— Эй, Карл, что приуныл? — с участием спросил Фридрих.

Он сел рядом со своим другом, придвинувшись к нему.

— Я сейчас подумал о маме и папе, — ответил Авис, — я же для них умер.

— Так ты теперь можешь зажить новой жизнью — тебе такой шанс предоставили! — начал утешать Грюнвальд, положив руку на спину Карла, — жить ради себя и своей идеи. А когда мы всё сделаем, то пригласим твоих родителей жить во Дворцах.

— Пожалуй, — отозвался юноша, вяло улыбнувшись.

Родители потеряли сына, но вскоре он к ним вернётся и подарит новую, лучшую жизнь без смога и заторов Великородины, без нелепых суеверий Империи… И поймут, что будущее за ним, за теми его качествами и чаяниями, которые казались им несущественными…

— Без работы они точно не останутся, — сказал Фридрих.

— Да, конечно, — согласился Карл, — думаю, мама с папой будут рады жить в справедливом обществе.

— Во всяком случае, когда осознают всю свою выгоду.

— Хотя… — Карлом овладели воспоминания из давних времён, — отец считал справедливость утопией, а несправедливость — одним из фундаментальных свойств человеческой природы. Думаю, в глубине души он недоволен существующим положением вещей. Но от меня он хотел, чтобы я вырос приспособленным к жизни и ориентировался на то, что есть, а не на то, что должно быть.

— Обещаю, мы его переубедим, — заверил друга Фридрих.

— А что нам делать с нашими идеологическими противниками? — спросил Карл, — с теми, кого переубедить не удастся?

— Рано или поздно они все перейдут на нашу сторону, — уверенно ответил Грюнвальд, — а тех, кто не перейдёт, мы расстреляем.

Карл отодвинулся от Фридриха, убрав его руку со своей спины.

— Ты говоришь как имперец! — возмутился Авис, напряжённо смотря на приятеля.

— Ну, а ты прям вылитый Лейба, — махнул рукой Рубер, — мы все здесь разрушители, революционеры, а тебя волнует какая-то гуманность. Идёт война, друг! — он повысил голос, — и на войне все средства хороши.

— А тогда чем мы лучше охранителей?

— Тем, что на нашей стороне правда, — горячо сказал Фридрих, — их мысли и деяния полны лжи, а мы несём истину.

— Но если мы так поступим, то нашим идеям грош цена, — яро возразил Карл, — мы сами себя дискредитируем! Как Алмазов, как Империя!

Грюнвальд вздохнул и ответил:

— Ладно, Карл, ты меня убедил. Мы не будем никого расстреливать, мы мирные люди. Надо просто отправить всех недовольных в лагеря.

— Где они будут жить как в санатории, — съязвил Карл, ещё не отойдя от негодования.

— Где они будут жить, а это главное, — спокойно парировал Фридрих, — в тебя что, дух Лейбы окончательно переселился? Так мы сможем найти рабочих на стройку.

— Мне не нравится эта идея, — ответил Авис, — но это лучше, чем вернуться к расстрелам.

— Да и что нам мешает сделать более гуманные условия, чем у имперцев и Алмазова? — произнёс Грюнвальд, — прогресс не стоит на месте, а лишняя жестокость ни к чему.

Карл тяжело вздохнул.

— Думаю, недовольных лагерями будет много — не я один. А в тайне их держать невозможно — все рано или поздно заинтересуются, кто строит новые Дворцы.

— Да, ты прав, Карл. А если лагеря станут тайными, то заключённые будут заниматься бессмысленным трудом. Лишние траты. Так что придётся вернуться к расстрелам.

— Очень надеюсь, что нет, — мрачно ответил Авис.

— Да не переживай ты так — что-нибудь мы придумаем, — заверил его Рубер.

— Надеюсь.

Несмотря на некоторые сомнения, Карл всё же продолжал верить в идеалы проекта. Фридрих дал своему другу книгу Матвея Руденко. Там главный охранитель Великородины расписал природу «одержимости», которую нелестно назвал дегенерацией. Он считал, что это явление имело биологическую природу, и перечислил физические и психологические признаки людей, предрасположенных к ереси и отступничеству.

— Я удивлён, как в Империи меня никто не успел посадить в чёрный флаер, — сказал Карл, — все признаки налицо.

Друзья сидели на кровати — на этот раз в комнате Карла.

— Маловат ты ещё был, — махнул рукой Фридрих, — вот будь ты старше, они б за тобой следили, чтоб не бузил.

— И забрали бы, как Шери… — обречённо протянул Авис.

Он закрыл глаза и снова увидел её — ту самую, милую и жизнерадостную Шери. Вполне возможно, что она не сделала ничего противозаконного, а люди Иммолато схватили её просто так, руководствуясь какими-то критериями, изложенными в книге.

— Ах, ты про ту свою училку, — послышался голос Грюнвальда, — я почти уверен, что она была одержимой.

— Это для меня дикость, — сказал Карл, открыв глаза, — грести людей только потому, что они не соответствуют какой-то «норме».

— Не понимают они, что одержимые — двигатель прогресса и человеческой истории. Кстати… можно показать тебе кое-что на компе?

— Конечно.

Фридрих встал и подошёл к столу у окна, за которым горели звёзды. Он вытащил из кармана штанов цифровой накопитель и подсоединил его к компьютеру Карла. Тот подвинулся поближе на кровати и вскоре увидел на прозрачном экране новые схемы. Это были Дворцы Справедливости, но другого вида — в них сильнее чувствовалось готическое влияние.

— Что это? — Карла терзало любопытство, — какой-нибудь Архидворец?

— Мы будем строить особые Дворцы для одержимых, — заманчиво произнёс Грюнвальд, — так мы облегчим их одиночество. Да и каждый найдёт себе пару легче, чем в обычных условиях.

Авис представил, что на каждой планете будет свой Тёмный Замок, где одержимые поселятся отдельно от «нормальных людей». И тогда он и похожие на него люди больше не будут вынуждены страдать в обществе, живущем по другим законам и считающим их единственно верными.

— Это… это великолепно! — Карл не мог скрыть своего восторга, глядя на готические шпили Дворца для «одержимых».

— Я так и думал, что тебе понравится, — усмехнулся Фридрих, снова сев на кровать.

— Я всегда за ясность. И свободу от ненужного шлака, — сказал Авис.

— Значит, ты хорошо усвоил истину проекта «Логика», Карл.

— И готов нести её, Фридрих! — голос Карла вдруг стал надрывающимся, а зрачки расширились.

За мгновение Авис полностью изменился и теперь смотрел на своего друга огненным взглядом, в котором сочетались решимость и мольба. Грюнвальд поможет ему воплотить в жизнь все идеи и мечты, на которые у него одного не хватило бы сил. Испытывая сильную привязанность, Карл крепко обнял Фридриха. Закрыв глаза и прильнув к другу, он представил себе скорейшую победу и торжество Дворцов Справедливости в Галактике.

Примерно в то же время Авис встретил в Тёмном Замке девушку под стать себе — из «одержимых». Он впервые увидел её на тренировочной площадке в подземельях. Она носила мешковатые джинсы и зелёную футболку со змеёй. Её малиновые волосы были коротко подстрижены. Только по наличию грудей Карл определил её пол — в таком облике эту девушку легко можно было спутать с парнем.

Второй раз он встретил её в коридоре, где она разговаривала с Грюнвальдом и Высшим Лордом Хотеусом.

— Авис, как приятно вас видеть! — взвизгнул толстый Лорд, когда Карл подошёл к нему, — я тут как раз рассказываю о гегелевской онтологии. Но всему своё время, Рубер! Мне уже пора идти, — и он медленно, вразвалочку пошёл в сторону своего кабинета.

Карл посмотрел сначала на девушку, а потом — на Грюнвальда.

— Карл, это Хардред из моей группы, — представил её Фридрих.

Хардред протянула руку, и Карл с недоумением пожал её. В Империи не было принято женщинам здороваться за руку, особенно с мужчинами. Но в Замке не существовало однозначных общих правил, кроме объективных законов, которые не позволяли разрушителям перегрызть и поубивать друг друга. А желающие сделать это были.

— Очень приятно, — ответил Птитс, — я Авис, хотя меня можно звать и Карлом.

— Извините, мне пора, — громко и резко затараторила девушка, — меня ждут в агитцентре. Потом ещё наговоримся, — и она побежала по коридору во всю прыть.