— Да пошел ты к чертовой матери! — с сердцем сказал Леша, спрыгнул с бревен и пошел к переправе.

— Стой! — крикнул Коля. — Надо его задержать…

— Стой! — крикнул Мартынюк. — Часовой! Кто там? Метелкин!

— Я! — откликнулся часовой у моста.

— Вот этого не пропускать!

— Есть!

Леша вернулся обратно, сел на бревно и спросил:

— Ну, что дальше? У меня время есть до двадцати четырех ноль-ноль.

— Вот и хорошо, — сказал Коля. — Мартынюк, а где наши?

— Тоже на том берегу уже.

— А мы почему здесь?

— Потому что командир приказал, ког-да ты проснешься, выдать тебе увольнительную на сутки. Вот она. — Он вынул два небольших листка из кармана. — С подписью и печатью, все как положено. И мне заодно, чтобы тебе не скучно было.

— Да, с тобой не соскучишься. — Коля взял свою увольнительную. — Эх, сколько свободного времени! Что же делать будем, Александр?

— У меня уже есть идея, как культурно провести это время, — сказал Мартынюк. — Только куда мы этого денем?

— Что же делать, возьмем с собой.

— Это не совсем удобно, я думаю. А может, просто сдадим его в комендатуру?

Леша спросил:

— Слушай, где ты откопал этого друга?

— А откуда ты знаешь, что я его откопал?

— А я ему сам рассказал, пока ты спал, — сказал Мартынюк.

— Ладно, — решил Коля. — Возьмем пока с собой, а там видно будет. По-моему, он хочет сообщить мне что-то очень важное…

По осклизлым жердям они добрались до свежего сруба, в который переехал недавно медпункт. У крыльца висела знакомая старенькая дощечка с красным крестом в белом круге.

— Не сюда, — сказал Мартынюк и повел друзей с черного хода. У дверей попросил: — Подождите, я провентилирую обстановку.

Когда он ушел, Леша сказал:

— Ну, я понимаю: ты отомстил мне за встречу в Рымбае, а это что за друг? Что-то его юмор до меня не доходит.

— Я и сам не всегда его понимаю. До поездки в Рымбай это было самое обыкновенное хамло, но после того, как полежал немного в реанимации, у него какой-то сдвиг по фазе получился…

— Все может быть, когда человек возвращается оттуда.

— А ты что хотел мне сказать?

— Теперь потерпишь.

В это время открылась дверь, из нее выглянуло румяное веснушчатое круглое личико и весело пригласило:

— Заходите, мальчики.

Леша и Коля переглянулись и вошли.

Закуток, где обычно отдыхали дежурные сестры, был похож на купе поезда: две койки, аккуратно застеленные серыми одеялами, и столик посередине. На койке, за столиком, уже сидел Мартынюк, настраивая на «Маяк» маленький транзистор.

— Проходите, садитесь, — пригласил он с достоинством радушного хозяина. — Знакомьтесь, лапочка, это мои друзья.

— Лора, — сказала «лапочка», протягивая маленькую ручку, и поправилась: — Лариса.

— Леша, — с удовольствием пожал эту ручку Горбатов.

— Ваня, — сказал Коля Бурлаков.

Леша посмотрел на него, а Мартынюк сказал:

— Ваня, Ваня, ты его не сбивай!

Леша развел руками и почесал затылок.

Сели. Мартынюк обнял за плечи «лапочку», прижал ее к себе и сказал:

— Благодаря Ване я нашел свое счастье. — Посмотрел на «лапочку» и поправился: — Мы нашли свое счастье.

Веснушчатое рыженькое счастье блаженно улыбалось и терлось румяной щечкой о писарский погон.

У Леши вырвалось:

— Везет дуракам…

— Да, — кивнул Мартынюк.

В дверь постучали. «Лапочка» сказала:

— Можно, — но на всякий случай чуть-чуть отодвинулась от Мартынюка.

Дверь открылась, в комнату вошли две симпатичные девушки. Одна очень высокая, выше, пожалуй, чем Коля, что и подтвердилось, когда он встал, но стройная, с правильными чертами немного грустного лица: казалось, она всегда грустила заранее, понимая, что в любой компании ей вряд ли будет достойная пара. Вторая была просто миленькой блондиночкой.

— Это сон? — спросил Коля.

— Нет, — сказал Мартынюк.

Познакомились, снова сели. По трое на каждую койку. Помолчали.

— У нас есть немного спирта, — смущенно сказала «лапочка», — разбавленного.

— Я не пью, — предупредил поспешно Мартынюк и добавил: — с тех пор.

— Я тоже не буду, — сказал Коля.

А Леша замотал головой:

— Нет уж — я выпью. А то так сразу все…

«Лапочка» нагнулась под кровать и достала пузатую бутылочку с притертой пробкой, из тумбочки — вскрытую банку с маринованными огурцами и мензурочки. Четыре штуки. Мартынюк разлил по тридцать граммов ровно. Леша отобрал у него пузырек и долил себе доверху. Девочки аккуратно двумя пальчиками взяли мензурки, посмотрели друг на друга.

— За знакомство, — сказала «лапочка».

Мартынюк нашел, наконец, музыку.

— Давайте танцевать, — он поднял за руку «лапочку». Они тотчас же прилипли друг к другу и стали топтаться посредине между койками.

Коля смотрел на сидевшую напротив Олю, лицо которой по-прежнему ничего не выражало, кроме грусти. И Коля решился:

— Пойдем… Оля?

Оля встала, положила Коле руку на плечо и грустно посмотрела на него сверху вниз.

Леша налил еще мензурочку, выпил, закусил и, хрустя огурцом, вытащил танцевать блондиночку.

Теперь они все шестеро топтались в узком проходе меж койками.

Музыка играла подряд и быстрые танцы, и медленные. Они танцевали все подряд без перерыва. Сначала топтались просто так, но неожиданно Коля почувствовал прикосновение нежной девичьей кожи к своей щеке… Случайно это вышло или преднамеренно, он не понял, но когда что повторилось снова, его так бросило в жар, что даже испарина выступила на лбу и во рту пересохло. Еще он понял, что ничего не может поделать с собой и сам прижимается щекой к щеке.

Тут он встретился взглядом с Лешей. Его блондиночка дергалась как автомат. Леша усмехнулся.

Когда музыка наконец кончилась, Коля не сразу отстранился от своей партнерши, некоторое время они стояли обнявшись, потом девушка выскользнула от него, села на кровать и сказала:

— Уф, жарко.

— Я форточку открою, — сказала «лапочка», сбросила туфли, влезла на кровать и открыла форточку. — Вот так лучше, правда?

— Лапочка ты моя, — благодарно сказал Мартынюк.

Леша посмотрел на Колю и снова усмехнулся.

Коля с трудом проглотил комок в горле. Взглянул на часы и сказал непослушным, хрипловатым голосом:

— Мне надо идти, к сожалению.

— Куда? — удивился Мартынюк. — У тебя же увольнительная на сутки.

— Ну надо, ну, — сказал Коля.

— Я тоже, пожалуй, пойду. — Леша поднялся.

Девушки молчали. Только «лапочка» надула губки:

— Ну вот, только начали веселиться.

— А мы останемся, — сказал Мартынюк. — И повеселимся.

— Конечно, — сказала с вызовом «лапочка».

— До свидания.

— Пока…

Они вышли из медпункта и до переправы шли молча. У моста Коля спустился к реке, зачерпнул ладонями воду и жадно напился.

— Во рту пересохло. Черт.

Леша сказал:

— Может, вернешься?

— А может, ты пойдешь куда-нибудь со своими советами?

— Ладно, не заводись. Все равно твой подвиг никто не оценит.

— Не твоего ума дело.

Они шагали по гулкому железу понтонного моста. Коля спросил:

— О чем ты хотел поговорить?

— Ты письма давно получал из дома?

— В общем — давно.

— А от Машки?

— Тоже. А что?

— Я письмо получил от матери. Пишет, Машка в город уехала.

— Ну и что?

— А ты знал об этом?

— Нет. Ну, может, учиться уехала или…

— Вот именно — или.

Некоторое время шли молча. Поднялись на высокий берег. Лес тут был сухой. Уже стемнело. Ветки потрескивали под сапогами.

— А что еще пишут? — спросил Коля.

— Ничего. Бабка твоя болеет.

— Знаю.

У развилки тропинок остановились. Леша чиркнул спичкой, осветил прибитый к дереву указатель: «Хозяйство Полозова».

— Тебе туда, — сказал Леша. — Итак, сто пятьдесят…

— Чего?

— Дней осталось. Ну, ничего, бывай.

— Счастливо, Леша.