. Не трудно было догадаться почему. Среди них я увидел не знакомое мне лицо. Парень, лет двадцати. Мы пожали друг другу руки. Его звали Александр. Смешной отличительной чертой его было сильное заикание. Некоторые фразы он произносил нормально, а на некоторых словах голова его поворачивалась в лево, при этом изо рта, видимо не произвольно, он вытаскивал язык. Складывалось такое впечатление, что невидимая удавка душила его в этот момент. Как позже выяснилось, этот дефект речи появился у него еще в детстве, в следствии удаления гланд. Впрочем, он достаточно быстро влился в нашу компанию и стал таким же постоянным её членом, как и все мы. Этим же вечером в подъезде я встретил Лёху, которого на днях приняли с пистолетом. Он спускался по лестнице, видимо от своей девушки. Алексей вкратце рассказал, что происходило после нашего ухода. С тех пор я не очень доверял тому, что слышал с экрана телевизора. Я обратил внимание, что он трезвый и предложил ему покурит то, что имелось у меня при себе. Парень сразу заметно повеселел. Мы решили пойти в другой подъезд, где было по тише. Небольшую пятку решили раздуть «паровозами». Лёха достал из кармана небольшой флакон с Нафтизином и обильно залив каплями глаза, тут же протянул их мне. До этого я не пользовался каплями и вначале решил отказаться, но он настоял, и я в итоге согласился. Несмотря на то, что время было еще не позднее, я решил пойти домой. Зайдя в квартиру и посмотрев в зеркало, висящее в прихожей, я удивился абсолютно нормально виду глаз. Краснота отсутствовала полностью. С тех пор глазные капли стали моими верными друзьями.

Глава 3.

Я долго стоял у прилавка магазина, пытаясь определиться с выбором шоколадки для Лизы. Сложно, когда не знаешь предпочтений. Выбор остановился на средней по цене, с цельными орехами. Остальное потратил на сигареты. Русского и литературы по расписанию сегодня не было, но я был настроен зайти и отблагодарить ее. Елизавета была в кабинете и была одна. По всей видимости она впускала учеников только перед самым уроком, чтобы побыть в относительной тишине и подготовиться к тяжелому рабочему дню. Я постучал и приоткрыв дверь спросил разрешения войти. Была заметно, что она слегка удивлена. Левая бровь ее приподнялась. Это на миг сделало ее еще более милой.

– Что тебе Артём? – спросила она, положив ручку между страниц школьного журнала.

Я максимально быстро приблизился к ее столу и расстегнув маленький отсек рюкзака, достал из него плитку шоколада. Елизавета слегка улыбнулась, вернее ухмыльнулась.

– Взятку принёс? Не стоило.

Она отвернула голову и начала смотреть в журнал.

– Я хочу, чтобы ты понял кое-что. Я не смогу делать этого постоянно. Ты понимаешь, о чем я?

Я закивал головой.

– Тебе необходимо начать прилагать усилия и менять свою жизнь. Иначе, будет трудно. Это ты сейчас думаешь, вот школу с горем пополам закончу и весь Мир падёт к ногам. Не падёт Артём, не жди. Нужно прилагать очень много усилий, чтобы человеком стать. Вот ты кем хотел бы в жизни стать? – она снова перевела взгляд на меня.

Признаться, честно, этот вопрос меня тут же поставил в тупик. На тот момент я хотел стал киллером, но сказать об этом как-то не решился.

– Я вот всегда хотела стать учителем. Много читала с детства. Толстую книгу могла за два дня прочитать, а то и за день.

Я продолжал стоять молча. Всё сказанное Елизаветой проходило сквозь меня не задерживаясь. Мне было всё равно, что она говорит. Я просто наслаждался тем как она говорит. Наслаждался её голосом, мимикой, еле заметной жестикуляцией. Казалось, в ней было идеально всё. Раздался короткий звонок. До начала уроков оставалось пять минут. Она взяла шоколадку и убрала ее в ящик стола. Я попрощался и покинул кабинет. Первым уроком была химия. За два учебных года, меня ни разу не вызвали к доске. Смысл вызывать ученика, который совершенно не понимает предмет. Если только за тем, чтобы лишний раз его опозорить перед классом. Стоит заметить, что не по всем предметам было так. Были ненавистные мною алгебра и геометрия. Любовь Валентиновна которая их преподавала и являлась кстати, нашим классным руководителем была неумолима. К доске выходили все и если ты получил двойку на предыдущем уроке, знай, ты первый кандидат на то, чтобы пойти к доске снова, чтобы попробовать закрыть ее, ну или получить еще одну. Если по алгебре с божьей помощью я перебивался с двойки на тройку, то с геометрией было все куда хуже. Пять двоек подряд. Принципы конечно дело хорошее и нужное, но иногда все-таки можно проявлять снисхождение. Я не возлюбил Любовь Валентиновну ещё давно. В классе шестом. Под конец четверти, она дала нам задание найти какую-нибудь интересную арифметическую задачку, не сложную. Чтобы быстро решалась. Под критерий попадали так же числовые ребусы, ну и все в этом духе. К счастью, у меня дома была целая книга, с нечто подобным. Она вызвала к доске тогда всех, кроме меня. Весь сука класс на халяву получил пятерки, я же получил порцию унижения. Мне до сих непонятно ее решение, но я этого не забыл. Не забыл и не простил. Конечно, ученик должен сам, своим трудом заработать оценку, и это правильно, но выделять ученика таких образом, на мой взгляд не допустимо. Тогда она ясно дала понять мне, что я хуже других и не заслуживаю хорошей оценки. Как всё просто. Сидит тётка и решает, кто из детей пойдет домой в хорошем настроении, а кто нет. Кого дома похвалят, а кого не похвалят. И ведь никому не интересно, на сколько важным это может быть для человека, особенно для ребенка. Очередной вершитель судеб. До выпускного оставалось всего полгода, было понятно, что выпустят всех, не смотря на успеваемость. И экзамены сдать помогут, в этом сомнений не было. Почти каждую свободную минуту, я снова и снова воспроизводил в памяти утренний разговор с Лизой. День тянулся на зло долго. Последним уроком была география. По всем признакам было понятно, что Зоя Васильевна дорабатывает в школе последние месяцы, если не недели. Срываясь на учеников по любому поводу, она давно перестала пользоваться у детей авторитетом. Сорвать урок географии? Что может быть проще. Мы давно нащупали её слабое место и время от времени били по нему. Этим местом была Великая отечественная война. Вернее, отношение Зои Васильевны к ней, а если сказать еще точнее, то какое-то лютое отторжение всего, что связано с Третьим рейхом. Сложно сказать, почему она так реагировала на это. Возможно, кто-то погиб в войну из родственников. Может в концлагере кого-то замучили, а может кто-то не пережил голод в блокадном Ленинграде. Одно было ясно. Эта тема являлась табу. Весь класс находился на своих местах. Прозвенел звонок на урок. Все дети поднялись и хором поздоровались с учителем. Все кроме меня. Когда она предложила сесть, я поздоровался индивидуально.