Но ведь и это касалось «сильных». Простонародье только страдало от вечевых «свобод». А вот в Новгороде ситуация казалась похожей, поступали жалобы на несправедливый суд наместника. Но великий князь счел их оправданными и ввел здесь новую систему. Велел избирать 48 целовальников (тех, кто целовал крест, давая присягу). Они должны были по очереди осуществлять суд вместе с наместником и его тиунами. Как видим, Василий Иванович к каждому вопросу подходил внимательно и объективно. Если кто-то был недоволен действиями его администрации, решениями его судей, то мог апеллировать к самому Государю. Он был верховным судьей и, когда находился в Москве, лично «судил и рядил» каждый день до обеда [63]. Очевидно, судил справедливо, если заслужил такую любовь подданных.
Он считал своим долгом поддерживать общественный порядок, ограждать народ от нездоровых соблазнов. Еще его отец запретил на Руси пьянство – возможно, в последние годы жизни, по инициативе сына. При Василии Ивановиче употреблять хмельное дозволялось только по большим праздникам под страхом серьезного наказания [64]. Правда, пришлось сделать исключение. К этому времени на русской службе появилась постоянная воинская часть из иностранцев, ее поселили в особой слободе в Замоскворечье. Но европейские солдаты без спиртного жить не могли, и им дозволили гнать вино. Поэтому немецкую слободу люди красноречиво прозвали «Налейки».
А в противостоянии с Казанью Василий Иванович нашел очень выгодный ход. Главным источником доходов казанских ханов была транзитная торговля через их владения со странами Азии. Но каждая война начиналась резней русских купцов, приехавших на казанские рынки. Государь запретил своим подданным ездить туда с товарами. Вместо этого учредил Макарьевские ярмарки – возле монастыря преподобного Макария Унженского под Нижним Новгородом. Тем самым вынудил восточных купцов везти свои товары в нашу страну. Но и золотой ручей пошлин потек уже не в ханскую, а в великокняжескую казну.
Православие Василий Иванович отстаивал жестко. Жидовствующие через некоторое время после разгрома снова активизировались. В 1511–1512 гг. Иосиф Вролоцкий указал государю на эту опасность: «Ради Бога и Пречистой Богородицы, попекись и промысли о Божественных церквах и православной вере… Как прежде, Боговенчанный владыко, ты поревновал благочестивому царю Константину и вместе с отцом своим до конца низложил скверных новгородских еретиков и отступников, так и теперь, если ты, Государь, не позаботишься и не подвигнешься, чтобы подавить их темное еретическое учение, то придется погибнуть от него всему православному христианству». Предупреждал великого князя, «чтобы лестному покаянию их не верил, велел бы их держати неисходны ис темницы, чтобы иных людей не прельстили». Василий Иванович согласился с ним, «повелел всех еретиков побросать в темницу и держать там неисходно до конца их жизни» [65].
Но в это время в Москве уже появился «старец» Вассиан Косой. Это был не кто иной, как князь Василий Патрикеев, входивший в ближайшее окружение Елены Волошанки, участник того самого заговора, когда были оклеветаны Софья Палеолог и ее сын. Напомним, что Патрикееву вместе с отцом смертную казнь заменили на пострижение, в 1499 г. он стал Вассианом, иноком Кирилло-Белозерского монастыря. Эта обитель была большой, богатой, и пребывание там не было тяжелым. Но в 15 верстах от монастыря основал новую пустынь в лесах очень известный в то время подвижник Нил Сорский. Он проповедовал нестяжательство, его община не владела деревнями, жила в скитах, собственным трудом.
Через какое-то время Патрикеев тоже решил уйти в скит недалеко от Ниловой пустыни. Был он там совсем не долго. В 1508 г. преподобный Нил Сорский преставился, и сразу же после этого в 1508–1509 гг. Вассиан перевелся в Москву, в весьма привилегированный Симонов монастырь [66]. У исследователей это давно вызывает вопросы. Вассиан был не простым монахом, а политическим ссыльным. И в опалу угодил за заговор против нынешнего великого князя Василия Ивановича. Правда, миновало 10 лет, но без согласия государя вернуть его в столицу было никак нельзя. Обращает на себя внимание и Симонов монастырь. Тот самый, которым когда-то руководил жидовствующий Зосима. Очевидно, он успел внедрить ересь в своей обители.
Известно, что возвращению Вассиана в Москву поспособствовал настоятель Симонова монастыря Варлаам [67]. Но кто-то еще должен был находиться в ближайшем окружении Василия Ивановича, походатайствовать, что 10 лет монашеской жизни совершенно изменили его бывшего врага. Выдающийся историк Игорь Яковлевич Фроянов, детально проанализировав свидетельства, пришел к выводу – в перемещениях Вассиана просматриваются признаки спланированной операции: «По-видимому, эти “благородные” или “вельможи”, не расставшиеся в душе с “ересью жидовствующих”, и вытащили Вассиана из заволжской глуши в Москву, сумев убедить великого князя в необходимости возвращения князя-инока» [68].
Но его не просто выручали, ему предназначили важнейшую роль. В Москве он приобрел вдруг репутацию «старца», начал выступать в качестве «ученика» и «преемника» преподобного Нила Сорского! Мало того, он очутился при дворе государя (который приходился ему троюродным братом), втерся к нему в доверие и стал одним из ближайших советников. Василий Иванович сам говорил, что Вассиан «подпор державе моей», что он «любви нелицемерной наставник ми есть» [69].
А когда подбирали кандидатуру очередного митрополита, «старец» помог провести на этот пост своего покровителя Варлаама из Симонова монастыря. Стал и защитником еретиков. Именно с его появлением при дворе источники связывают новый всплеск их активности: «Тако же новгороцкие еретики начя каятися лестно, а не истинно. И старец князь Вассиян поверил им и учал за них печаловатися великому князю». Правда, в этот раз, в 1512 г., еще переборол Иосиф Волоцкий, «и князь великий Иосифа послуша» [70].
Но уцелевшие еретики перекрасились в «нестяжателей», или, как они себя называли, «заволжских старцев». А Вассиан в тесной дружбе с новым митрополитом Варлаамом повел атаку на преподобного Иосифа. Источники сообщают, что в митрополичьих палатах «старец» сиживал, как у себя дома. Без всякого стеснения поносил «иосифлян», обзывал их «отступниками Божьими». Государю внушал, что карать сектантов нельзя, «обращающихся и приходящих на покаяние, волею или неволею, принимать подобает». Иосифа Волоцкого он обвинял в нарушении Божьих заповедей. Вливая клевету, сумел настроить против него государя. Дошло до того, что Василий Иванович запретил преподобному отвечать на нападки «старца»! [71]
А в 1515 г. Иосиф Волоцкий преставился, и Вассиан вообще перестал стесняться. Он породил легенду о вражде между преподобными Нилом Сорским и Иосифом Волоцким. Громил позицию «иосифлян», якобы защищавших богатства монастырей и требующих уничтожать еретиков, противопоставляя им позицию преподобного Нила – против церковной собственности и против казней. Лжи здесь предостаточно. Иосиф Волоцкий никогда не выступал за обогащение монастырей – но земельные владения помогали монахам вести просветительскую работу, лечить больных, помогать бедным и сиротам, кормить голодающих во время неурожая (что и делал святой Иосиф в своей обители).
А Нил Сорский хотя и основал пустошь, где монахи жили своим трудом, но никогда не требовал отказаться от церковной собственности. Он не был и защитником еретиков. Когда открылась ересь жидовствующих и Новгородский владыка Геннадий обратился к авторитетным церковным деятелям за поддержкой, среди них был Нил Сорский. Он участвовал в расследовании и проклял ересь. И с Иосифом Волоцким он никогда не ссорился! В настоящее время однозначно доказано, что преподобный Иосиф в своем «Просветителе» использовал работы святого Нила. А Нил Сорский, в свою очередь, очень уважал его, держал в обители многие его труды, а «Просветитель» ценил настолько высоко, что собственноручно переписал половину книги! Но Вассиан даже расписал, будто Иосиф Волоцкий на Соборе 1504 г., осудившем ересь, одновременно нападал на преподобного Нила и самого Вассиана! Чего никогда не было и не могло быть, в то время «старец» был еще опальным монахом и на Соборе не присутствовал [72].
