Тем не менее внезапное возникновение значительно более могущественных в смысле их трансцендентности религий не было уникальным событием. В течение тысячи лет — от рождения Будды до смерти Мухаммеда — возникли четыре великие «религии книг», которые до сих пор доминируют в мире: христианство, индуизм, буддизм и ислам. Можно еще больше сократить этот отрезок исторического времени до семи столетий, если учесть, что буддизм и индуизм окончательно оформились в период около I в. до н. э. Начиная с этого времени они, как и другие две религии, в наивысшей степени сосредоточились на индивидуальном универсальном спасении, цель которого — освобождение от земных страданий через определенного рода систематический план нравственной жизни, доступный для всех вне зависимости от класса или партикуляристской идентичности[85].
В этой главе будет затронута лишь одна религия спасения — христианство. В следующей главе я очень кратко рассмотрю ислам и конфуцианство. Затем последует более подробный анализ индуизма и буддизма с большим акцентом на первой религии. Я буду отстаивать мнение, согласно которому индуизм представляет собой апофеоз (апогей) идеологической власти, какой только знало человечество. Я рассматриваю эти религии в качестве основных воплощений автономной трансцендентной идеологической власти в истории человечества. Природа власти является основным предметом этой и следующей глав.
Христианство было формой идеологической власти. Его не распространяли силой оружия, в течение нескольких веков оно не было институционализировано и не служило опорой власти государства, практически не представляло собой экономических стимулов или ограничений. Оно провозглашало монополию божественной власти на знание конечных «смысла» и «предназначения» жизни и распространялось, когда люди верили, что это правда. Из такой перспективы жить действительно осмысленной жизнью можно было, только обратившись в христианство. Таким образом, власть христианства изначально покоилась на соответствии между христианским посланием, мотивацией и потребностями вновь обращенных. Именно это уравнение нам необходимо реконструировать, если мы хотим объяснить власть христианства.
Само христианство помогает нам реконструировать только одну часть этого уравнения. Оно, как первым заметил Мухаммед, — одна из «религий книги». Практически с появления христианства верующие записали его послание и комментарии о нем. Кроме того, доктрина затрагивает проблему реального (или постулируемого в качестве реального) исторического процесса. Христианство легитимирует себя при помощи исторических документов, важнейшие из которых составляют Новый Завет. С некоторыми историческими и лингвистическими оговорками исследователи используют эти документы, чтобы проследить развитие христианских доктрин.
Но другая часть уравнения — потребности и мотивация верующих — оставляет массу сомнений. Исследователи пренебрегают ими в силу других аспектов христианской истории. Это история великого, практически невероятного успеха. Христианство распространилось настолько быстро и широко, что процесс распространения выглядел практически «естественным». Господство христианства над нашей культурой ослабело в последние несколько столетий, но парадоксальным образом это лишь усилило склонность исследователей рассматривать распространение христианства как «естественное». В этом смысле большинство скептиков последних столетий не переняли эстафету Гиббона. Они проигнорировали церковную историю, оставив ее священнослужителям, которые пишут книги о христианстве одного из двух типов. Первый тип — это вдохновляющая книга о послании Христа, о мужестве и вере его последователей, которые актуальны и по сей день. Актуальность означает установление базового сходства между человеческими потребностями тогда и сейчас, так что христианство находит (или должно находить) готовые ответы в самой «природе человека». Второй тип — это теологические книги о доктринальных проблемах, уделяющих мало внимания мотивации и потребностям, за исключением тех, которые могут быть выведены из популярности определенных доктрин. В основе отсутствия интереса к реципиентам христианства лежит исходное и простое убеждение в том, что христианство распространилось, поскольку оно истинно.
В результате мы имеем разнородную литературу по вопросу власти христианства, типичным примером которой является хорошо известная вводная книга по раннему христианству Г.Чедвика (Chadwick 1968), полезная тем, что рассматривает доктринальное воздействие и развитие, однако поверхностная в исследовании причин его распространения. Это предметное поле содержит меньше социологической сложности, поэтому мое исследование придется начать издалека, дальше, чем мне бы хотелось.
Вторая сложность состоит в двойственной природе призывов раннего христианства. Его послание распространилось в целом ряде отдельных областей, начиная с крестьян — говоривших на арамейском палестинцев, к городским евреям — говорившим на греческом сообществам, греческим городским сообществам, римским городам, императорскому двору и сельской местности. Сначала оно появилось на востоке и юге, затем на западе и севере и, наконец, среди варваров. За это время его значение претерпело едва ощутимые изменения. Даже исследования доктрин допускают заключения, что потребности верующих также должны были различаться. Тем не менее вопреки такому нелегкому путешествию послание не изменилось и никогда не теряло своих адресатов (сохранило в определенной степени первые два). Это второй универсальный уровень обращения, который еще больше убеждает, что обращение христианства было простым и естественным. Но этот «универсальный» призыв практически полностью ограничивался границами или сферой влияния Римской империи. Поэтому, чтобы работать с подобного рода партикуляризмом и универсализмом, необходимо обратиться к этой империи.
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ПРИЗЫВ ХРИСТИАНСТВА В РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
Существуют три части доктринального доказательства в пользу относительной универсальности призыва христианства. Первая часть доказательства относится к событиям, предшествовавшим рождению Христа: рост монотеистических, синкретических, проповедующих спасение течений на Ближнем Востоке в течение нескольких веков, начиная со времен Зороастра. Как следует из главы 8, это был не постепенный рост, когда тенденции к монотеизму и спасению, характерные для зороастризма, ослабли в связи с сопротивлением традиционных иранских религий. Но эти тенденции быстро возродились в столетие, предшествующее появлению Христа. Первые древнегреческие философы развили представления о едином перводвигателе. В более поздние, классические времена они стали более «религиозными», например концепция «чистой формы» Платона подразумевала наличие сверхъестественной трансцендентной силы. В эллинистическую эпоху спекулятивная философия часто сливалась с народными мистическими культами, одни из которых были греческими (например, культы Орфея, Диониса, Элев-синские мистерии), другие — персидскими (например, митра-изм — культ бога света). Участие в них могло обещать верующим воскрешение после смерти и спасение. Такие культы были распространены, подобно греческой философии, во всей Римской империи. Слияние культов с философией было лишь частичным, поскольку спасение было результатом участия в ритуалах, иногда в экстатическом опыте, а не результатом систематического рационального постижения мира или производных от него этических форм, моральных кодов поведения. Другим основным элементом синкретического роста был религиозный монотеизм иудаизма. Его развитие было в известной степени исконным (последствием исходного персидского влияния). Лишь позднее, во II в. до н. э., евреи столкнулись с вызовом со стороны греческой культуры. Они раскололись надвое: одна группа стала относительно эллинизированной (саддукеи), другая отстаивала самобытность евреев (фарисеи). Фарисеи были народно-демократической группой, поэтому, чтобы противостоять влиянию сотрудничавших с римлянами аристократов, они стали выдвигать достаточно жесткие этические требования к индивидуальным семейным отношениям в противоположность саддукеям, апеллировавшим к более широкой цивилизации. Но общим для обеих групп было то, что они все больше полагались на письменное слово, сакральные тексты и комментарии, что, как следствие, стимулировало грамотность и обучение.
