– Лаура, ты не понимаешь всей сложности сложившейся ситуации, которая не оставляет мне ни малейшей возможности сохранить за тобой отдельную колонку, – голос главного редактора был спокойным, в меру доброжелательным и чрезвычайно умиротворяющим, почти убаюкивающим, – ты не можешь не признать, что я всегда старался сделать так, чтобы именно тебе доставались самые аппетитные новости, самые перспективные интервью…

Я слушала мистера Коултопа, владельца и по совместительству главного редактора одной из газет, выходящих в Лувринии, столице нашего замечательного королевства Эйвингард, и медленно зверела.

Хотелось бы, конечно, сказать, что газета, в которой я трудилась уже аж целых три года, была главным столичным источником информации. Но, несмотря на специфику профессии, лишней лжи я всегда старалась избегать. Увы, невзирая на громкое название «Колокол Лувринии», газетка наша была из числа тех, которые читают исключительно ради того, чтобы хоть как-то убить время. Берут с собой в поезд или дилижанс, а потом выбрасывают или просто оставляют в купе.

Тем не менее трудилась я честно, за свою работу мне было совершенно не стыдно, и новость о том, что у меня отбирают мою колонку, стала, мягко говоря, неожиданностью.

– То есть колонки светских новостей в газете больше не будет? – я всё ещё пыталась найти какое-нибудь приемлемое объяснение происходящему. – Странная идея, мистер Коултоп, ведь наши читатели покупают «Колокол» в основном именно ради сплетен, светских в том числе.

– Ну почему же не будет, – голос редактора стал ещё слаще, хотя, казалось бы – куда ещё-то?

– И что тогда не так? – я уже догадывалась, что услышу, но упрямо не хотела верить.

– У неё будет другой ведущий, – оправдал мои самые дурные ожидания редактор.

– Как интересно, – я усилием воли заставила себя удержаться от пары нецензурных выражений, – и кому же это привалило такое счастье?

– Не хотел говорить, но ты же всё равно узнаешь, – мистер Коултоп откинулся на спинку массивного кресла, – я принял решение отдать этот раздел Мелиссе.

– Кому?! – я вскочила, чуть не опрокинув журнальный столик. – Вы отдали мою – мою!! – колонку этой бездарности?! Да она же двух слов связать не может… Для неё написать сложное предложение без ошибок – это как для вас переплатить кому-то. То есть абсолютно нереально!

– Не будь мелочной, Лаура, – поморщился редактор, – от злости появляются морщины, между прочим. Зачем они такой красивой девушке, как ты?

– Безработной красивой девушке, – мстительно уточнила я, – давайте уж будем называть вещи своими именами.

– Зачем? – он насмешливо посмотрел на меня поверх очков.

– Что – зачем?

– Зачем называть вещи своими именами? Тебе от этого станет легче? Нет. Я всё равно отдам колонку Мелиссе, потому что она привела в газету очень выгодного рекламодателя, который и замолвил за неё словечко.

– Не продаётся вдохновенье! – гордо процитировала я какого-то древнего поэта.

– Но можно рукопись продать, – не остался в долгу редактор, бывший, несмотря на все свои недостатки, человеком до отвращения образованным.

– Ну и пожалуйста, – я презрительно фыркнула и демонстративно достала из сумочки кошелёк, при виде которого мистер Коултоп поморщился, как от зубной боли. – Давайте тогда завершим наши отношения, в том числе финансовые.

– Мне кажется, я не совсем вас понимаю, мисс Фоули, – редактор даже отодвинулся от стола и скрестил руки на тощей груди, – о каких ещё таких финансовых отношениях вы говорите?

– Ну как же о каких, дражайший мистер Коултоп, – сахарным голоском проворковала я, – вы до сих пор не заплатили мне жалование за прошлый месяц и премию за интервью с мистером Грейнфильдом. В сумме получается ровно пять золотых и восемь серебряных.

– Это какая-то неровная сумма, – недовольно проворчал мистер Коултоп, – по-моему, просто пять золотых звучит гораздо более привлекательно.

– Для вас – несомненно, но не для меня, – я не собиралась уступать этому гаду даже цента, не то что восемь серебряных, – но если вам так нравятся целые числа, то предлагаю округлить сумму до шести золотых. Тоже смотрится чрезвычайно привлекательно. Будем расценивать это как компенсацию за моральный ущерб.

– Не наглей, Лаура, – в голосе редактора звякнули металлические нотки, – ты просто репортёр, а ведёшь себя так, словно взяла интервью у самого Магнуса Эггерта.

– Если бы я взяла у него интервью, то меня с распростёртыми объятиями приняли бы в любой центральной газете, даже в «Голосе Короны», не то что в «Колоколе», – отмахнулась я и вдруг застыла памятником самой себе, поражённая невероятно дерзкой, но чрезвычайно притягательной мыслью.

Развивать тему Магнуса Эггерта мистер Коултоп не стал, со слезами на глазах выдал мне причитающиеся деньги и даже встал из-за стола, чтобы проводить до двери. Я, правда, думаю, что но просто хотел убедиться, что я таки действительно ушла, не устроив скандала с битьём посуды и выкрикиванием угроз. Он почему-то считал, что такое поведение свойственно всем без исключения представительницам прекрасной половины человечества. Разубеждать его я не стала: пусть считает моё хорошее поведение жестом доброй воли.

Выйдя на улицу, я неспешно прошлась по центральному бульвару и устроилась за столиком уютной кондитерской. Есть у меня слабость: обожаю вкусную выпечку и кофе. Уже примериваясь, с какой стороны лучше откусить от аппетитной корзиночки со взбитыми сливками и ягодами, я неожиданно опустила руку с десертом и прислушалась.

– Сенсация! Сенсация! Таинственное исчезновение загадочного главы корпорации! Магнус Эггерт бежал из Лувринии! Сенсация!

Надо сказать, что упомянутый Магнус Эггерт был фигурой чрезвычайной таинственной и непонятной. Полтора года назад он появился в столице словно ниоткуда и с ходу купил единственную на тот момент компанию по производству магобилей. Говорили, что заплатил он за неё какие-то совершенно немыслимые деньги. Потом к магобильной компании он прикупил несколько фабрик по производству осветительных магических кристаллов и объединил их в «Концерн Эггерта».

И всё бы ничего, но сам мистер Эггерт был личностью до невозможности загадочной: за всё время, прошедшее с момента его появления в Лувринии, самого Магнуса никто не видел, не знал, как он выглядит, молодой он или пожилой, женат ли, обременён ли детьми. Действовал он исключительно через своих официальных представителей: людей деловых и удручающе немногословных.

Естественно, нехватка информации порождала слухи и сплетни в промышленных масштабах. Все без исключения столичные журналисты мечтали добыть хоть какую-то информацию о загадочном богаче. А уж интервью с владельцем «Концерна Эггерта» стало бы пропуском на самые первые позиции в журналистской иерархии.

Признаться, когда мистер Коултоп так отвратительно со мной поступил, предпочтя мне какую-то бездарность с рекламным бюджетом в клюве, я именно о мистере Эггерте и подумала. Вывернусь наизнанку, но найду возможность взять у него интервью. И пусть тогда господин главный редактор кусает локти!

И вообще, может, Магнус Эггерт только и мечтает, чтобы у него взяли интервью, но просто… стесняется. Да! Именно так! Миллионеры – они ведь такие, совершенно непредсказуемые. А я найду его, и он наконец-то сможет рассказать всему заинтересованному миру о том, как дошёл до… до всего, в общем, дошёл. И будет всем нам счастье: и ему, и мне, и читателям.

Подозвав мальчишку, я купила газету и вздохнула: хорошая бумага, цветные магоснимки – не чета нашему, точнее, уже не нашему, а просто «Колоколу».

Большая статья на первой странице была посвящена Магнусу Эггерту и сообщала, что магнат неожиданно взял отпуск и уехал отдыхать. Все попытки разузнать, какое курортное место решил осчастливить собой мистер Эггерт, окончились неудачей. Его представители молчали, словно шпионы, хранящие государственные тайны. Автор статьи предлагал читателям несколько версий, одна причудливее другой. Лично мне больше всего понравилась та, в соответствии с которой мистер Эггерт присоединился к пиратам и отправился вместе с ними бороздить морские просторы. А все полученные столь экзотическим способом деньги он планирует – по мнению автора статьи – пустить на покупку столичного ипподрома. Остальные варианты однозначно меркли на фоне версии с пиратами, хотя зачем Магнусу Эггерту ипподром, так и осталось непонятным.