Журчу там же, где был. Но к звукам за спиной прислушиваюсь. Пока всё тихо.

Сливаю воду, иду мыть руки и возле раковины вздрагиваю.

Мужик никуда не ушел. Стоит здесь и смотрит.

— Слушайте, папа… — делаю выразительную паузу. — Ведите себя прилично. Не в пещерном веке живем.

— А то что? — улыбнулся этот питекантроп в тридцать три зуба.

— А то. Увидишь, — обещаю я. Домываю руки и ухожу, не просушив. Потому что папаша закрыл сушилку своей могучей спиной.

Нет, я не сбежал. Мужику вломил бы от души просто. Но бить отца невесты в день свадьбы?

Моветон.

Кстати, наврал ему с три короба из вредности. Замучается проверять.

Потому что: кто много спрашивает, тому много врут.

Глава 3 Путь

И всё же как папаша меня нашел? Я же специально путал следы.

Ючи!

Ловлю братца Алисы и припираю к стене, ухватив под горло за узел галстука. Раскосые глаза Ючи становятся шире и туманнее.

— Ты! Ты меня сдал чекисту?

— Кому? — удивленно спрашивает пацан, заливаясь румянцем.

— Папаше своему! — рычу, но сдержанно.

— Д-да. Папа спросил — я сказал.

— Ты за мной следишь что ли?

Мне вдруг резко становится очевиден тот факт, что пацан постоянно попадается на глаза. Раньше я списывал на то, что внешность у него экзотическая, и потому привлекает внимание. Возможно, что другие попадались чаще, но он чаще запоминается. А если дело не во внешности, и его приставили следить за мной?

— Я-йа… — вдруг начал заикаться пацан и я ослабеваю хватку на его галстуке-селедке. Незачем применять столько силы и злости, он может быть совсем ни при чем.

— Йа же фотограф, — примиряюще улыбнулся япончик с голубыми глазами. Такими же голубыми как у невесты, но раскосыми.

Отступаю на полшага и смотрю на лямку фотоаппарата-зеркалки на его плече. Действительно, где ещё быть фотографу как не возле молодоженов.

— Смотри у меня. Узнаю, что ябеда и наушник, то…

— То что? — вызывающе спросил он, вдруг осмелев и тряхнув челкой. И, спросил главное, почти теми же словами, что его отец чуть ранее.

Окидываю тощее тело взглядом (под этим взглядом он краснеет еще больше). Нет, не противник он мне -- соплей перешибешь. И выглядит как малолетка, хоть ростом всего на ладонь ниже, а возрастом даже на два года старше.

— Ремнем отшлепаю, — решаю я. — Ремешком от твоего фотоаппарата, — дополняю подробности. Потому что нормальным, хорошим таким, ремнем и убить недолго.

Вот только Ючи не испугался, а облизал губы и сказал непонятно:

— Смотри, ты обещал.

— Дурак что ли? — делаю два шага назад. Вот неудивительно, что прежний жених Алисы сбежал. Семейка то чокнутая!

— Какой есть, — обозлился вдруг япончик. Навел на меня камеру и щелкнул. Потом резко развернулся на каблуках и гордо унесся по коридору.

— Что вы не поделили? — сзади подошла Алиса и обняла со спины, прижалась щекой к моему плечу. Узнал ее по звуку каблучков, но еще раньше долетел аромат духов.

— Ючи правда твой брат?

— Самый настоящий. Только мамы у нас разные. Его мама — гейша. Ну, японка в смысле, только всю жизнь прожила на Дальнем Востоке и по паспорту русская.

— А твой отец чекист?

— Кто?

-- Чэка... Гэбэ... мент?

Она рассмеялась:

— Нет. Он моряк. Дальнего плавания. Весь мир объездил.

Я же подумал, что чтобы весь мир объездить наличие звания в каких-нибудь госорганах совсем не помешает.

Она нахмурилась:

— В каждом порту по жене.

— Так твоя мама говорила? — понял я ее настроение.

— Мама ничего не говорила. Сама вижу. Столько у меня оказалось братьев и сестер! А я росла в одиночестве.

По разным оговоркам я уже понял, что росла она с отчимом, про отца ничего не знала. Потом оказалось, что Валерий Никифорович неплохо за это время поднялся и теперь бизнесмен с хорошими деньгами.

Но нужно срочно переводить тему на более позитивную, иначе она вспомнит автокатастрофу, в которой погибла мама и отчим, а она сама чудом выжила.

— Люблю тебя, — целую ее пальцы, потом поворачиваюсь и целую в шейку. Еще и ещё.

Хотелось бы в губы целовать, но макияж и помада — она не позволит. Хотя кто мне запретит?

Целую крепко в губы и приподнимаю, чтобы унести. Куда-нибудь где никто не увидит.

— Стоп, — вырвалась она, шумно дыша. — Торт.

— Торт? — оглядываюсь по сторонам.

— Торт нужно разрезать.

— Пофих, сами справятся… — пытаюсь найти под пышными юбками голое бедро.

— Если мы не разрежем торт, вечеринка не закончится… — уговаривает она, но чувствую что ей уже тоже почти все равно на торт и то, что его нужно разрезать.

— И тогда? — останавливаюсь, потому что уже устал ждать конца свадьбы и того момента, когда мы останемся наедине.

— И тогда мы поедем в номера’, — хихикает она, верно угадав мои мысли.

Хватаю ее за руку и тащу по коридору:

— Давай быстрее, торт же.

Алиса смеется, а я морщусь. Поспешное бегство было не к торту, а от Ючи. Этот узкоглазый сталкер фотографировал нас скрытно. Спрятался он хорошо, но я всё же услышал щелчки камеры сквозь звуки музыки. Вот ведь неуёмный малый.

И, ох, уж эта паутина судьбы!

Как горные пути-тропки запутаны ее нити.

Неужели, я смогу найти свое счастье здесь в этой сумасшедшей семейке?

Глава 4 Уловки, уклоняться

-- Как тортик? -- спросила Алиса.

-- Орехи слегка пережарены, а сладость сиропа забивает все остальные вкусы… — я затыкаюсь, почувствовав нехорошее молчание. Быстро исправляюсь: — Оч вкусно, умял два куска.

Алиса смотрит с таким прищуром, будто ищет сковородку, чтобы огреть ею одного дурака.

— Алис, ты чего? Это же не ты готовила.

— Это мой любимый тортик! — громко сообщила она и хлопнула ладонью по столу.

Ясно, критиковать нельзя.

Но она вдруг хитро улыбнулась:

— Думаешь, что сможешь приготовить лучше?

Я быстро понял уловку, но всё же, прежде чем ответить, прикинул свои способности:

— Не-а. Растерял уже навыки. Но, вот рыбу я готовлю «шопипец», — на всякий случай соорудил из пальцев фигуру означающую «высший класс», то есть палец вверх. Потому что слова Петровича «шопипец» означает и полнейший провал.

— Мда? — Алиса выгнула бровь, будто сомневаясь в том, что «шопипец» это вкусно. — Проверим…

— Слушай, торт мы уже съели. Гости почти все разошлись, ну кроме тех пьяниц. Может уже можно в номера’? Ну-у, пожалуйста-а, — заканючил как младенец.

Алиса оценила оставшихся гостей и разрешила:

— С этими папа сам разберется. Можно. Поехали!

— Ур-ряя! — радостно подскакиваю. — В смысле «поехали»? На лифте?

Хорошо бухать в ресторане гостиницы, когда живешь здесь же, но десятью этажами выше.

— Милый, а ты разве не обещал меня на руках носить?

— Вообще-то, нет, — проверяю свою память на всякий случай. Потому что обещания всегда выполняю. — Точно, нет.

— Ну вот… — надула губки невеста.

— Я могу, — вдруг понял какой я балбес. Это был тот самый женский намек, уловка, риторический вопрос, ответ на который бывает только согласие. — Но варианты такие: перекинуть через плечо, нести на закорках?

— А на ручках? Как невесту, а не мешок с картошкой.

— Милая, но твои пышные юбки из «дорого итальянского кружева и триста метров французской тафты уникального лавандового цвета»… цитирую тебя дословно… если наступлю на них, то мы грохнемся.

— Так я подберу их, — радостно вскочила Алиса на стул и оттуда запрыгнула на руки.

Пару минут ждал, пока она соберет все ткани в охапку. Потом заржал:

— Я вижу, только твои «занавески». Как мне понять, что у нас под ногами?

— Ха. Я буду рулить. Поворот на сто восемьдесят. Хеть! Десять шагов вперед… Ать! Ступенька вверх. Хоп!