Ефросинья отвесила ему хлёсткую пощёчину.

— Расскажи мне об Одержимом. Кто он, откуда, какие цели преследовал?..

— Я не знаю! — оборвал Эпплуорт. — Он вышел на меня совсем недавно!

Пронина снова ударила его по лицу.

— Я действительно ничего не знаю! — выкрикнул эрл Тамберстон. — Он только просил меня помочь с одним делом! С каким — вам и так понятно.

И ещё удар, и на этот раз кулаком. Изо рта Эпплуорта вылетел окровавленный зуб — такой же гнилой, как его истинное нутро.

— Ты был аристократом Рейвенхольда, достойным слугой Империи, — её охватила слепая ярость. — Что же заставило тебя так низко пасть?

Эпплуорт рассмеялся.

— Похоже, ты никогда не любила… — глумливо сказал он.

Пронину передёрнуло. Она вспомнила Мэтта. Парней из Академии на Великородине. Она всякий раз хотела не просто плотской близости, но чувств. Только страсть всё время гасла, не успев по-настоящему разгореться.

— Я надеялась полюбить тебя, Олдос, — капли слюны изо рта Фроси попали на лицо Эпплуорта. — Ты казался лучше, чем большинство мужчин, которых я встречала. Красивый, галантный, сильный…

Она провела длинным ногтем по груди бывшего охранителя, затем по животу. После чего взяла его рукой за пах. Эпплуорт горько засмеялся — и тут же взвыл от боли.

— Радуйся, что я их не отрезала, — прошептала Фрося. — Я же не дикарка какая-нибудь.

— Пытай меня сколько хочешь, — Олдос пробуравил её ненавидящим взглядом. — Всё равно ничего не узнаешь.

— Не узнаю я — узнает суд, — Ефросинья убрала руку. — Доброй ночи, мистер Эпплуорт. Помолитесь Императору — возможно, Он вас простит.

Она оставила охранителя гнить в камере и направилась к лифтам. После всех этих событий ей так хотелось спать…

* * *

Колокол Литтл-Джона возвестил пришествие утра над Рейвентоном. Свинцовые тучи всё так же нависали над рядами готических шпилей, а капли дождя непрерывно стекали с каменных химер и покрытых шипами контрфорсов. Только лучи светила каким-то образом пробились сквозь плотную пелену облаков, и в городе наступил день. Жёлтые огни небоскрёбов в основном погасли. Оживлённый поток флаеров и флаеробусов между домами стал более плотным — многие горожане отправились на работу.

Пиксель трясся на скамье в полицейской машине. Не огневой вроде тех, которые он прежде встречал в этом мире, а транспортной. Бронированный гроб с реактивными двигателями вместил половину из пятидесяти человек корсарской команды. Оставшаяся половина летела на другом таком же флаере. Рядом с Пикселем сидели Босс и Антимон, Михаил и Беггер, Свинтус, Джефф, Хаямура и прочие «космические волки». Всех заковали в наручники. Одни были подавлены, другие — взволнованы, а третьи — невозмутимы и спокойны, по крайней мере, внешне. Больше всех нервничал рулевой из Империи Синто.

Как и вся команда, Пиксель чувствовал голод. Рано утром им дали пустую похлёбку, кусок хлеба и нечто похожее на чай, но всей этой еды будто бы и не было. Даже безвкусная смесь для космических путешественников казалась лучше того тюремного безобразия — по крайней мере, полезнее точно.

Капитан старался держать себя в руках, не проявляя слабости перед командой. Но его мыслей не покидал жуткий — и одновременно грустный образ воскресшего Карла Птитса.

Машины с корсарами на борту сели напротив здания суда, и полицейские распахнули двери. Пикселя и его товарищей дубинками, почти как скот, погнали в сторону входа, где уже собралась толпа.

Башня Нью-Бейли высилась недалеко от собора Святого Бенедикта — и Имперских Садов, где корсары ночью преследовали Одержимого. Вытянутый купол венчала статуя женщины в хитоне, расправившей крылья за спиной. В левой руке она держала чашечные весы, а правой замахнулась длинным мечом, вокруг которого скульптор сделал языки пламени. Капли дождя падали на скрывающую глаза повязку и стекали, будто слёзы Ангела Правосудия.

Не сбавляя шага, Пиксель шёл к входным дверям. Слева и справа от него столпились горожане, которым не давали приближаться полицейские с дубинками и щитами. В основном жители верхних уровней — лощёные господа и дамы в причудливых нарядах. Зонты защищали аристократические головы в цилиндрах, шляпках и чепчиках от капель дождя.

Люди криками и улюлюканьем провожали команду «Аркана», поднимавшуюся по ступенькам. «Как знаменитостей, — подумал Пиксель, — только совершивших нечто нехорошее». Капитан слышал возгласы: «Пиратов на виселицы!», «Корсары — террористы!», «Валите на Зекарис!» и прочие оскорбления, многие из которых были также написаны на плакатах. Приземистый зелёный булькрокпронзительно залаял при виде Пикселя. Хозяин, одетый в малиновый костюм джентльмен с завитыми усами, с трудом удержал животное на поводке.

И только мальчик в форме некой элитной школы, который спокойно стоял на ветру в шортах, улыбнулся корсару и поднял две игрушки наподобие тех, что продавались на Высокой Горе. Узнав в фигурках себя и Босса, Пиксель помахал рукой, насколько позволили оковы.

— Не задерживаться! — грубо сказал полицейский. — Здесь вам не парад!

И подтолкнул дубинкой одного из корсаров, идущих в конце процессии. Тот люто оскалился, но ничего не ответил.

— Мистер Пиксель, прокомментируйте ситуацию!

— Мистер Пиксель, это правда, что вы на стороне Одержимого?

Жадные до сенсаций репортёры хищно кричали капитану с дозволенного им расстояния, однако он им не отвечал.

После ступенек, напомнивших Пикселю местный музей, «космические волки» очутились в вестибюле с высокими потолками, своды которых опирались на колонны. На другом конце длинного зала стоял памятник — кто-то в судейской мантии и завитом парике.

Стражи порядка задержали корсаров на входе, заставив по одному пройти через рамки металлоискателей. Затем каждого «космического волка» просканировали отдельным прибором и прощупали на отсутствие оружия, взрывчатки и других опасных предметов. Бессмысленная мера — и так сабли, пистолеты и всё, что можно, отобрали при аресте.

— Смотрите, я чист! — раздражённо крикнул Антимон. — Императором клянусь!

— Он тебя не простит, разбойник, — бросил осматривавший его полицейский.

За рамками корсаров встретил нервный служащий в деловом костюме, держащий несколько информационных планшетов за пазухой. Его сопровождали восемь вооружённых полицейских.

— М-мистер Пиксель, — волнуясь, выдал он. — П-прошу за м-мной.

Команду брига посадили в просторном зале с таким же высоким сводчатым потолком. На белых стенах висели портреты угрюмых рейвенхольдцев.

— П-подождите здесь, с-сэры, — сказал служащий, кивая в сторону длинных деревянных скамей.

— Да вы сама любезность, — съязвил Михаил.

Клерк неловко развернулся и покинул зал, а полицейские встали на стражу у входа.

— Ненавижу центральные миры! — выкрикнул Антимон, когда богато украшенные двери захлопнулись.

Пиксель лишь с грустью посмотрел на судового врача.

— У нас на фронтире всё понятно — где свой, где чужой, и только О’Доэрти бузит иногда, — продолжал тот. — А здесь… Здесь нас бросили в тюрьму свои же, и под каким-то надуманным предлогом!

— Разуй глаза, Анти, — буркнул Свинтус. — Как будто не в Империи живёшь.

— Империя Империи рознь, — вставил Босс.

— Там, откуда я родом, к пиратам относятся не лучше, — вполголоса добавил Хаямура.

— Мы! Не! Пираты! — взбесился Антимон. — Мы корсары на службе Его Божественного Императорского Величества, и требуем к себе должного уважения!

— Тише, Антимон! — прикрикнул Пиксель.

— А ты, капитан, с ночи сам не свой! — разошёлся судовой врач. — Сидишь мрачнее тучи, будто тебе плевать на команду, на нас! Что всё-таки там произошло?

Внутри Пикселя закипела ярость, но воли он ей не дал.

— Нашёл время это обсуждать, — ответил он так, чтобы полицейские не услышали. — Мы невиновны, понял? Как будто в первый раз завалили задание.

— Всё же я заслуживаю знать правду, — в голосе Антимона послышалась обида. — Все заслуживают. Мы команда или кто?