Я с трудом собрала волю в кулак и тут же поймала жадный взгляд Дамира. Наверное, он надеялся, что на этот раз я проявлю слабость и он получит свою долю. Насчет слабости Дамир не так уж и не прав, однако мужчине напротив меня вряд ли нужно было платить женщинам за услуги. А мне нужно вернуться к работе и не позволять всяким незнакомцам сбивать меня с толку. Это недостойно.
– Вы видите здесь где-нибудь корону?
Мой взгляд спустился с путающего мои мысли лица к воротничку рубашки. Две расстегнутые верхние кнопки открывали моему взору жилистую шею и часть грудной клетки. Желание дотронуться до него там стало просто невыносимым. Вот вам и все мое достоинство, оно прямо сейчас рассыпалось на грязный пол. Я почти беззвучно вздохнула. В двадцать два года у меня были вполне естественные потребности, и я ни в коем случае не запрещала себе их удовлетворять, тем более что Великая Богиня относилась к слиянию мужчины с женщиной далеко не так ханжески, как люди. Страсть – это часть нас, которую не стоит скрывать. Поэтому время от времени я выбирала себе партнера на ночь в чуть более чистых районах города. Я бы никогда не предалась удовлетворению этой потребности в «Мерлине», и то, что она дала о себе знать сейчас, абсолютно не помогало. Именно сейчас, под понимающим взглядом стригоя.
Потом я заметила Ивану, которая стояла с открытым ртом возле одного из столиков, пожирая мужчину взглядом. Это плохо.
– Я мог бы раздобыть корону, – сказал он, и его улыбка стала почти дьявольской. – Скажите только слово.
Я покачала головой, чтобы избавиться от смущения.
– Лучше вам отсюда исчезнуть, – посоветовала я ему хриплым голосом. Обычно я намного остроумнее. Видимо, дело в усталости. – Наверное, вы просто заблудились.
Он не вписывался в это заведение потерянных душ. Ничто в нем не излучало отчаяние, которое окружало остальных клиентов и в последние несколько недель пыталось проникнуть в меня. До сих пор. До этого момента. Прямо сейчас, невзирая на усталость, я чувствовала себя более живой, чем в любой другой день прошедшей зимы, которая выдалась холодной и суровой. Но если Ивана подойдет к нам и узнает его… О том, какая после этого разразится паника, лучше не думать. Прошлым летом в Аквинкум забрели два охваченных жаждой крови стригоя. Их жестоко пытали и посадили на кол перед крепостью – после того как они убили и обескровили двенадцать человек.
– Я именно там, где хочу быть. И если бы мог, пришел бы гораздо раньше. – Его голос звучал мягко, но с хрипотцой, говорящей о чувствах, которые могли быть лишь плодом разыгравшегося воображения.
Нужно убраться от него подальше, иначе испытаю еще больший соблазн смотреть на него до конца ночи. Или разговаривать с ним, прикасаться к нему. Однако сильнее всего хотелось остаться с ним и попросить рассказать мне о доме. О густых лесах, горах, бескрайних небесах. Меня накрыла неодолимая тоска, и на мгновение я почувствовала, будто снова стою среди изломанных скал, прижимаюсь к стволу древнего дерева и бегаю с братом по двору, где жила вместе со своей семьей. Нас преследовал собачий лай, и я вдруг так отчетливо услышала обеспокоенные окрики мамы, словно она стояла прямо рядом со мной. Я моргнула, чтобы избавиться от этих образов. Сейчас не время и не место предаваться воспоминаниям. Взгляд собеседника изучал меня с таким спокойствием, как будто он видел то же, что и я. Я быстро шагнула назад и неожиданно оступилась. Он тут же протянул руку, однако не тронул меня, поскольку я покачала головой. Не потому, что боялась его, а потому, что опасалась того, что случится с моим самообладанием от малейшего прикосновения.
Дамир на другом конце барной стойки протирал и так чистые пивные краны, прислушивался к нашему странному разговору, но не вмешивался.
– Что вам предложить? – спросила я, взяв себя в руки.
– Чай, пожалуйста. С молоком и без сахара.
– Чай? Серьезно? – а я ставила на крепкое красное вино. – Может, еще что-нибудь из выпечки? – В «Мерлине» было пять разных сортов пива, домашний джин и очень плохое вино.
– Нет, благодарю. Не хочется, – ответил незнакомец и облизнул чувственные губы. – Пирогов, по крайней мере.
Я закатила глаза и наконец снова полностью стала собой. С глупыми подкатами я справляться умела.
– А я ожидала чуть больше изысканности.
Его сдержанная усмешка отразилась внутри меня вибрацией и сотворила какие-то странные вещи с моим желудком. Мужчина ничуть не оскорбился из-за отказа, потому что этой фразой просто хотел помочь мне расслабиться. А когда еще и подмигнул мне, я с улыбкой покачала головой.
Дамир налил стакан воды и поставил его на барную стойку, громко стукнув по столешнице. Мутная жидкость брызнула на рукав безупречной рубашки.
– Травы можете насобирать на улице. – Не в его стиле так грубо обращаться с клиентами, но он надеялся на куда более выгодную сделку. А теперь понял, что шанс испарился. – Дайте девушке нормально работать.
– Большое спасибо, – невозмутимо ответил стригой.
– Ну, тогда я пойду, – сказала я. – И хотя в этом не было необходимости, спасибо. – Нечасто за меня кто-то заступался. Вообще-то никогда.
– Рад был помочь. – Он слегка наклонил голову на прощание.
Сделав над собой усилие, я отвернулась, но мои мысли и дальше продолжали вращаться вокруг незнакомца. Что он здесь забыл? «Мерлин» – неподходящее место для поиска того, кого можно укусить. Люди, как правило, считали, что стригои пьют кровь и обращают своих жертв без разбора. Но это не так. Они тщательно выбирают свои источники, а доноры должны предложить себя добровольно. И при этом не страдать зависимостью от грибов или алкоголя. Только в кровавом помешательстве стригои убивали хаотично, как те два кровопийцы летом. По дошедшим до Аквинкума слухам, эта болезнь поражала все больше и больше стригоев. Большинство магических существ соблюдали условия договора с людьми и оставались за туманной завесой в Ардяле. Помешавшиеся же стригои не оставляли попыток прорваться. Многие отправлялось служить на границу, чтобы там сразу их останавливать. Получалось не всегда.
Я вернулась к работе и сама не могла поверить в собственное благоразумие. Впервые за более чем двенадцать лет я встретила существо со своей родины и сдержала клятву, данную когда-то в детстве: никому не рассказывать, что я викканка. Дедушка мог бы мной гордиться, однако мне было невероятно сложно снова не подойти к стригою.
Весь следующий час я собирала кружки, оттирала липкие пивные следы с деревянных столов и стульев и выпроваживала гостей. Только после того, как все было сделано, я огляделась вокруг и потерла усталые глаза. Он исчез. Сожаление по этому поводу оказалось неожиданностью для меня самой, хотя я редко заводила знакомства. Мне лучше оставаться одной. Одиночество мне знакомо. Если держишься особняком, то никого и не потеряешь. Очень простое математическое уравнение, потому что один минус один равнялось нулю. В прошлом все было иначе. Тогда у меня была семья. Но это «прошлое» давно ушло в прошлое. Меня пугала потребность, которую пробудила во мне короткая встреча со стригоем. Я считала или, лучше сказать, надеялась, что смирилась со своей судьбой. Очевидно, это оказалось не так.
– Увидимся послезавтра, – попрощалась я с Дамиром.
– Не забудь про блины. – Он сунул мне в руку жалкое жалованье. – И тебе срочно нужно на солнце, ты слишком бледная. Со стригоем можно перепутать, – бесцеремонно буркнул хозяин заведения.
У меня вырвался удивленный смешок. Сказал бы он это громко и при свидетелях, эти слова могли бы стать моим смертным приговором.
– Обязательно, – пообещала я, однако Дамир уже отвернулся и отошел.
Совершенно вымотанная, я толкнула деревянную дверь, которая вела в вонючий переулок. Ноги болели, глаза горели, и больше всего мне хотелось уснуть стоя. Дрожа всем телом, я шагнула в темноту и лютый холод. Мне предстояло пройти пешком целую милю. Если бы я не зависела от зарплаты, то давно бы бросила эту работу. Но за вторую работу в библиотеке Аквинкума платили еще хуже, а мне нужны деньги. Я надеялась, что однажды смогу учиться в университете, и откладывала на это каждый геллер. Если дедушка не разрешит мне вернуться в Ардял, то понадобится план Б. Я никогда не соглашусь на судьбу, в которой нет ни единого лучика света. Недавно Ивана уходила с клиентом. Она всего на два года старше меня, но, когда она махнула мне рукой на прощание, безнадега в ее глазах ранила меня до глубины души.
