Провела губами по его скуле к краешку губы и мужчина со стоном поймал мои губы. Прошелся по ним языком, скользнул в рот. Обхватил ладонью за затылок, надавил, углубляя поцелуй. Смаковал каждый сантиметр моего рта, задыхаясь от эмоций.

Адреналиновый откат вызвал дрожь в теле, но она очень быстро сменилась дрожью иного характера. Теперь я дрожала от желания.

- Завтра домой поедем, - хрипло прошептал Макс, прислонившись лбом к моему лбу. – Не в тот дом, в другой. Но бояться тебе нечего, запомни.

Я подавилась воздухом.

- Ты… ты нашел того, кто меня заказал?

- Света, мои проблемы…

- Из-за твоих проблем меня подстрелили, - взвизгнула я, отодвигаясь.

Словно в подтверждение моих слов, плечо прострелило болью.

Макс зажмурился.

- Я же сказал, что тебе бояться нечего.

- Отлично, - я сползла с его колен, - это меня очень успокоило. Вот прям очень!

- Что ты хочешь, Света?

- Чтоб ты рассказал, что собираешься делать.

Мой голос звучал как-то иначе. И тон был другим, и ощущения. Какие-то странные. Другие. Словно сейчас, здесь, рядом с Максом была уже какая-то другая я. Новая. Словно прежняя я умерла в той зале на руках у Димы, а вместо нее появилась совершенно другая женщина, в которой от прежней сохранилась лишь нереальная, необъяснимая и всеобъемлящая любовь к этом мужчине. Любовь, пронесенная через долгие одиннадцать лет. Любовь больше жизни.

***

В палату зашла мама. Одетая в треники, худи и дутую куртку, без макияжа и с хлопковым шоппером в руках, она была едва узнаваема. Где укладка, стрелки, каблуки?

Вспомнилось все, что я ей наговорила. Пожалуй, пребывание в полуадеквате из-за обезболивающих пришлось кстати. Вряд ли в ином состоянии я бы такое смогла.

Прежняя я. И ей бы сейчас было стыдно за сказанное, это точно.

- Максим, мне нужно поговорить с дочерью.

- Добрый день, Милена, - едко ухмыльнулся он.

Но с готовностью вскочил с койки.

- Макс…

Он склонился к моему уху. Нарочно касаясь его губами.

- Я сейчас поеду в клуб на пару-тройку часов, Света. Нужно пару дел решить. Потом вернусь и мы поговорим. Даю слово.

- Пожалуйста, не делай глупостей, - это все, что я могла сказать.

Помешать такому, как Макс я – обычная женщина - не в силах. Тем более сейчас.

Макс резко выпрямился и, придерживая раненное плечо, вышел за дверь. Мама проводила его презрительным, полным неприязни взглядом.

- Светлана, помнится в юности он тебя бросил даже не удосужившись сказать об этом. Я, конечно, понимаю, что Миша тебя без гроша оставил. Но не кажется ли тебе, что ты променяла шило на мыло? Он, этот мальчик, кем стал? Бандюком самым настоящим! Где это видано, чтоб сейчас, в двадцать первом веке, средь бела дня в людей стреляли?! И где была его охрана…

- Мам… Я очень признательна тебе, что ты приехала, - я села на кровати повыше. - Еще сильнее я этому удивлена. Но, кажется, тебе пора возвращаться в Польшу. Заниматься мужем. Который «шило», а не «мыло».

Мамино лицо пошло алыми пятнами.

- Ты наказываешь меня, да? За то, что я не захотела терпеть измены и пренебрежение твоего отца…

- Я никого не наказываю, мам. Ваши отношения с папой – это ваши дела и ваш выбор. То, как мало было тебя в моей жизни, в жизни твоей дочери – это твой выбор…

- Я не могла тебя забрать. Илья не отдавал!

- Мам, вы развелись, когда мне было четырнадцать лет. И из всех этих лет, хорошо если ты провела со мной половину. Я никогда не была тебе нужна… Да-а, блин, ты родила меня просто потому, что папа не дал сделать аборт и не говори, что это не так.

Мама приложила ладонь к груди, вскинула голову и часто заморгала. Великая актриса!

- Твой выбор, каждый шаг, который ты сделала в жизни привел тебя к результату, который имеется сейчас. И попытка искупить вину, которая и является первопричиной твоего приезда и предложения забрать меня в Польшу, абсолютно бестолкова. Я взрослый человек и способна сама разобраться со своей жизнью. Но, даже будь иначе, я ни за что не поехала бы с тобой в Польшу. На том простом основании, что ты для меня чужой человек, мам.

- Как ты можешь? Как у тебя язык поворачивается говорить такие слова матери? Я рожала тебя в муках! Двеннадцать часов рожала! А отец твой обожаемый где-то шлялся в этот момент! Приехал через сутки помятый весь, пропахший дешевыми духами и перегаром!

Она прикрыла глаза ладонью и громко всхлипнула. Затем буквально упала в кресло и зарыдала вголос.

Я с жалостью смотрела на эту все еще очень красивую женщину. Ту, которую столько лет хотела видеть своей мамой. Той, что читает сказки по вечерам, дует на разбитые коленки и лечит, когда болею простудой. Заплетает косички перед школой. Приходит на линейки и школьные спектакли… Вот только она почти никогда такой не была. Почти никогда всего этого не делала. Это тетя Люба читала мне сказки, пела колыбельные и заплетала косички. Это папа приезжал на каждый утренник и каждую линейку, несмотря на вечную занятость бизнесом…

Папа. Мама. Почему так? Как и почему так получилось в жизни, что эти два самых главных человека выбрали не меня? Фактически предали? Променяли на сцену, свободу, деньги? Какими бы ни были причины и намерения…

Мама затихла. Достав из кармана брюк сложенный вчетверо носовой платок, промокнула им почему-то совсем не покрасневшие глаза. Грациозно встала, взяла сумку с продуктами и так же грациозно выплыла за дверь, хлопнув той напоследок.

Мне не было больно. Не было и обидно. Быть может смерть, с которой я столкнулась лицом к лицу пару дней назад заставила на все смотреть по иному. Я почувствовала, что простила им. И маме, и отцу. Почувствовала, что отпустила прошлое. Что оно осталось в той, старой жизни вместе с прежней мной. Запуганной. Несчастной. Слабой настолько, что много лет позволяла вершить свою судьбу другим.

Глава 23

Макс

Плечо будто каленым железом жгло. Опять лопнули гребаные швы. Хорошо Света не заметила.

- Егор, ты нормально делать можешь? – сквозь зубы прошипел, когда тот налепил повязку.

- Я нормально делаю, босс, - буркнул он. – Мышце покой нужен.

И выразительно посмотрел на мои сбитые костяшки. Укоризненно даже. Офигеть. Борзеем, да?

- Макс, что делаеть будем? – подал голос Ромыч.

Правая скула у него опухла и посинела. Моих рук дело. И от этого дерет внутри. Превращаюсь в долбанного психа. Уже на своих кидаюсь. Что, если в какой-то момент под руку попадет Света?

Да лучше сдохнуть!

Вспомнил о ней и наяву почувствовал тепло ее маленького, хрупкого тела. Как прижималась и по груди гладила. Губки ее сладкие… Бедра круглые… Влажная и горячая дырочка… Узкая, как перчатка.

Член дернулся в штанах, уперся в ширинку…

- Макс! С Бушем что делаем?

Возбуждение вмиг трансформировалось в ярость. Кровь забухала в ушах, а перед глазами пелена красная сгустилась. Лица моих еле различал, слова гулом в ушах. Руки в кулаки сжались.

- …нельзя делать. Сам говорил, Скорпион беспредела не потерпит.

- Беспредела? – подорвался с кресла, на котором Егор меня латал. – Этот урод мою женщину заказал! Мою! Женщину! Заказал! После «ничьей»! Беспредела, говоришь?!

- Макс, успокойся, я тебя прошу!

Пожалуйста, не делай глупостей. И эти глаза в пол-лица. Тонкого, бледного личика с алыми губками. Маленькие тонкие ручки и на моем лице…

Не делай глупостей.

Стянул рубашку с сосведнего стула, надел, поморщившись от боли.

- Егор, обезбол есть? – спросил идя к бару.

Достал початую бутылку вискаря. Не лучшая идея, учитывая, как кроет, зато подействует сразу. Долбанная рана силы высасывает, а они мне ох как нужны.

- Со спиртным не лучшая идея.

- Не учи отца. Давай, - протянул руку ладонью кверху.

- Колоть лучше.

Я хлебнул из горла вискарь. Рот и горло обожгло так, что закашлялся, согнувшись пополам. В глазах потемнело от боли. Отставил бутылку, вернулся в кресло. Стянул рукав со здоровой стороны.