Бузург сообщает интересные биографические сведения о капитане Абхаре, показывающие, что кормчие купеческих кораблей часто были выходцами из беднейших слоев населения. Абхара родился в Кермане (Западный Иран). В молодости он пас овец, позднее стал рыбаком, а затем поступил матросом на судне, отправлявшееся в Индию. Там Абхара перешел на китайский корабль и наконец стал капитаном.
Общемусульманский характер большинства имен не позволяет установить родину того или иного моряка. Тем не менее некоторые имена совершенно определенно указывают на иранское происхождение (Бабншад, Шадан, Дарбезин). Из упомянутых в «Чудесах Индии» капитанов по крайней мере семеро были уроженцами Сирафа.
Некоторые капитаны, принимавшие участие в заморских экспедициях, занимались торговлей наравне с купцами. Так, Бузург ибн Шахрияр сообщает о капитане Ахмаде, который вложил все свое состояние в столь плачевно окончившуюся торговую экспедицию купцов Сирафа и Сеймура.
* * *
Заморская торговля была основой жизни населения приморских городов. Понятно, что в этой среде бытовало множество рассказов о море: о кораблекрушениях, чудесных спасениях, сказочных богатствах, приносимых далекими путешествиями.
Как отмечалось выше, Бузург включал в свой сборник только те рассказы, которые, по его мнению, заслуживали доверия. И тем не менее многое в «Чудесах Индия» представляется современному читателю неправдоподобным, сказочным. Это обусловлено не только полуфантастическим представлением о мире, которое соответствовало уровню естественнонаучных знаний средневековья; сочетание реального и чудесного в этой книге вырастает из специфической атмосферы жизни приморских городов халифата в X в. со всем ее историческим своеобразием.
Дальние экспедиции арабских и персидских мореплавателей приняли в VIII — X вв. особенно широкий размах. Эти экспедиции значительно расширили кругозор жителей приморских городов халифата. Однако количественное накопление знаний о мире не сопровождалось (во всяком случае немедленно) их соответствующим научным осмыслением. Арабские географы упорно держались за разработанные еще греками теоретические построения, несмотря на то что вновь полученные сведения постоянно их опровергали. А в среде людей дела — моряков и купцов — были широко распространены всевозможные легенды и суеверия. Вполне реалистическое восприятие жизненных явлений, порожденное суровой практикой морских будней, требовавшей от человека выдержки, предприимчивости, умения трезво оценить факты, уживалось с наивнейшими представлениями, верой в чудеса, нелепейшими предрассудками.
Уходившие в море корабли привозили из далеких стран огромные богатства — ткани, драгоценные камни, рабов, бесчисленные заморские диковинки, но очень часто не возвращались, потопленные разбойниками или поглощенные океаном. При отсутствии точных навигационных приборов плавание на весьма несовершенных и непрочных судах было связано с огромным риском. Все надежды возлагались на опытность капитана и на удачу.
Полная опасностей жизнь, постоянная зависимость от стихийных сил природы поддерживали веру в чудесное и культивировали интерес к морским «чудесам». Поэтому невероятные истории передавались моряками из поколения в поколение и при этом всегда рассказывались как происходившие недавно. Когда путешественники рассказывали Бузургу ибн Шахрияру о том, что они видели, — они действительно видели или думали, что видели.
Это сплетение опыта и вымысла, реального быта и волшебной сказочности и составляет неповторимое эстетическое своеобразие «Чудес Индии» и придает самому тону сочинения особое поэтическое обаяние.
Перед читателем встают образы мужественных, сильных людей, разговаривающих живым, сдобренным вульгаризмами языком, отправляющихся ради наживы в опасные путешествия, борющихся в море с «огромными, как горы, волнами», претерпевающих невероятные приключения, а по возвращении рассказывающих с наивным простодушием были и небылицы о своих странствованиях. Близость к природе заставляла этих людей наделять живые существа морей и далеких стран человеческими чертами. Рыбы, радующиеся кораблю как спутнику, обезьяны, испытывающие симпатию к морякам и приносящие им «золотые корни», — все кажется правдоподобным этим видевшим мир людям.
За каждым, даже маленьким отрывком сборника — будь то история моряка, попавшего на необитаемый остров, или полный драматизма, рассказ о потерпевших кораблекрушение, собиравшихся с голода съесть мальчика, — чувствуются рассказчики, всюду Побывавшие и много видевшие, жадно впитывавшие наиболее острые впечатления жизни.
К лучшим в художественном отношении частям «Чудес Индии» относится рассказ о молодом зинджском царе, похищенном оманскими моряками и проданном в рабство. Благородство зинджского царя противопоставляется, алчности и неблагодарности оманцев В композиционном отношении это самостоятельная, законченная новелла. Все детали рассказа выписаны реалистически, раскрытие образа центральной фигуры рассказа — зинджского царя, главных черт его характера: верности, честности, благородства, гордости — происходит не декларативно, а постепенно выявляется из его мотивированных поступков. Царь, брошенный оманцами в трюм вместе с другими рабами, ведет себя с большим достоинством, не желает смотреть на похитителей и разговаривать с ними. Бежавший и вернувшийся на родину царь сожалеет, что не может возместить своей стоимости хозяину. На первый план в рассказе выступают наивная мусульманская дидактика и рабовладельческая психология рассказчика. Как и в других частях сборника, высокие моральные качества вновь обращенных мусульман подчеркиваются и противопоставляются жестокости и корыстолюбию жителей «коренных» мусульманских областей.
Книга Бузурга ибн Шахрияра не была исключительным явлением для IX — X вв. Напротив, есть все основания предполагать, что в этот период существовали и другие сочинения такого рода. Рассказы моряков, передававшиеся из уст в уста, дополнялись новыми деталями и принимали фольклорный характер. К целому ряду рассказов, входящих в «Чудеса Индии», можно без труда найти параллели в сборниках более позднего времени.
Очень интересно сопоставление с рассказами о приключениях Синдбада-морехода, вошедшими в «Тысячу и одну ночь». Сюжетное сходство их с отдельными частями книги Бузурга несомненно. Мы находим рассказы и о потерпевшем Кораблекрушение, который улетел с необитаемого острова, привязавшись к лапам огромной птицы Рух, и о долине алмазов, охраняемой змеями, и о гигантской рыбе, принятой мореплавателями за остров, и другие рассказы, повторяющие в основной сюжетной линии и в деталях соответствующие эпизоды «Чудес Индии».
Сборник «Тысяча и одна ночь» в своей окончательной редакции сложился в Египте в XIV — XVI вв. Однако сказочный свод, носивший то же название, существовал в Багдаде еще в X в. Хронологическое выявление отдельных пластов «Тысячи и одной ночи» и определение их характера на различных стадиях развития сборника до сих пор не проделаны. Исследователи выдвигали многочисленные гипотезы, но вопрос пока еще не решен. Не вполне ясен также вопрос о литературных источниках различных частей «Тысячи и одной ночи», в частности «Приключений Синдбада-морехода». Возможно, что редактор рассказов о Синдбаде использовал в качестве одного из источников «Чудеса Индии» или какой-либо аналогичный сборник X в. Возможно также, что эти рассказы первоначально не были частью «Тысячи и одной ночи», а существовали в виде самостоятельного сборника. В некоторых более древних рукописях «Тысячи и одной ночи» их нет.
Синдбад не похож на героев других сказок — слабых и изнеженных горожан, привыкших к лени и чувственным удовольствиям. Правда, Синдбад свою молодость проводит в кутежах и очень быстро растрачивает состояние, доставшееся ему в наследство от отца — богатого купца. Но вынужденный силой обстоятельств пуститься в далекое путешествие, он уже больше не может усидеть на месте и через некоторое время после возвращения опять отправляется в странствования. «Захотелось душе попутешествовать и прогуляться, она стосковалась по торговле, наживе и прибыли — душа ведь приказывает злое», — говорит Синдбад.
