Я вздохнул. Кажется, день будет чертовски долгим. Сдается мне, что она почему-то на жутком нервяке, потому и взвинтила свою «цун-цун» сторону до предела.

(а ты не нервничал, когда в первый раз с тянкой на свидание ходил? помнится, ты тогда перепутал ударение в слове «капуччино» и пробубнил что-то глупое, когда официант пожелал приятного аппетита)

Я заскрипел зубами и в очередной раз проклял свою замечательную память. Даже в этом не все как у людей. У нормального человека мозг только перед засыпанием вытаскивает дайджест самых кринжовых моментов из жизни, но это не про меня. Мой разум готов эту подборку в любую минуту предоставить. И закадровый смех фоном пустить.

А Нацуки все не унималась.

— Чего вздыхаешь-то? — ткнула она меня в бок локтем. Мы как раз покидали пределы райончика. Я вздохнул полной грудью, и свежий воздух хлынул в легкие. Сразу захотелось жить, творить, радоваться и даже быть полезным членом общества. Чего не случалось очень и очень давно. Примерно с последней тринадцатой зарплаты.

— Да есть одна незадача, — признался я.

Нацуки подняла бровь.

— М? Что-то забыл дома?

Ну еще бы. Ей только дай повод в чем-нибудь меня обвинить.

— Не забыл. Просто хотел по дороге завернуть в детский сад.

— Зачем это?

Превосходно. Червячок попался на мою наживку, и шас я ему святую ручную гранату запихаю куда следует.

(АЛЛИЛУЙЯ)

— Так меня воспитательница предупредила, мол, если Нацуки увидишь без присмотра на улице, то приведи ее назад. Она, говорит, часто вот так вот убегает, когда рисовую кашу есть не хочет и жирафиков раскрашивать.

Нацуки зашипела как раскаленная сковородка, на которую водой побрызгали. Отлично. Линейку здоровья снял, переходим к фаталити.

— Я обещал, что буду начеку. Но вишь, сегодня выходной и там никого нет, — доверительно поведал я, — оставить тебя так я не имею права. Душа болеть будет честная.

— Сейчас у тебя будет болеть не только душа, — пообещала Нацуки, — заткнись по-хорошему, Гару, иначе капец тебе!

— Поэтому вот что придумал, — проигнорировал я угрозу, — ща я тебя через забор перекину на территорию, а там либо сторож тебя встретит, либо завтра персонал найдет.

Нацуки издала такой мощный победный вопль, которому позавидовали бы и Зена-королева воинов, и Чудо-женщина, и попыталась пнуть меня по щиколотке. К счастью, я этот маневр разгадал заранее, поэтому отскочил и погрозил ей пальцем.

— А драться нехорошо. Знаешь, как у нас раньше говорили? «Мирись-мирись-мирись и больше не дерись. А если будешь драться, я начну кусаться».

— Прекрати меня к малолеткам сплавлять! — взвилась Нацуки, — мне, чтоб ты знал, восемнадцать полных лет исполнилось в сентябре, вот! Я всех в клубе старше, между прочим!

Тут она слегка потупилась и добавила:

— … кроме Юри. И Моники.

Я хохотнул. До чего ж она потешная все-таки. Не уверен, что смог бы с ней в отношения, конечно, потому что от такого бурного общения можно крышей поехать, но в маленьких дозах Нацуки освежает и БОДРИТ.

(тем более, что когда она одна, то ведет себя по-другому. вот увидишь, я тебе говорю. это стесняшка еще похлеще Юри. просто если та в себе окукливается при любой возможности, то розовый гремлин пытается казаться больше)

Тем более, что в остальном Нацуки действительно проявила себя по-взрослому.

Нашей первой остановкой по дороге стал супермаркет. Помня о том, насколько она душой прикипела к кексикам и прочим сластям, я подумал, что Нацуки щас прямиком пойдет опустошать кондитерский отдел. Но ошибся — продуктовая корзина оказалась разнообразная.

— Сегодня без вырезки, — поясняла она себе (и мне одновременно), — я беру только с шеи, там обычно отличное мясо, не сухое, но и без лишнего жира. Но свежего нет. Купила вот, — она выразительно показала на желтый поддон, — ребрышек на суп.

Я с уважением кивнул. Постепенно тележка заполнялась мукой, сыром, молоком, йогуртом, рисом и всякой всячиной. Надо бы тоже закупиться, но если я буду дошираки брать и прочие быстрорастворимые супы, это будет как-то не очень выглядеть по сравнению с таким набором. В отличие от Сайки, у которой в тележке тогда как раз валялась мечта любого вечно голодного подростка, Нацуки себе лишнего не позволяла.

Казалось бы, мелкая деталь. Абсолютно ноль значения для сюжета игры. А о человеке все же кое-что говорит.

— Что бы ты хотел к чаю? — вырвал меня из мыслей ее голос. Он стал тише и спокойнее.

Я задумался. Не лучший момент привередничать и говорить, что я в целом не фанат чаепития, предпочитаю пивка бахнуть ну или на крайний случай минералочки. Стоит подобрать что-то под образ Гару, а не дяди, который скоро по возрасту начнет попадать в скуфы.

— Лучше кексиков ничего не могу придумать. Шоколадных, ванильных, клубничных — все равно каких, — заявил я со стопроцентной уверенностью, — лишь бы твоего авторства.

(превосходно. пять балок в очко гриффиндору)

Нацуки покраснела как пожарный фургон. Ладони, сжимавшие ручки тележки, мелко затряслись. Комплименты, даже такие грубые и «в лоб» она получать не привыкла. Да никто из них не привык, по большому счету. Даже Моника попадалась на мои многоходовочки время от времени.

— Дурак! — пискнула коротышка, старательно отводя взгляд куда-то в сторону полок с выпечкой, — я тебя серьезно спрашиваю!

— А я не менее серьезно отвечаю, — заверил я, — как на клубном собрании первом их попробовал, так с тех пор хожу и мечтаю снова их отведать. Такое вот неизгладимое впечатление осталось, представляешь?

— Все равно дурак! — гаркнула она. Перекрыла этим и шумящую в супермаркете вытяжку, и музыку (кажется, что-то из Тейлор Свифт или Кэти Перри). Даже спугнула некоторых покупателей — старуха в длинном сарафане неодобрительно покосилась на нас и покатила прочь свою тележку.

Нацуки не удостоила ее вниманием.

— Сегодня я уже ничего не испеку, — сказала она с досадой, — поэтому и говорить об этом нечего. Обед нужно запилить, в доме прибрать, да еще и домашки учителя накидали столько, что хоть вешайся. Поэтому вот.

(хоть вешайся, пхахахахаххах, вот так прожарка в адрес саёри! а она хороша, согласись)

Нацуки протянула руку к полке и взяла увесистый целлофановый пакет.

— Ты, наверное, не очень любишь сладкое, поэтому эти штуки тебе должны понравиться, чел, — сказала она, — творожные кольца.

Меня замутило. Сразу вспомнилось одно такое, которое я приволок из нашей московской кулинарии. Открыл я тогда пакетик, а кольцо есть нельзя. Потому что оно дало начало новой жизни. Грибковой ее форме.

— Ты угадала, я как-то всю жизнь больше по пицце, бургерам с картохой и всему такому. Где мясо есть, короче, — признался я, — но капкейки твои правда хороши, тут я не вру.

Нацуки обрадовалась и горделиво выпятила грудь. Точнее, то место, где по задумке Вселенной и художника ей полагалось быть. Там располагалась пустота, однако этот прискорбный факт не мешал коротышке носить бюстгальтер — из под симпатичной розовой маечки выглядывала бретелька. Магическое мышление, не иначе. Может, она надеется, что рано или поздно там что-нибудь прорастет, как овощи в парнике.

— Еще б ты врал, — вздернула Нацуки нос, — я тебя насквозь вижу!

— Тогда один-один, потому что я тебя тоже, — заявил я, — причем во всех смыслах.

Она аж подскочила на месте.

— Что ты имеешь в виду?

— Майка у тебя прозрачная и скрывает гораздо меньше, чем ты думаешь.

Это, конечно, было не так, но мне отчаянно хотелось повеселиться. А в том, чтобы порофлить за чужой счет, я ничего плохого не вижу.

— Аррргх! — взвыла Нацуки, — и почему ты раньше об этом не сказал? Пошли скорей на улицу! Или нет, стой, нельзя на улицу, меня там увидят!

— Как будто есть на что смотреть, — не удержался я.

…

Из супермаркета мы свалили очень вовремя. Еще немного — и местный охранник выпроводил бы нас, а напоследок отходил метлой. Или вообще первым, что под руку попадется. Как только Нацуки убедилась в том, что непристойного обнажения не произошло, то успокоилась. Но на меня за сомнительный троллинг не обиделась. Ну точно своя девчонка.