Следующим этапом распространения греческой демократии была коммерциализация сельского хозяйства во второй половине VI в. до н. э. В этом разделе мы затронем сразу две темы: объединение греками пахотных земель и моря (самого прибыльного сельского хозяйства и самого дешевого транспорта) и преимущества географического положения Греции для развития монетарного обращения. В Греции, в отличие от Финикии, относительно богатые жители могли получать сельскохозяйственные излишки и собственными силами доставлять их на рынок. Цепи практики становились более жесткими, а классы, как мы убедимся, более могущественными. Землевладельцы также могли примерить на себя роль купцов в международной торговле или, выступая от лица коллектива полиса, навязать условия торговли иностранцам. Как коллектив, они могли обеспечить морскую власть для защиты купцов, а также регулирования условий торговли.
Колониальная экспансия повышала торговые возможности и способствовала региональной специализации. Континентальные и островные города-государства наращивали производство двух конкретных продуктов: вина и оливкового масла, обмениваемых на зерновые с севера и из Египта, а также на товары роскоши с Востока. К этой торговле добавился обмен людьми — греческие наемники отправлялись на восток, рабы поступали из южных варварских земель. К тому же города-государства Малой Азии также имели стратегическое расположение для этой трехсторонней торговли, и вместе с полугреками Малой Азии они впервые развили техническое приспособление для этой трехсторонней торговли — монетарное обращение. К 550 до н. э. с заморской колониальной экспансией было покончено. Коммерциализация Греции шла полным ходом; в отличие от Финикии она не базировалась исключительно на торговле или даже торговле, дополненной ремесленным производством, поскольку полис объединял вместе (хотя и не воедино) сельскохозяйственных производителей, ремесленников и торговцев. Всевозможные проявления социальной напряженности в полисе происходили по причине производства огромного и неравно распределенного богатства. Тем не менее экономическая власть крестьянских собственников, уцелевшая благодаря выращиванию оливы и винограда, позволяла сохранять демократию.
Коммерциализация также изменила военные требования. Растущая торговля требовала морской защиты, во-первых, от пиратов, финикийцев и персов; во-вторых, зачастую для установления сравнительно более благоприятных условий торговли. В 550 г. до н. э. Спарта все еще оставалась доминирующей сухопутной властью. Но города-государства, занимавшие восточные и северные границы, имели лучшее расположение для расширения коммерциализации, а некоторые, такие как Коринф, Эги-на, Афины на континенте, а также Хиос на побережье Эгейского моря Малой Азии, стали наращивать военно-морские силы. Афины, сохранявшие зависимость от импорта зерновых, были особенно заинтересованы в этом. Афинам также повезло в том, что на их небольшой территории располагались богатейшие залежи серебра. Благодаря им была возможной оплата развития военно-морских сил, а также производство монет. Это может послужить объяснением, почему именно Афины, а не Коринф, Эгина или даже Хиос в конце концов стали архетипом «классической Греции».
Флот существенно повышал их власть. Но отношения между греческими полисами и морскими галерами были совсем не простыми. Когда Афины переживали свой подлинно демократический период — период первенства как морской власти, современники утверждали, что полис и галера были связаны. Например, ниже предложен памфлет «Старый Олигарх», написанный в 470-х гг.:
Это справедливо, что обычные и бедные люди в Афинах должны обладать большей властью, чем знатные и богатые, поскольку именно обычные люди служат на флоте и приносят городу его могущество; они поставляют рулевых, боцманов, младших офицеров, дозорных и корабельных плотников; это именно те люди, которые делают город более могущественным, чем гоплиты, знать и респектабельные граждане [цит. по: Davies 1978:116].
Аристотель, подчеркивавший ту же связь, был более критичен в вопросе о том, как развитие больших галер приводит к власти «толпы гребцов»: гребцы «не должны быть внутренней частью гражданского тела» (Aristotle: Politics, V, iv, 8; vi, 6). Множество последующих авторов (включая Макса Вебера) обращались к изучению этого вопроса.
Тем не менее здесь есть ряд проблем. Военно-морские суда Афин были такими же, как и суда финикийцев, которые не знали демократии. Римляне получили эту же форму галер, хотя отказались от демократии, с которой все начиналось. Финикийские гребцы обычно были свободными людьми, получавшими зарплату, но они не были активными участниками жизни полиса, поскольку этот институт был им не знаком. Римские гребцы изначально были свободными гражданами, однако затем превратились в рабов. Нет никакой непреложной связи между морской галерой и демократией.
Вероятнее всего, в государствах, уже знакомых с гражданством и состоявших из морских народов, подобно Афинам, морская галера усилила дух демократии. В Афинах реформы Солона 593 г. до н. э. установили, кто обладал правом на гражданство, разделив общество на четыре имущественных класса в зависимости от количества бушелей зерна, которые каждый класс мог получить в год. Первые три получали 500, 300 и 200 бушелей на человека (последний — класс гоплитов), четвертый низший класс составляли феты — свободно рожденные бедняки. По всей видимости, в отличие от всех остальных классов феты не имели права занимать государственные должности, хотя обладали правом голоса в ассамблее. Феты составляли базис афинских галер. Их формальная конституционная власть никогда не повышалась, однако их влияние в ассамблее, по всей вероятности, росло отчасти в результате их вклада в военно-морской флот.
Усиление полиса также проистекало из другой характеристики военно-морского флота — децентрализации командных структур по сравнению с командованием сухопутных армий. Отдельно взятый военный корабль был автономным, поскольку море представляло собой огромное неограниченное пространство. Во всех парусных флотилиях море подобным образом расстраивало централизованные командные структуры, сбивая корабли с курса в большинстве битв. Сначала необходимо было государство, способное к интеграции армии и флота, чтобы военно-морские силы могли оказать негативное влияние на децентрализованную демократию. Рим и Карфаген были единственными кандидатами, претендовавшими на существование подобного государства.
Тем не менее по мере роста военно-морской флот создал еще одну угрозу автономии полиса. Человеческие ресурсы граждан истощались. Маленьким городам-государствам, построившим собственный флот, вскоре стало требоваться больше гребцов, чем могли предоставить граждане. Эгинцы отправили 30 трирем, (галер с тремя рядами весел) для битвы при Сала-мине в 480 г. до н. э., для которых было необходимо 6000 мужчин призывного возраста, хотя общее население острова Эгины в то время составляло всего 9000 человек. Фукидид рассказывает об интересных дипломатических переговорах, состоявшихся между Афинами и Коринфом в 432 г. до н. э. Коринф проводил политику, в соответствии с которой пытался выкупить афинских гребцов, которые, как утверждалось, все равно были наемниками. Перикл, участвовавший в переговорах со стороны Афин, утверждал, что Афины могут предоставить своим гребцам нечто большее, чем просто зарплаты. Они могли обеспечить безопасность труда и безопасность для домов гребцов в городе-государстве (на самом деле он угрожал гребцам, подчеркивая, что Афины могут отказать им в возможности вернуться на родину). Он допускал, что большинство гребцов происходили из других греческих государств, за исключением рулевых и унтер-офицеров, которые были афинянами. Поэтому расширение военного флота несло с собой иерархию. Более крупные города-государства командовали гражданами более мелких государств: мульти государственная система давала сбои.
Похожие изменения происходили и в сухопутных войсках: поскольку силы наемников возрастали, граждане бедных государств сражались как гоплиты-лшит/ (потомки свободнорожденных иностранцев) на стороне тех городов, которые были богаче. Так как рост ресурсов предполагал рост армий на поле боя, сами армии становились тактически более разнообразными. Фессалийская конница, скифские и фракийские лучники (все формы северных пограничных земель) координировались с гоплитами, повышая иерархию и централизацию.