– Моя благодарность вам, – перед расставанием обратился к владелице Фаренгейт, чей привычный образ в элегантном зеркале преобразился лишь от одной новой детали.

Женщина в мужском пиджаке улыбнулась.

– Некоторое время назад я бы наверняка посчитал это верхом безрассудства, ведь за такую сумму можно было приобрести целый ящик консервов, – уже без слов подумал посетитель, провожая взглядом удаляющиеся силуэты бронемашин. – Консервы еще недавно составляли добрую часть рациона рядовых горожан.

В городе снова было неспокойно, в воздухе повисло предчувствие предательства и зреющего заговора. Ночные рейды солдат, после которых оставались лишь выломанные прикладами двери, и бесследно исчезали люди, нисколько не добавляли горожанам уверенности в счастливом завтра.

Довольный приобретением мужчина не желал об этом думать и вскоре вновь оказался на улице, утопающей в огнях газовых фонарей, что желтыми пятнами растекались в извечной дымке, добавляя облику Елисейских полей какой-то нереальности, словно стойкое ощущение надвигающейся катастрофы сменилось покоем. Ровно над дорогой в полусотне метров от Фрэнка бесшумно проплывал силуэт цеппелина «Мария», будто бы герой, находясь на дне морском, запечатлел медлительных и грандиозных своей исключительностью подводных исполинов древнейших эпох над собой.

– Обитель новой элиты. Нулевой округ Парижа прямо в скалах парящих островов, – подумал о конечном пункте назначения этой летающей громады с красивым женским именем Фрэнк, сделав несколько шагов в сторону от витрин, этим вечером он больше не хотел видеть той продавщицы, с которой был без причины откровенен.

Фаренгейт нисколько себя не винил, поскольку такое иногда вполне могло происходить со случайными собеседниками или попутчиками, ведь следующей встречи, как и следующего разговора с ними не предвидится, а за откровенность почти никогда не придется нести ответственность. Вероятно, он, оказавшись уже в полусотне метров от магазина, уже навсегда позабыл эту женщину.

Герой в темном пальто и старомодной шляпе бесцельно шел по брусчатке, почти утратив счет времени, как вдруг внезапно до него донеслась речь на французском языке, которым так удачно владел Фаренгейт. В университетские времена иностранная профессура часто заглядывала на его лекции, очень вряд ли что они надеялись услышать что-то новое для себя в аудитории, скорее просто истосковались по родному языку.

Слова повторились вновь, должно быть, они были адресованы Фрэнку, тот замер под повисшем на фонарном столбе флаге трех цветов.

– Не подскажите, где отыскать четвертый егерский полк? – снова повторился прохожий, которым оказался юноша в широких красных штанах и синем офицерском кителе. – Готов поклясться, он стоял здесь минуту назад.

Китель был ему слишком велик в плечах, делая незнакомца нелепым, будто бы он получил форму в спешке и совсем недавно. Остальное обмундирование выглядело исправным.

– Сначала я принял вас за актера массовки, – несколько бестактно прокомментировал наблюдения Фрэнк.

– О чем это вы?

Задумчивый герой чувствовал на себе полный негодования взгляд юноши, чуть позади него стояла неимение растерянная дама в длинном, почти до земли, платье и шляпке, походившей скорее на берет. Лица ее в тени не было видно, лишь изящный контур проглядывался под прядями собранных волос.

– Позвольте всего один вопрос, – не ответил Фаренгейт.

Терпеливый юноша в образе офицера молчал.

– Вы ведь не помните, как оказались здесь? – начал допрос герой, которому в стенах «Вавилона» слишком часто доводилось слышать рассказы тех, кому после прибытия в город выдавали паспорт верноподданного.

Офицер, равно как и его таинственная спутница в тени, принял заинтересованный вид, а в его глазах прослеживалось искренне изумление. Подобную эмоцию было сложно подделать.

– Один из дней вашей привычной жизни внезапно оборвался, и наступило это мгновенье, которое нельзя перепутать ни с чем иным, точно взор божий или ангельское прикосновение к самой душе, – в подробностях продолжал Фаренгейт. – И вот вы уже поздним вечером стоите посреди улицы не в силах разобрать ничего вокруг, что так знакомо, однако кажется таким предательски не настоящим из-за мглы?

– Не стоит зазря сгущать краски, – проронила девушка, шелохнувшись в тени, пока мимо всех троих время от времени проходили горожане, Фрэнку очень повезло, что все они были людьми или имели не так много внешних различий.

– Верно, – неясно сказал юноша, когда на его лице отчетливо взыграло смятение. – Все было именно так.

Герой и молодой офицер в нескладной форме стояли под фонарным столбом, выгоревший триколор пятой республики алой тканью изящно склонился к брусчатке, на которой сверкающим ярким пятном стелились и падали огни вывесок небезызвестного эльфийского заведения. Закрытый ресторан, куда бы смог без труда смог попасть Олаф, чтобы оказаться среди тех, кто всеми силами держался за прошлое: за утратившими всякий смысл звания и ранги, создавая для себя отдельный от реальности мир грез вперемешку с воспоминаниями.

«Старая гвардия». Такое название носило это место, где собирались бывшие кавалеристы из числа эльфийского войска, чье королевство бесследно сгинуло вместе с белым туманом. Даже регулярные погромы проходили это заведение стороной, будто бы одним из условий капитуляции было негласное условие, согласно которому солдаты внутри стен гарантировали безопасность и особый статус немногочисленных эльфов. В прочем, у всех этих догадок не имелось никаких доказательств.

Дама отвлеклась от странного разговора, бросив свой взгляд на стальную громаду Эйфелевой башни, сгорающей в золотящихся огнях посреди полутьмы вечернего города, точно самый чистый бриллиант на шее не менее очаровательной девушки.

– Пожалуй, что-то в этом мире вечно, – тоскливо произнесла незнакомка, порыв ветра оголил косы ее темных волос, от чего Фрэнку показалась, словно она своей наивностью сумела разгадать тайну произошедшего конца света.

– Разве это служит объяснением? – спросил напрямую у героя юноша.

– Скорее нет, поскольку объяснения не знает даже господь бог, – говорил отстраненно Фаренгейт, предчувствуя нетерпение в голосе этого мальчишки.

Широкий проспект вокруг сделался безлюдным, словно все вокруг затихло, чтобы только не мешать разговору этих троих, вернее откровению одного. Даже дьявольские вороны, что так любили прислушиваться к разговорам, исчезли.

– Господин офицер, могу лишь вам позавидовать, ведь вы оказались здесь не одни, – перечислял Фрэнк, будто бы на мгновенье представил себя на месте этого человека или Эмилию на месте незнакомки. – Вам больше не придется проливать кровь на полях великой войны, форму можете выбросить или повесить в шкаф, чтобы надевать ее, предаваясь воспоминаниям.

Герою вдруг показалось, что мальчишка в нелепом обмундировании по завершении его короткой речи вдруг отчетливо осознал собственную беспомощность, в оставшихся после дождя лужах у его высоких сапог находили свое отражение мягкие огни фонарей с повисшими бессмысленно флагами. Вечер хотел выглядеть обыкновенным, но совершенно внезапно капли на брусчатке пришли в движение и неспешно посыпались к небу. Начался обратный дождь.

– Как это? – односложно высказался офицер, тут же взяв или скорее схватив за запястье свою спутницу, чтобы посреди рушащегося мира уже никогда не отпускать.

Миловидное лицо девушки вместе с прямым носом и аккуратными бровями на веснушчатом лбе перестало быть невидимым для Фаренгейта, глаза изумленных незнакомцев застыли на неизменной Эйфелевой башне вдали, словно именно в ней таились ответы на все вопросы. Обратный дождь не прекращался, капли срывались с луж и сыпались на хмурое небо, пропадая за густыми тучами.

– Это просто сон, – не выдержала дама.

– Пусть будет так, – не стал разубеждать обоих Фаренгейт, наслаждаясь по-настоящему завораживающим действом: кроны деревьев, в которых уже можно было без труда отыскать пожелтевшие листья, зашуршали, пока с них стекала влага, устремляясь куда-то к густым тучам.