Тех в армии, кто отвечал за надзор за войсками, было относительно мало. Коннетабль Франции был первым из них, у него были sergents à masse, которые выполняли его приказы, в том числе и на поле боя (их отличительным знаком была булава). С 1267 по 1285 год коннетаблем был Гумберт де Боже, барон, тесно связанный с королевской семьей. Ему помогали два маршала Франции. Маршалы Готье де Немур и Рено де Пресиньи умерли во время тунисской кампании, и их пришлось заменить. За пехоту отвечал Великий магистр арбалетчиков и в Тунисе им был рыцарь Тибо де Монлеар.

Конница крестоносцев состояла из рыцарей, оруженосцев и воинов, набранных королем, принцами, баронами, прелатами и несколькими отдельными рыцарями, присоединившимися к экспедиции. Столкнувшись с врагом, эти тысячи кавалеристов должны были выстроиться в боевом порядке, другими словами, они должны были быть разделены на баталии, согласно термину, использовавшемуся в то время, "армейские корпуса", как мы бы сказали сегодня, которые были сопоставимого размера. В Тунисе было семнадцать баталий, что позволяет предположить, что каждый из этих корпусов состоял примерно из 100–200 рыцарей. Коннетаблю и маршалам предстояло составить баталии из различных контингентов, возглавляемых королем, принцами и крупными баронами, объединив при этом и рыцарей, которые по двое или по трое присоединялись к крестовому походу. Каждая баталия также должна была иметь своего командира. Монах Менко, который рассказывает о подвигах фризских крестоносцев, своих соотечественников, указывает, что когда они прибыли в лагерь, их поместили в баталию графа Люксембурга, но многие бароны хотели видеть их у себя, настолько доблестными они были!^[106]

Такова была армия, которую Людовик собрал для своего крестового похода. Рыцари составляли элитную кавалерию, в которую также входили оруженосцы и простые солдаты. Хотя хронисты отодвигают пехоту на второй план, тем не менее, она была многочисленна и незаменима. Большинство из них были выходцами из королевства Франция, но иностранцы, как это естественно для армии крестоносцев, также нашли в ней свое место. Штаб был небольшим, но не было сомнений в том, кто стоит во главе армии, и это был король Франции.

5

Почему Тунис?

Во вторник, 1 июля 1270 года, на рассвете Людовик отслужил мессу, а затем взошел на свой корабль Montjoie. Название корабля было выбрано не случайно: Montjoie! издавна было боевым кличем королей из династии Капетингов, а корабль, на котором король пересек море во время своего первого крестового похода, носил тоже имя. Флот отплыл только на следующий день, рано утром и к тому времени все паломники уже заняли свои места. Пьер, граф Алансонский, плыл на одном корабле со своим отцом, Филипп и Жанн, двое старших сыновей короля, имели свой собственный корабль, как и их кузен Роберт, граф Артуа. Гийом Бон-и-Бель, генуэзец, чье имя было офранцужено, командовал кораблем короля. Четыре главных нефа (фр. nef, от лат. navis — корабль) — короля, принца Филиппа, графов Неверского и Артуа — стали флагманами. Трудно оценить общее количество кораблей: около тридцати или сорока больших кораблей, галеры, несколько десятков других более меньших кораблей, и, несомненно, множество лодок и судов всех видов, особенно торговых. С вершины башни Констанции, которая возвышалась над Эг-Морт и побережьем, зрелище должно было быть грандиозным^[107].

Среди крестоносцев многие, или даже большинство, вероятно, никогда ранее не плавали на корабле. Нельзя сказать, что все они были в восторге от перспективы провести в море в лучшем случае несколько дней, а возможно, и несколько недель. В 1254 году Людовику потребовалось десять недель, чтобы вернуться из Акко в Йер в Провансе. У Жуанвиля остались смешанные воспоминания об этом путешествии. В старости, когда он вспоминал об этом, он ничего не скрывал от своих слушателей о тех муках, которые испытывал человек на корабле, "ибо засыпаешь вечером и не знаешь, не окажешься ли утром на дне морском". Его мнение, вероятно, разделяло большинство французских рыцарей, отправившихся в путешествие с Людовиком в 1270 году^[108].

Местом сбора флота было определено Кальяри, на Сардинии, и все отправились в том направлении. Но с пятницы по воскресенье на флот обрушилась непогода, когда тот пересекал залив Льва, названный так, по словам Примата, "потому что море там бурное и жестокое, независимо от погоды". Несколько кораблей были повреждены, причем точный характер повреждений не известен, но в любом случае, флот разделился. В пятницу, чтобы успокоить бурю, король отслужил четыре мессы. Эта практика была обычной, и король уже использовал ее во время своей первой заморской экспедиции^[109].

Недоверие вскоре ухудшило отношения между французскими крестоносцами и генуэзскими моряками. И это неудивительно. В долгой истории крестовых походов отношения между французами и итальянцами всегда были непростыми. Французские рыцари славились своими боевыми навыками, но их опасались за легкомыслие и импульсивность, итальянцев же, незаменимых хозяев моря, считали торгашами, готовыми на все ради успеха своего дела, и не всегда очень разборчивыми в выборе средств достижения цели. И те и другие нуждались друг в друге, но эта взаимная зависимость не обязательно приводила к большой привязанности. Однако в некоторых случаях итальянцам и французам удавалось объединить усилия. Так было, в частности, в 1204 году, когда венецианцы и крестоносцы захватили Константинополь и уничтожили древнюю Византийскую империю. Венецианцы тогда, кстати, проявили свои военные таланты, а французы наоборот — хитрость и жадность.

^{Карта 2. Западное Средиземноморье}

Все это объясняет, почему французские принцы и генуэзские моряки смотрели друг на друга с недоверием. Вечером в воскресенье 6 июля в свите короля сочли, что переход по морю слишком затянулся. За четыре дня, при ветре, который постоянно дул с момента выхода из Эг-Морт, флот уже должен был достичь Кальяри. Вскоре компетентность генуэзцев, а возможно, и их рвение, была поставлена под сомнение, поскольку коммерческие связи между ними и мусульманами были хорошо известны. Ведь не было ли замечено во время шторма, разбросавшего флот, что корабль, которым командовал сын капитана королевского нефа, генуэзец, обогнал остальных и поплыл к берберскому побережью? Недоверие нарастало… Капитаны должны были доказать свою добросовестность, представив королю морскую карту — и это один из первых засвидетельствованных примеров использования морских карт. Вскоре после этого принц Филипп послал одного из своих рыцарей, Жильбера де Вильерса, к отцу на лодке, чтобы точно узнать, отклонился ли флот от курса. Генуэзцы снова были вызваны к королю, но их объяснений было достаточно, чтобы убедить Людовика. Однако в море, у побережья Сардинии, король добавил к своему завещанию codicille (дополнение). Ведь никогда не знаешь, что может случиться в море^[110].

Кальяри

Наконец, в понедельник, 7 июля, флот прибыл в Кальяри. Из-за течений или ветра крестоносцам приходилось довольствоваться тем, что они встали на якоре в море. Эти первые шесть дней в море были не очень радостными. Пришлось противостоять шторму, возникли сомнения в лояльности генуэзцев, к тому же обнаружилось, что запасы воды на борту кораблей испорчены и уже появились больные, а возможно, и умершие. Пока флот стоял на якоре, можно было получать пресную воду и пищу из аббатства на побережье Сардинии, недалеко от Кальяри. На следующий день, через неделю после отплытия, во вторник 8 июля, флот подошел к порту, но из-за встречного ветра опять пришлось встать на якорь. Затем адмирал Арнуль де Курферран на малом корабле попытался добраться до Кальяри.