– Вот посмотрите, на что теперь похожи мои лучшие джинсы! – И Черная Майка ткнул ей в нос зловонным грязным комом. – По вашей, между прочим, милости!

– Еще чего!!! – сразу подхватила Алена в том же истеричном тоне. – Нечего бросать свои гнусные портки на чужие балконы и мять цветы, которые не сажали!!!

– А вам нечего бросать в сточные люки то, за что денег не платили!

– Ах, вы, значит, за деньгами пришли?!! – взвыла Алена.

– Да провалитесь вы вместе со своими паршивыми деньгами и не менее паршивыми цветами! – ответил сосед и с силой захлопнул дверь ее квартиры.

Алена, прямо перед глазами которой неожиданно оказалась бежевая дерматиновая обивка, уперлась в нее лбом и самым жалким образом разрыдалась.

– Хочешь, я набью твоему соседу морду? – предложил, выглянув из-за своего компьютера, Стасик Любимов, сотрудник Алены, с которым она уже около двух лет сидела ноздря в ноздрю в патентном бюро.

– А смысл? – спросила она.

– А я бессмысленно. Приду, позвоню в дверь. Он откроет, я дам ему в рыло и уйду. Пусть догадывается, за что.

– Ну уж нет. Он должен знать, за что, чтобы больше неповадно было.

– Могу, конечно, и сказать...

– А что ты скажешь? – обрадовалась Алена и даже хотела записать для него на бумажке от перекидного календаря сортовые названия погубленных цветов.

– Ну... – сразу поскучнел Стасик. – Лучше все-таки ничего не говорить, а то он свое понесет... А там... слово за слово... Можно такое побоище устроить...

– Сдрейфил уже, да? – усмехнулась Алена.

– А он вообще как... ну... в смысле... мышцы? – совершенно не обиделся Стасик. – Качок?

– Да какой там качок... – Алена вспомнила, что когда говорила с соседом, то его глаза всегда находились почти на уровне ее собственных глаз. – Так... мелкий... Недомерок какой-то... Мозгляк, в общем...

– Недомерка мы, конечно, запросто уроем, но, сестрица Аленушка... – Любимов подъехал вплотную к сотруднице на своем стуле с колесиками, – хотелось бы знать, какова будет... плата за услугу?

– Чего-чего?! – сморщилась она.

– Нынче, милая моя, всюду сплошной бартер... ты же в курсе... Я... – он выразительно ткнул себя в грудь кулаком, – пересчитываю зубы твоего недомерка, а ты... В общем, я не прочь бы кое-что повторить... Как ты на это смотришь?

– А ну пошел вон! – Алена изо всех сил отпихнула от себя стул Стасика, и он отъехал на нем к собственному компьютеру.

– Сильна ты, мать, однако... А потому, пожалуй, сама сможешь придушить своего соседа одной левой, – проговорил Стасик и с обиженным лицом уткнулся в компьютер.

Алена, сжав зубы, тоже уставилась на экран монитора. Изображение расплывалось. Ей хотелось плакать, потому что было очень жаль цветы, а заодно и себя. Какой-то поганенький недомерок будет ломать ей налаженную жизнь, а какой-то Стасик Любимов будет тут изображать из себя рокового мужчину! Придурок! Ну, было между ними один раз... кое-что... после юбилея начальника отдела... Так это ж понимать надо, почему! В ресторане все сотрудники были с мужьями и женами. Даже Анна Тимофеевна Посконкина, вдова предпенсионного возраста, притащила с собой какого-то мухортенького мужичка, и только они со Стасиком сидели рядом как два неприкаянных дурака. И, главное, ведь целый ресторан разнообразных мужчин, и никто... никто(!) ни разу не догадался пригласить на танец Алену. Женщины патентного отдела своих мужей держали цепко. Посконкина не выпускала из рук лацканы пиджака своего мужичишки, и Алене пришлось целый вечер танцевать со Стасиком, прижиматься к нему и усиленно делать вид, что у нее тоже все хорошо, а Любимов нравится ей до умопомрачения. Стасик сдуру и спьяну тоже так подумал, увязался ее провожать... ну... и она позволила ему кое-что и даже больше... потому что не железная ведь... Он потом целый месяц к ней вязался с «продолжением банкета», но Алена больше ни разу не дрогнула, и Любимов в конце концов вынужден был отвалить.

Текст на экране продолжал дрожать, и Алена решила устроить себе технический перерыв, то есть, попросту говоря, банальный перекур. Она вытащила из сумки сигареты и с независимым видом прошла мимо Стасика. Тот даже не повернул в ее сторону «головы кочан». Ну и подумаешь! Кому он нужен, его белобрысый кочан! Любимову скоро, наверно, все сорок, а ни жены, ни любовницы. Один хомяк дома. И тот скоро помрет, потому что старый уже. Конечно, Посконкина последнее время бросает на Стасика жаркие взгляды, но вряд ли всерьез. Все-таки у них серьезная разница в возрасте, которая совершенно не в пользу Анны Тимофеевны.

В курилку надо было идти мимо зеркала, у которого Алена решила задержаться и еще раз внимательно себя разглядеть. Да-а-а, все-таки она чересчур тоща даже в свете новомодных представлений о женской красоте. Груди, к великому сожалению, почти совсем нет. Зимой она, конечно, носит объемные джемпера, чтобы данный дефект ее фигуры не слишком бросался в глаза, но сейчас, летом... Она специально купила эту голубую футболку с выпуклой вышивкой на груди, но и в ней выглядит слишком плоско и малоаппетитно. Бедра у нее тоже излишне узкие, да и вся она, коротко стриженная Алена Блашкова, больше похожа на молодого человека, чем на тридцатичетырехлетнюю женщину. Может, все-таки отрастить волосы? С длинными волосами она будет выглядеть наверняка более женственно... Хотя... нынче и молодые люди запросто ходят длинноволосыми, с хвостами и косичками. Так что это не выход из положения. А где же тогда выход? А нигде! Похоже, что на нее никто никогда так и не позарится... кроме... Любимова... Может быть, все-таки дать ему зеленый свет? Ну и пусть у него уже залысины... Небольшие же... А лицо ничего, нормальное... И когда он ее после ресторана обнимал, противно ей не было...

Алена бросила последний взгляд на свою неказистую фигуру и зашла в курилку. В маленькой комнатке уже дымили два сотрудника из соседних отделов. Ни один даже не предложил Алене огня, и ни один не поднялся со стула. Она для них не женщина. Она никто. Безгрудый средний род. Курить среди чужих сотрудников ей как-то сразу расхотелось. Алена с силой захлопнула дверь курилки и вернулась в свой отдел. Остановившись у компьютера Любимова, она сказала ему в спину:

– Я согласна.

– На что? – не оборачиваясь, процедил сквозь зубы он.

– На бартер.

– Когда?

– Сегодня в 20.00. Подходит?

– Вполне.

Алена кивнула любимовской спине и принялась за работу.

С верхнего балкона на Аленин тонкой струйкой лилась отвратительная жидкость, по запаху напоминающая растворитель. Впрочем, не только по запаху. Эта гадкая жидкость натуральным образом растворяла яркие брошки Bumble Runble, а с них стекала уже на нежные венчики голубой лобелии эринус. Прямо на глазах своей хозяйки они съеживались и чернели. Алена взвыла, потрясая кулаками вверх:

– Ур-р-род!!! Подлец!! Негодяй!!

Тоже с риском для жизни перевесившись через перила, она вывернула голову вверх и зычно проревела:

– Эй, вы!!! Как вас там!!! Что вы делаете, мерзавец эдакий!!!

«Эдакий мерзавец» не отозвался. Алена, кусая губы, чтобы опять не разрыдаться в голос, помчалась к нему на этаж. Но сколько бы она ни давила на кнопку звонка, дверь никто так и не открыл. Видимо, сосед еще не пришел с работы. Алена стукнула напоследок кулаком по кнопке звонка так, что та застряла в своем гнезде. И спустилась к себе. Ну ничего... Погоди, любитель растворителей! Вот Стасик придет, он уж врежет тебе в самое рыло! Прямо между наглых бесстыжих глаз! Да-а-а... Врежет! Мало не покажется!!! Стасик... он крепкий... Он может... Он все зубы пересчитает, как обещал... Стасик, он... Черт!!! Его же надо будет покормить... Пора браться за курицу... И вообще, про свои несчастные цветы и этого... недомерка... лучше на время забыть. У нее сегодня свидание... да... Прежде чем отправлять Любимова разбираться с соседом, они с ним должны заняться любовью... С Любимовым любовью... Тавтология, черт возьми... А и не будет никакой любви и, соответственно, никакой тавтологии! Она его не любит... Безусловно, не любит... Значит, они займутся сексом, что, в общем-то, тоже неплохо. Надо только себя раскочегарить, но... Это потом... Сначала курица и салат из кальмаров!