Исчезновение Вануну не прошло незамеченным. Первой всполошилась «Санди Таймс» и опубликовала предположение, что бравый «Моссад» похитил Вануну прямо в Лондоне. Это небезопасное с точки зрения межгосударственных отношений заблуждение следовало развеять, и израильские спецслужбы, одновременно заметая следы и «прикрывая» методику тайной операции, проведенной в Европе, организовали ряд утечек, маскировавших обстоятельства похищения. Одна из версий представляла дело так, будто бы Вануну был арестован после того, как на юге Франции он вместе с агентессой «Моссада» поднялся на борт яхты, и только после того, как яхта оказалась в международных водах. По другой версии, он вылетел в Париж, где его то ли уговорили, толи усыпили и на самолете компании «Эль-Аль» отправили в Израиль. Журналистам «Санди Таймс» со временем удалось установить больше: сначала — как Вануну выманили из Лондона и увезли в Рим; затем, установить, что в начале октября посольство Израиля в Риме арендовало автофургон и число километров, «накрученных» на спидометре и установленное по записи в фирме проката, точно соответствовало расстоянию до порта Ла Специя; затем обратили внимание, что израильское судно «Таппуз» внезапно и срочно изменило маршрут и в нужное время вошло в итальянский порт, а затем быстренько его покинуло. Журналистам даже удалось раздобыть свадебный альбом Черил Бен-Тов, по фотографиям из которого была опознана «Синди»; узнали даже, что Синтией (или сокращенно Синди) зовут сестру Черил, проживающую в США. Но все же получалось, что «Моссад» сумел схватить преступника и не нарушить при этом британских законов. Премьер-министр Перес мог позвонить Тэтчер и заверить ее, что действительно ни один из британских законов не был нарушен. Это общеизвестная канва событий, устоявшаяся версия, которую не опровергает «Моссад». В общем-то достаточно стандартная операция, и удивляет разве что некоторая грубость, «топорность» работы, которая дала возможность цивильным журналистам быстро узнать ряд важных деталей и даже персоналий, — но и это можно списать на крайнюю поспешность, с которой все готовилось и выполнялось.
Но следует более внимательно проанализировать это дело.
Прежде всего надо отметить, что операция началась намного раньше, чем последовало официальное обращение «Санди Таймс» в израильское посольство, которое якобы переполошило истеблишмент и разведсообщество. Первый звонок прозвенел, — даже если мы будем оставаться в своих рассуждениях в рамках общепринятой версии, — когда Вануну «засветился» на контакте с советским посольством в Катманду. Затем последовали утечки из Австралии. Когда Герреро склонил Вануну «продать» сенсацию прессе, они обратились в целый ряд газет и в Австралии, и в Европе. Точно известно, что эта активность не прошла незамеченной и австралийская Служба безопасности сообщила об этом «Моссаду» (и еще некоторым «дружественным» спецслужбам). Более того, кто-то из австралийских контрразведчиков отправил сообщение об «израильском физике» не только «друзьям», но и откровенным врагам: второму человеку в ООП Абу Джихаду, и, хотя к моменту поступления сообщения адресат был уже мертв, об этом стало известно в ООП. Очень возможно, что аналогичная информация была также получена из европейских столиц. Так что Вануну, судя по всему, моссадовцы «пасли» уже в Сиднее; по весьма достоверным данным, тем же рейсом 11 сентября из Сиднея в Лондон вылетели не только Хаунем и Вануну, но и два агента израильских спецслужб.
Получается, что в одной из ветвей разведки заранее знали о готовящейся «утечке» стратегического секрета. Знали и о контактах Мордехая конкретно с «Санди Таймс» — косвенно это подтверждается тем, что «съемочная группа», оперативники «Моссада», не раздумывали слишком долго, где подкараулить Вануну в огромном Лондоне. Знали — но не предприняли решительных действий до тех пор, пока «утечка» не стала необратимой…
К этому мы еще вернемся, а теперь несколько слов о «качестве» материалов, которые передал Вануну в «Санди Таймс». Да, Вануну был в числе 150 сотрудников из почти трех тысяч персонала «Димоны», который имел доступ на «Махон-2», и мог достаточно подробно и точно описать завод (который, впрочем, не слишком отличался от аналогичных в «ядерных странах», так что техник мог попросту пересказать соответственно подобранную информацию). Решающую роль в подтверждении того, что Израиль изготавливает ядерные бомбы и боеголовки, играли фотографии. А вот они весьма мало походили на снимки, которые торопливо отщелкал фото граф-любитель в обстановке тщательно охраняемого подземного объекта. На снимках прослеживалась вся технологическая цепочка, состав и особенности основного оборудования, планировка помещений — и практически не было людей (высказывалось даже предположение, что на снимках не объект, а макеты). Складывалось — не только у автора этих строк — впечатление, если отбросить предположение о тщательной и дорогостоящей инсценировке, что съемки проводились подготовленным специалистом в ходе большой (и возможно, не одной) экскурсии по Димоне — из тех, которые там изредка проводились по решению или для высшего руководства.
Теперь — об организации съемок. Можно допустить, что охрана Димоны потеряла бдительность один-два раза (хотя бдительности охраны и ее возможностей вполне хватило, чтобы сбить, например, собственный, израильский боевой самолет, когда он отклонился от курса и плохо сработал автоответчик). Но снимки сделаны не за раз и не за два — это большая систематическая работа. Десяток раз пронести фотоаппарат (обычную любительскую фотокамеру) в «Махон-2», где, кстати, так же как на аналогичных объектах во всем мире, рабочая смена всегда переодевается в спецодежду — это, скажем прямо, очень и очень сложно. Снимать в чьем-то присутствии было, очевидно, практически невозможно (да на снимках и нет людей); значит, можно было щелкать фотокамерой только в особые дни или часы, когда в помещениях он оставался один — а таких дней очень немного и ординарный сменный техник о них заранее отнюдь не извещается. Выходит, у него всегда был аппарат наготове — что весьма и весьма сомнительно. Есть еще очень важный технический момент. Крайне сложно (по крайней мере, без спецподготовки) вывезти непроявленные пленки (не одну) из страны — досмотр в израильских аэропортах очень и очень тщательный и правила строгие; а Мордехай, оказывается, их продержал в таком виде вплоть до приезда Хаунема. Так и хочется спросить — а были эти пленки в его багаже в аэропорту Лод?
Еще некоторые соображения. Те, кто допрашивал Вануну в ходе подготовки к судебному процессу, информацией не поделились. На суде «посторонних» не было, хотя некоторые детали просочились впоследствии в прессу. Наблюдатели могли вынести кое-какое мнение только на основании считанных минут, когда Мордехая доставляли в суд и увозили обратно в тюрьму. Но по всем данным сложилось мнение, что на суде Мордехай не был сломлен и угнетен по-настоящему, хотя, естественно, знал о неизбежной тяжести наказания. После вывоза из Рима в бессознательном состоянии, после почти двух месяцев изоляции, напряженных (хотя без пыток — Вануну был хоть и выкрестом, но евреем) допросов, психологического и морального давления, бравый Мордехай находит возможность очень разборчиво, так, чтобы телекамеры «схватили», написать на ладони короткое, но емкое, точно «просчитанное» послание[43], а потом еще неизвестным до сих пор способом сообщить прессе целый ряд обстоятельств своего пленения. Еще один момент. Контакты с семьей, весьма прохладные в «мирной» жизни Вануну, после ареста Мордехая активизировались, а его брат, с которым они вроде никогда не были особенно близки, вдруг проявил непомерную энергию и заботу и в самом деле немало сделал, не считаясь с затратами и риском, в интересах арестованного…
Следующий момент. Простой — но, кажется, еще не заданный ни разу вопрос: а зачем самому Мордехаю Вануну были нужны все эти обращения к прессе после ареста, зачем ему надо было постараться распространить как можно больше информации? Он ведь уже был в Израиле (где нет смертной казни), он уже пережил следствие и предстал перед закрытым, но официальным судом, весь мир знал о нем — иначе говоря, опасность сгинуть без следа ему уже не угрожала, и он это понимал. А вот как-то повлиять на ход суда и смягчить тяжесть приговора его сообщения и разоблачения уже не могли (хорошо если не наоборот, если не усугубляли). Вануну это было ни к чему и, похоже, он действовал не по своей инициативе.
