Поставил рядом с собой небольшой радиоприемник, который тоже прихватил из машины. Телевизора здесь нет. Так и уснул под бубнеж пустобрехов, которых расплодилось немерено, вернее, расплодили. Он знал, что многим из них платят те же Джоны и Биллы, крутившиеся во всех властных структурах.
Никакой новой информации из этих новостей и ток-шоу Игорь не получал, он имел гораздо более точные сведения, без пропагандистской лакировки. Эта лакировка напоминала ту, что наносили на картины. Со временем лак покрывался патиной – сетью мелких трещинок, с одной стороны, указывающих на высокую цену старинного полотна, а с другой стороны, в конечном счете сама картина могла полностью исказиться.
Игорь нарочно назначил встречу с Кабиром не на утренний час. Во-первых, лишний повод задержаться в Старичах, во-вторых, он запланировал контакт с еще одним агентом, из офицеров. Тот категорически отказывался общаться на территории учебного центра.
Пересеклись в маленьком сельском магазинчике. Затем вместе вышли на задний двор, где громоздились штабели пластиковых ящиков и стояли еще советские деревянные хлебопекарные тележки на ржавых колесиках.
– Не понимаю, почему вы здесь, – пробормотал полноватый высокий капитан с орлиным профилем, пряча конверт с деньгами в карман полевой камуфлированной куртки. – Разведка ведь должна работать за границей…
– Тебя это в самом деле волнует? – строго спросил Игорь и отбил у агента охоту рассуждать на подобные темы. – Так что араб? Как он тебе показался?
– Мрачный. Молится периодически. Раскладывает коврик в своей комнате и бьется лбом об пол. А сперва с компасом что-то вычислял.
– Направление на Мекку, – подсказал более сведущий разведчик.
– Да и фиг с ним! – отмахнулся капитан. – Задушил всех своими сигаретами. Дымится этот Хоттабыч, как джинн из бутылки. Так-то нелюдимый, диковатый, но как где бутылку открывают – он тут как тут. Пьет и не пьянеет.
– Ну а насчет баб?
– Что насчет… А, в этом смысле. Как-то сказал, что у него три жены. Дескать, четвертую он не потянет, даже и думать об этом не хочет. Достали его склочные бабы. Одна из Ирака. Другая вроде как из Турции… Так что нет, на этом фронте неактивен. Зато стреляет, как Купидон.
Игорь в который раз подивился образности рассуждений капитана, с которым общался довольно давно.
– Наркотики? – неуверенно спросил он, сомневаясь, что этот арабский Вильгельм Телль смог бы пить, курить, нюхать или колоться и при этом так метко стрелять.
– Не замечал. Он вообще очень спокойный. Мне кажется, его трудно выбить из колеи. Похоже, столько в своей жизни повидал, что его ничем не смутишь.
Игорю не нравилась такая уравновешенность, хотя он и подозревал, что Кабир причастен к одной из спецслужб. Все указывало на ЦРУ. Участие в ИГ, направление его на Украину в качестве натовского инструктора. С другой стороны – иракское происхождение Кабира и, опять же, участие в ИГ могли говорить о том, что он ненавидит Штаты и все, что с ними связано, и до сих пор остается верен своим иракским спецслужбам. В таком случае его командировка на Украину лишь повод усыпить бдительность церэушников, убедить их в своей лояльности, чтобы реализовать затем какие-то свои цели.
Мысленно Игорь отмахнулся от всех этих умозаключений. В конце концов, он не собирается доверять Кабиру государственную тайну. Лишь воспользуется его знаниями и услугами на определенном этапе. Расходный материал по большому счету и он, и его подпольная террористическая сеть, окопавшаяся в России.
Первые осложнения начались, когда Кабир нехотя признал, что с турками у него проблемы. Не сможет он полететь в Россию через Турцию, а через другие страны затруднительно. Разве что через Польшу в Беларусь. Но он не белорус и не украинец. Араба, попытающегося пересечь границу с Россией, естественно, возьмут под подозрение. Сошлись на том, что лучше пока действовать дистанционно. При нынешней ситуации русские неплохо обставились – границы под контролем, въезд-выезд. И все-таки лазейку найти можно, но не с физиономией и паспортом иракца с сомнительным прошлым и настоящим.
Игорь оставил ему свой номер телефона для экстренной связи и уехал из Старичей, сложив в бардачок машины поверх кобуры с «Фортом-12Б» подписку Кабира в готовности работать на ГУР и пару опросников, в которых араб упорно называл себя парикмахером из Багдада Кабиром ибн Мохаммедом Салимом.
Тревожило то, что наверняка Кабира захотят передать другому разведчику для дальнейшей работы. Как посулил Тарасов: их отдел в ближайшее время загрузят по линии взаимодействия с МИ6.
И все же Игорь не планировал отдавать араба кому бы то ни было. Его убедили в этом показавшиеся странными и даже мистическими три часа, проведенные с ним вместе на конспиративной квартире при свете красного шарообразного абажура, висящего на витом шнурке, способном растягиваться и опускать плафон почти до самого стола, за которым Кабир корявым почерком заполнял опросники. Особенную загадочность придавал красноватый свет этого еще советского абажура. Когда-то такой же был и в семье Игоря, только зеленый.
Красный оттенок убивал свет как таковой. Слоился табачный дым по тесной кухне старой хрущевки, и снова все виделось Игорю нереальным. Как сон или фантастический фильм. Чтобы разогнать это ощущение, он попросил у Кабира сигарету, закурил и закашлялся, но ощущение сюрреализма не развеялось.
Он привык, что подобные конспиративные встречи с агентами или разведчиками, приехавшими на Украину из стран пребывания, были серы, деловиты и порой даже откровенно скучны. «Страны пребывания» – в основном бывшие советские республики. На большее замахиваться не приходилось. Не давали. По ту сторону Советского Союза (пусть и бывшего) все тот же железный заслон. Им дают по рукам при малейших поползновениях вести разведку в Европе, в Америке и далее везде. Зачем разведывать? Они же союзники. Сами сообщат все необходимое, ведь даже делятся оружием, правда, БУ или бракованным, часть которого довольно успешно и с хорошим наваром украинцы переправляют, скажем, в воюющий Йемен.
Это Игорь знал наверняка. Один из деятелей в его ведомстве в свое время лично участвовал в продаже крылатых ракет Х-55 Ирану, а персы в свою очередь снабдили ими хуситов в Йемене, атаковавших саудовский нефтезавод. Продали их еще в начале двухтысячных. Так что тропинка протоптанная.
А западным оружием, попадающим в руки бойцов ВСУ, толком никто владеть и не умеет. «Народ у нас, конечно, смекалистый и рукастый, – утешал себя Игорь. – Методом «тыка» разберутся там, где их недоучили или они недопоняли, но все же «калашников» так и остался более привычным оружием еще со времен афганской».
При этом депрессивном освещении чай в чашках казался болотной жижей, а хриплый голос араба завораживал. Может, усиливал эффект заваренный до состояния чифиря чай. Такой пьют на Ближнем Востоке, его приготовил сам Кабир.
Он отказался исповедоваться про свою реальную жизнь и выдавать подлинную профессию, твердил, что был цирюльником в Багдаде. Однако охотно поведал, как со своими бойцами черного халифата разграбил православный монастырь в Маалюле, участвовал в боях за аэродром Табка, вел уличные бои в Эс-Сауре, пытался взорвать объект Марадыковский в России и мечеть в районе Сургута, по поручению полевого командира их группы перевозил ценности в Турцию из музеев, разграбленных в Сирии. Оттуда их переправляли уже турки коллекционерам и музеям по всему миру, получая свою маржу. Оговорился, что бывал в Пакистане и Афганистане, поскольку там сейчас сосредоточиваются выбитые русскими из Сирии бойцы ИГ, организовавшие пакистанский филиал исламского государства – «Вилаят Хорасан».
Рассказывал он спокойным тоном, с усмешкой в голосе, никакого бахвальства, только четко расставленные акценты своего истинного отношения, обозначенные цитатами из Корана и славословием Пророка, как витыми рамками, которыми в книгах детства Игоря обрамляли тексты сказок и басен. При всем этом благолепии Кабир сочетал религиозные сентенции с отборными ругательствами.