Фелек спешил в город по делам и забежал одолжить немного денег: на трамвай, на папиросы и, если хватит, – на шоколад.
– На, возьми, пожалуйста.
И Матиуш снова остался один.
Церемониймейстер явно избегал его, гувернёр куда-то исчез, а лакеи сновали бесшумно, как тени.
«Наверно, они считают меня тираном?» От этой мысли Матиушу стало не по себе.
Их страх понятен: ведь предок Матиуша, Генрих Свирепый, убивал людей, точно мух.
Что же делать? Как быть?
Хоть бы заглянул кто-нибудь.
И тут в комнату тихо вошёл старый доктор. Матиуш очень ему обрадовался.
– У меня к вашему величеству очень важное дело, – робко промолвил доктор. – Но я боюсь, вы не согласитесь.
– Разве я тиран, чтобы отказывать, не выслушав? – спросил Матиуш, пристально смотря ему в глаза.
– Никто этого не говорит. Просто у меня к вам очень большая просьба.
– В чём дело, доктор?
– Я пришёл просить вас облегчить немного участь заключённых.
– Говорите смело, доктор. Я заранее на всё согласен. Я не сержусь на них и скоро выпущу из тюрьмы, но с условием, чтобы они меня слушались.
– Вот это по-королевски! – воскликнул обрадованный доктор и стал перечислять просьбы заключённых: – Канцлер просит подушку, матрац и перину – у него болят кости, он не может спать на соломе…
– А я на голой земле спал, – заметил Матиуш.
– Министр здоровья просит зубную щётку и порошок. Министр торговли не ест чёрный хлеб и просит прислать ему белый. Министру просвещения нужна книга. Обер-полицмейстер от огорчения заболел, ему необходимо лекарство.
– А о чём просит министр юстиции?
– Ни о чём. В своде законов, в томе 745, сказано: «Заключённые министры имеют право подать прошение на высочайшее имя только спустя три дня после ареста». А они сидят три часа…
Матиуш приказал выдать заключённым бельё, одеяла, подушки, отнести им обед из королевской кухни, а к ужину подать вино. Министра юстиции он велел привести под стражей к себе.
Когда министра привели, он любезно предложил ему сесть в кресло.
– Законно ли будет, если я выпущу вас завтра из тюрьмы? – спросил Матиуш.
– Не совсем, ваше величество. Впрочем, военная диктатура не признаёт законов. И если мы назовем это так, всё будет в порядке.
– А если я их выпущу, имеют они право посадить меня в тюрьму?
– Нет, ваше величество. Хотя, с другой стороны, в томе 949 есть оговорка о так называемом государственном перевороте.
– Ничего не понимаю, – признался Матиуш. – Сколько надо времени, чтобы во всём этом разобраться?
– Лет пятьдесят, – невозмутимо ответил министр.
Матиуш вздохнул. Корона всегда его тяготила, а сейчас она показалась ему тяжелее пушечного ядра.
С узников сняли оковы, привели в тюремную трапезную. С воли прибыли военный министр и министр юстиции. Тюремные стражи, держась за эфесы сабель, застыли у дверей, и заседание началось.
Матиушу ночью не спалось, и он придумал выход из положения.
– Вы управляйте взрослыми, а я буду королём детей, – излагал он министрам свой план. – Я – мальчик и лучше знаю, что нужно детям. За собой я оставлю право поступать как захочу. Остальное пусть будет по-старому. Что говорится об этом в законах, господин министр?
– Таких законов нет, – последовал ответ. – На основании закона (том 1349) дети являются собственностью родителей. Есть только один выход.
– Какой? – вырвалось одновременно у всех.
– Если его величество будет именоваться Реформатором (том 1764, страница 377), королём Матиушем Реформатором.
– А что это значит?
– Так называют королей, которые изменяют старые законы и порядки. Если король скажет: «Я хочу издать такой-то и такой-то закон», я ему на это отвечу: «Нельзя, об этом уже есть закон». А если король скажет: «Я хочу провести реформу», тогда я отвечу: «Пожалуйста, ваше величество!»
Все охотно с этим согласились. А вот с Фелеком дело неожиданно осложнилось.
– Королевским фаворитом он быть никак не может.
– Почему?
– Это противоречит придворному этикету, – брякнул кто-то.
Церемониймейстер на заседании не присутствовал. Поэтому проверить это было нельзя. «Фаворитов назначают только после смерти короля», – пользуясь незнанием Матиуша, соврали министры, а они желают своему юному королю здравствовать долгие-долгие годы. Поэтому грамоту любой ценой у Фелека нужно отобрать.
– Да, это незаконный документ, – подтвердил министр юстиции. – Фелек может приходить в гости к королю, быть его другом, но закреплять это грамотой за подписью и печатью – такого закона нет.
– Ну ладно, – сказал Матиуш, желая их испытать. – А если я не соглашусь и посажу вас опять в тюрьму?
– В вашем лице повелевает владыка государства, – улыбнулся министр юстиции. – Вы – король, воля ваша – закон.
«Вот чудаки! – подумал Матиуш. – Из-за какой-то жалкой бумажонки готовы томиться в тюрьме».
– Милостивый государь, – продолжал министр юстиции, – в наших законах предусмотрено всё. В томе 235 говорится: «Король властен нарушить закон…» – но тогда его называют не реформатором, а…
– Как? – с беспокойством спросил Матиуш, охваченный недобрым предчувствием.
– Тираном.
Матиуш вскочил с места. Сверкнули обнажённые сабли. Наступила мёртвая тишина. Побелев от страха, все ждали, что скажет король. Даже тюремные мухи перестали жужжать.
– Прошу с сегодняшнего дня именовать меня Матиушем Реформатором… Вы свободны, господа, – отчеканивая каждое слово, громко сказал Матиуш.
Смотритель тюрьмы отнёс кандалы в чулан, тюремная стража вложила сабли в ножны, а привратник отворил тяжёлую, окованную железом тюремную дверь. Министры от радости потирали руки.
– Минуточку, господа. Я хочу провести реформу: выдать завтра каждому школьнику по фунту шоколада.
– Слишком много, – авторитетно заявил министр здоровья. – Животы заболят. Хватит и четверти фунта.
– Ну хорошо, чёрт с вами, пусть будет четверть фунта.
– У нас в государстве пять миллионов школьников, считая лентяев и хулиганов…
– Всех считать! – воскликнул Матиуш. – Всех без исключения!
– Наши фабриканты изготовят столько шоколада не раньше чем через десять дней.
– А чтобы развезти его по всей стране, потребуется ещё неделя.
– Ваше пожелание, государь, можно выполнить только через три недели.
– Ничего не поделаешь, придётся подождать, – недовольным тоном сказал Матиуш. В глубине души ему было неприятно, что он сам не сообразил этого. Однако он не подал виду и вслух сказал: – Завтра же объявить об этом в газетах!
– Простите, ваше величество… – заметил министр юстиции. – Детям, конечно, будет очень приятно получить шоколад, но это не реформа. Это королевский дар. Вот если бы ваше величество изволили объявить, что каждый школьник будет ежедневно получать за счет государства шоколад, тогда другое дело. Это уже закон. А так это угощение, подарок, пожертвование…
– Ну хорошо, подарок так подарок, – поспешил согласиться Матиуш. Он устал и боялся, как бы опять не начались долгие разговоры и споры. – Заседание объявляю закрытым. До свидания, господа.
Приехав во дворец, Матиуш помчался в парк и свистнул.
– Ну, Фелек, теперь я настоящий король! Всё хорошо!
– Кому хорошо, а кому плохо.
– Что случилось? – удивился Матиуш.
– Отец из-за этой бумажки всю спину мне исполосовал.
– Что ты говоришь! – Матиуш был поражён.
– Ага. «Пусть, – говорит, – король какими хочет милостями тебя осыпает, это его дело, а я с тебя, негодяй, шкуру спущу, потому что это моё, отцовское право. Во дворце ты – королевский фаворит, а дома – мой сын. Отцовская рука надёжней королевской милости».
Жизнь научила Матиуша быть осмотрительным и, главное, не торопиться, не делать ничего сгоряча. В жизни как на войне: хочешь победить, тщательно готовься к бою. С этой бумагой он опять поспешил. Свалял дурака. И поставил себя в глупое положение. Что же получается? Он, король, выдаёт охранную грамоту, а простой сержант, невзирая на неё, лупит почём зря своего сына.