Отослав царицу со всей прислугой в неприступное место, сами они вооружились, подготовились к бою и собрались вместе. С раскрытыми значками и развернутыми знаменами выступил он из авана (Багаван) на запад, и тутто им навстречу вышел нагрянувший на них Меружан со своим войском. Преступный злодей Меружан роздал многим лицам оружие свое и украшения и знаки своего шлема, и многим в своем отряде он придал свою внешность, а сам своих знаков на себе не имел. Манвел со своим войском, завидев отряд, словно как лев, как вепрь, набросился на них, врезался в их отряд, обращая внимание на тех, кто имел на себе знаки Меружана. Многим врагам, на которых были знаки Меружана, они сносили головы, считая, что убивают Меружана, а потом видели, что это не он.

Тогда спарапет Манвел поговорил с соратником своим Вабиком и сказал: «Видишь, как нас обманывает этот колдун Меружан? Но раньше в мирное время я много раз бывал с ним, и знаю одну его примету, а именно, когда он садился на коня, то бедра его до колен плотно не касались (коня), а отставали от коня. Давай последим вдвоем за этой приметой, быть может сумеем опознать этого ловкого колдуна».

И оба они, проследив, заметили и опознали Меружана по этой примете, хотя он и изменил свою внешность и не имел на себе своих знаков. Тогда крикнул Манвел, вызвал вперед Меружана и сказал: «Ах ты, колдун, до коих же пор ты будешь обманывать нас и заставлять убивать других вместо тебя. Мы, наконец, узнали тебя, что ты именно стоишь вот там, и сегодня нет тебе спасения от нас, ибо бог обрушил сегодня на твою голову твои злодейства и предал тебя в наши руки». Меружан, услышав это, сейчас же, подняв копье, выступил вперед и стал против Манвела. Но так как оба они были крупного сложения, то когда бились на копьях оба вышибли друг друга и упали с коней. Тотчас же соратник Манвела Бабик, владетель Сюникского гавара, подъехал и, пронзив копьем (Меружана) в бок, пригвоздил его к земле, и он больше встать не мог. А спарапета Манвела его конюхи подняли и посадили на коня. Голову Меружана отрезали и все (его) войска, увидев, что Меружан умер, обратились в бегство. А отсюда отряд Манвела, воодушевившись, напал на войско Меружана; разгромили, перебили, живого человека не оставили.

Юный же Артавазд тайком от Манвела участвовал в бою. Вооружившись тайком от отряда Манвела, отправился он на берег реки Евфрат и перебил там множество вооруженных людей из отряда Меружана. А один из них, имевший на себе знаки Меружана, увидев Артавазда, презрительно усмехнулся бойкому безбородому юноше с красивым лицом. Затем он, намотав знак на копье, напал на него (Артавазда). А тот из всех сил пустил стрелу в него, и стрела, пройдя насквозь через тело, упала на землю. Затем, взяв копье, он бросился за бегущими и поражал мечом войска Меружана. Больше всех перебил (народу) юноша Артавазд, сын Ваче, и вернулся, стяжав большое имя и большую добычу, оставленную вражескими войсками.

Но в этот день произошла великая невознаградимая утрата, ибо конь Ваче, второго брата Манвела, опрокинул его через голову и убил. Так же конь Гарджуйла Малхаза понес его и убил, ибо оба они ехали на невыезженных норовистых конях.

А Манвел вернулся и поехал в лагерь царицы. Он повез с собою также голову Меружана. Но Самвел, сын Вагана, не был с Манвелом, ибо он вернулся в лагерь. Когда женщины, бывшие в лагере Манвела, увидели голову Меружана, то подняли вопль и крик, думая, что это голова Самвела, сына Вагана, ибо оба они – Мёружан и Самвел – были похожи друг на друга. Но потом они пригляделись к голове Меружана, с которой свисала коса, узнали, что это голова не Самвела, а Меружана Арцруни. Но они сказали: «Все же и он был нам братом»⁹³. Затем принесли в лагерь тело Ваче, отца Артавазда, также и тело Гарджуйла Ма[л]хаза Хорхоруни. Совершили большой траурный обряд и оплакали их.

Принесли также человека со знаками Меружана, которого убил стрелою Артавазд. Когда это увидели, то все поразились, ибо стрела прошла насквозь через все тело. Это обстоятельство спасло (Артавазда) от смерти⁹⁴.

А те персидские войска, которые Меружан оставил в гаваре Корчайк, когда услышали, что Меружан убит, и отряд его уничтожен, сами тоже бежали в персидскую страну, и в армянской стране установился продолжительный мир.

Глава ХLIV

О том, как спарапет Манвел поставил на царство юношу Аршака и потом сам умер

Совершив все эти дела полководец спарапет Манвел вместе с царицей Аршакуни и двумя юношами Аршаком и Вагаршаком, со всем армянским войском, с великими вельможами и нахарарами отправился и прибыл в гавар Карин, и все танутеры с ним. И спарапет Манвел отдал свою дочь Вардандухт в жены юноше Аршаку Аршакуни и сделал его своим зятем. Также он сыграл свадьбу для брата его Вагаршака и отдал ему в жены дочь аспета Багратуни из гавара Спер, а эти Багратуни искони были .венценалагателями царей рода Аршакуни. Очень торжественно была отпразднована свадьба, и было великое ликование и радость в армянской стране. Затем, опять собрав в одно место людей армянской страны, (Манвел) возвел на престол армянской страны юношу Аршака, а Вагаршака назначил вторым к нему. И это вызвало большую радость и ликование во всей армянской стране.

После этого полководец спарапет Манвел заболел смертельной болезнью. Он призвал своего сына Арташира, передал ему свою власть танутэра и свою должность полководцаспарапета. Приказал ему быть послушным и покорным царю Аршаку, быть верным, стараться и работать, воевать за армянскую страну. «С радостью прими смерть за страну, подобно твоим храбрым предкам. Ибо, – сказал он, – это справедливое и угодное богу дело, и если так будете поступать, бог не оставит вас. На земле оставьте имя храброго, а справедливость свою посвятите небу. Не бойтесь вовсе смерти, а уповайте на того, кто создал все и утвердил. Держитесь вдали от коварства, порока и зла, и чистым сердцем и верностью служите господу богу. Смело умирайте за благочестивую страну, ибо это и есть смерть за бога, за его церкви и за верующих, за прирожденных государей этой страны – за Аршакуни». После этого он написал грамоту греческому царю и поручил его покровительству армянскую страну и царя Аршака.

Затем, когда все собрались вокруг него и он лежал больным в постели, были тут царь Аршак, и Вардандухт – жена царя, и все армянские старейшины, вельможи и нахарары, вообще все знатные люди, мужчины и женщины, то Манвел перед всеми ними открыл все свои члены, обнажил себя и показал свое тело, «а котором не было живого места, размерами хотя бы с монету, а все оно покрыто было ранами, полученными в боях, так что числом больше пятидесяти шрамов от ран, было даже на детородном органе, который он обнажил и показал всем. И он заплакал и сказал: «С детства я рос в войнах, мужественно относился ко всем ранам, которые получал, почему же не привелось мне умереть в бою, и я умираю как скотина. Как бы было хорошо, если б я умер на войне за страну, за то, чтобы не попирались церкви и верующие в бога. Как бы было хорошо, если б мне было суждено умереть за прирожденных государей нашей страны, за Аршакуни, за жен и детей, за благочестивых людей, братьев, товарищей и близких друзей. Я очень смело вел себя (в боях), и все же мне было суждено умереть худшей смертью – лежа в постели».

Это и много такого сказал он в присутствии царя Аршака и всех. Он обратился с просьбой к царю Аршаку и сказал: «Я жил под богом как ревностный христианин. Не устраивайте по мне безутешного плача и стенаний подобно язычникам. Ибо не надо оплакивать тех, кто надеется вновь воскреснуть и вернуться к жизни при (втором) пришествии Христа; я до сих пор жил в уповании и страхе божьем, и вы не отступайте от заповедей господних, пекитесь о справедливости и еще больше о милосердии. Ибо великий патриарх Нерсес это проповедывал нам всегда и сам при жизни так поступал; что сам делал, то и других учил делать; он оказывал милосердие бедным, бездомным, пленным, покинутым, чужестранцам, странникам, и он говорил: «Нет ничего более значительного и почетного перед богом, как милостыня и подаяние». И плач и стенания над мертвыми он считал тяжким грехом, и при жизни своей упразднил этот обычай в армянской стране, и в его дни никто не осмеливался плакать и стенать, а после его смерти безумные люди осмеливались это делать. Но надо мною пусть никто не плачет, и да будет грех на его душе, если кто это сделает. Но я не имею права после своей смерти запрещать комунибудь делать, что я не желаю, но кто меня любит, пусть в память обо мне так поступит. Не бойтесь смерти на войне, где я не умер, ибо ничего без бога не случается».