Голос Кёко отражался от бамбуковых стен ротенбуро и тонул в тумане горячих источников. Удивительно нежный мотив приобретал необычное звучание, укутанный её низким тембром. И казалось, что сама ночь тянулась на её зов, сгущала тени вокруг ротенбуро, скрывая Кёко от всего мира. Потускнел огонь в каменных торо, потухли светлячки, даже луна закатилась за облака, унося с собой свет.

Мико осторожно заглянула в ротенбуро. Нагая Кёко сидела на краю купели, опустив одну ногу в воду, а другую подтянув к подбородку и положив голову на колено. Волосы белой волной падали на спину и плечо. Кёко смолкла, завидев Мико, и улыбнулась.

– Присоединяйся, волчонок, – сказала она и соскользнула в воду, не заботясь о том, что волосы касались воды.

Мико молча скинула одежду и пошла к бочке с водой, чтобы помыться, прежде чем забраться в онсэн. Кёко снова запела себе под нос, на этот раз без слов, подобрала волосы и скрутила в тугой пучок на макушке.

Мико забралась в горячую воду и запрокинула голову. На небе не было звёзд, только луна слабо просвечивала сквозь мутную дымку.

– Как ты? – спросила Мико.

– Жить буду.

– Ты как-то сказала, что просить помощи не слабость. – Мико обернулась к Кёко, та смотрела на дикий сад. – Я хочу, чтобы ты знала, что, если помощь нужна тебе, я рядом. Все мы рядом.

– А по-моему, это я вам помогла, – хмыкнула Кёко, откидываясь на борт купели. – Уже завтра весь клан Инугами будет сражаться на нашей стороне.

– Спасибо тебе за это, – ответила Мико. – В следующий раз давай сначала обсудим план действий, прежде чем… отрывать кому-то головы и продавать себя в рабство.

Кёко громко рассмеялась.

– Договорились, волчонок! В следующий раз – обязательно, – голос её смягчился и стал тише: – Извини, что заставила волноваться.

– Угу.

Они надолго замолчали: слушали, как журчит вода, выливаясь из бамбукового желоба. Из-за облаков наконец выглянула луна и нырнула в купель, Мико перебирала пальцами воду, заставляя отражение менять формы. Кёко опёрлась локтями о борт и закрыла глаза, от её кожи исходил зыбкий пар, смешиваясь с туманом, с волос на плечи и грудь падали и сбегали обратно в онсэн капли.

– В своей жизни я не жалела всего о двух вещах, – нарушила тишину Кёко и вернула взгляд ночному небу. – О том, что встретила Хидэо, и о том, что спасла жизнь Такае. Тогда я даже подумала, что моя жизнь хоть чего-то стоит. А в итоге… одного я убила, а другого завтра привяжу к себе и навеки сделаю несчастным. Впрочем, ничего нового, я всё порчу уже двести с лишним лет. – Кёко мрачно рассмеялась.

– Ты о чём?

Кёко ответила не сразу, будто собиралась с силами. Мико терпеливо ждала. Подул холодный ветер, поэтому она погрузилась в горячую воду по самый подбородок.

– Волки вымерли далеко не сразу после того, как клан Ооками свергли, – наконец начала свой рассказ Кёко. – Они не прекращали попыток вернуть власть, бились до тех пор, пока волков и Инугами не осталась лишь жалкая горстка. Всё, на что хватало сил, – удерживать под своим контролем Небесный город. А потом наша провидица предсказала моё рождение. – Кёко закатила глаза и изобразила торжественный тон: – Рождение белой волчицы, которая изменит судьбу клана. Мои родители тогда возглавляли клан, и в помёте я оказалась единственным белым волчонком. Я ещё не успела оторваться от материнской сиськи, а меня уже начали готовить к великой цели. Бесконечные тренировки, чтение, каллиграфия, этикет – Ооками помешаны на этикете – в моей жизни было столько правил и опеки, что я не могла дышать. Мне… мне даже молились. Волки пали, но в землях Истока было достаточно ёкаев, которые хотели бы снова увидеть их на троне. Хранители узнали об этом и обо мне. Стали собирать войско, чтобы подавить восстание ещё до его начала. Они подошли к городу: Кацуми, Нобу и бессчётное число бушизару. Мне сказали вести волков в бой, провидица сулила нам победу и моё восхождение на Хого. Мне было всего восемнадцать, это мало даже по меркам людей, не то что по меркам ёкаев… – Кёко замолчала, опустила взгляд, словно силясь разглядеть в тёмной воде картины прошлого. – Я так испугалась. Я ничего этого не хотела: ни битвы, ни власти, ни своего предназначения… – Она вздохнула и отвернулась от своего отражения. – Я сбежала в ночь перед битвой, ушла в земли людей. Родители никому не сказали, отправили Такаю найти меня и вернуть. Они сами повели волков в бой. И на этот раз Хранители убили всех волков до последнего… Я часто думала: останься я, что бы случилось? Я бы тоже умерла? Или… как и предрекала провидица, мы бы победили? Я должна была спасти клан, но моя трусость его уничтожила.

Когда Такая нашёл меня, возвращаться было уже некуда, да и опасно, – узнай Хранители, что кто-то из волков уцелел, пришли бы за мной. Но я и не собиралась возвращаться. Затерялась среди людей, скиталась то человеком, то волком, а Такая тенью следовал за мной. Мне нравилась его компания, нравилось, что я не одна.

Потом началась война с Империей Хэ. Я пошла на неё то ли ради забавы, то ли чтобы доказать себе, что не трусиха. За мои седые волосы и жестокость к врагам меня прозвали Юки-анэса[1]. Даже на войну Такая пошёл за мной. И чуть не умер. Тогда я сбежала и от него. Замела следы так, чтобы даже он не нашёл меня. Первую жизнь я ему испоганила, заставив присматривать за нерадивой наследницей, надеялась, что хоть вторую он проживёт свободным…

– Он искренне любит тебя, – тихо сказала Мико.

– Я знаю… Всегда знала. И я слишком долго пользовалась его любовью. Во всех смыслах. – Кёко бросила на Мико многозначительный взгляд и грустно улыбнулась. – Знаешь, когда я сегодня увидела псов, подумала, что это мой шанс хоть что-то исправить, хоть что-то сделать правильно. Перестать убегать и наконец исполнить своё предназначение.

– Нет никакого предназначения, – покачала головой Мико. – Тебе не суждено спасать клан, я никакая не Дева Истока, а Хотару даже не дожила до снятия печатей с острова. Мы сами придаём этому смысл: я, ты, люди, ёкаи. Нам кажется, что так мир становится понятным, что мы… знаем, что делать. Но на деле мы – это просто мы, и нас определяют не чьи-то слова и даже не чья-то вера. Неважно, кто ты, важно то, что ты делаешь.

Кёко хмыкнула, скрывая смущение.

– Тогда я даже не знаю, что хуже. Ты слушала? Я за свою жизнь наворотила немало.

– Это правда, и этого уже не исправить. Но можно разобраться с последствиями. Просто знай, что ты не сама по себе. – Мико тепло улыбнулась. – Ты одна из нас, волчонок.

На несколько мгновений Кёко застыла, таращась на неё, а потом её нижняя губа задрожала, глаза наполнились слезами, и она буквально набросилась на Мико, повалив на спину. Всколыхнулись волны, брызги полетели во все стороны, Мико провалилась под воду, но Кёко тут же выдернула её обратно, стискивая в объятиях и громко рыдая. Настолько, что у Мико заложило ухо.

– Ты такая прекрасная! Прости меня за всё, пожалуйста! Я так тебя люблю! Я без раздумий оторву голову каждому, кто заставит тебя пла-а-а-акать! – Последнее слово превратилось в неразборчивый вой.

Мико, не зная, смеяться ей или плакать, обняла Кёко в ответ и погладила по спине.

– Вот именно такие вещи я и прошу обсуждать заранее. Отрывание голов под номером один в списке.

Кёко всхлипнула.

– Ну, Акире-то я могу голову оторвать? – спросила она так невинно, будто просила у родителя купить сладости в лавке.

– Давай попробуем никому в ближайшее время голов не отрывать, хорошо?

– Ты ещё и такая добрая-я-я-я! Почему ты такая добрая-я?

Мико улыбнулась и обняла Кёко крепче.

– Потому что мир не изменится, если я буду на него злиться. Я проверяла. Но меч у меня заточен.

Кёко плакала ещё долго. По Хидэо, по своим ошибкам и по своему прошлому, но в конце концов слёзы высохли, она отпустила Мико, вытерла раскрасневшийся нос и выпрямилась.